– Что?
– Мы подготовили танцевальное представление, артистов доставили из театра острова Капри.
– Терпеть не могу, – отрезал Грэм. – Никогда не любил. Это не то… Не то, что мне хотелось бы видеть. И в старые времена у нас были танцовщицы. Они были уже в Древнем Египте. Но вот полеты…
– Это верно, – сказал Линкольн. – Хотя наши танцовщицы…
– Они могут подождать. Могут подождать. Я – не римлянин. У меня есть вопросы, хочу расспросить специалистов о ваших машинах. Мне хотелось бы отвлекаться.
– В вашем распоряжении целый мир, – сказал Линкольн. – Можете выбирать, что пожелаете.
Явился Асано, и они под сильной охраной вернулись по улицам в апартаменты Грэма. Сейчас, при возвращении, собралось куда больше зевак, чем при отъезде, и приветственные крики массы людей порой заглушали ответы Линкольна на бесконечные вопросы Грэма, вызванные воздушным путешествием. Сначала Грэм отвечал на приветствия толпы жестами и поклонами, но Линкольн предупредил его, что такая реакция может быть сочтена неуместной. Грэм, уже несколько утомленный ритмическими выкриками, до конца поездки игнорировал своих подданных.
Сразу же по прибытии Асано отправился за кинематографическими пособиями, показывавшими машины в действии, а Линкольн распорядился о доставке действующих моделей и небольших машин, чтобы продемонстрировать Грэму прогресс в механике за последние два столетия. Несколько приборов для телеграфного сообщения так заинтересовали Хозяина, что он на время забыл даже о замечательном обеде, поданном восхитительно обученными девушками. Привычка курить почти исчезла с лица земли, но, когда он пожелал предаться этой слабости, был сделан запрос, и несколько великолепных сигар прислали из Флориды пневматической почтой еще до конца обеда. Затем явились аэронавты и инженеры, доставившие чудеса техники новой эпохи. Грэм с увлечением разглядывал устройства для вычислений, строительные и прядильные машины, патентованные дверные механизмы, двигатели взрывного действия, элеваторные и водонапорные башни, оборудование для боен и сельскохозяйственные орудия. Все это было для Грэма привлекательнее любой баядеры.
– Мы были дикарями, – повторял он. – Дикарями. По сравнению с вами мы жили в каменном веке… А что еще у вас есть?
Явились также несколько психологов-практиков с демонстрацией интересных достижений в искусстве гипноза. К своему удивлению Грэм узнал, что имена Милна Брэмуэлла, Фехнера, Либо, Уильяма Джеймса, Майерса и Гарни упоминаются теперь с почтением. Несколько практических приложений их психологии получили широкое применение. Психологическое воздействие заменило многие наркотические, антисептические и обезболивающие средства в медицине; оно использовалось теперь почти всеми людьми, которым требовалась умственная сосредоточенность. Человечество, по-видимому, было обязано этому направлению реальным расширением своих интеллектуальных возможностей. Достижения «людей-арифмометров» – месмерические фокусы, как некогда полагал Грэм, – стали доступны теперь любому, кто мог заплатить за услуги опытного гипнотизера. Экзаменационная система обучения уже давно была заменена этими приемами. Вместо годов учебы студенты несколько недель подвергаются гипнотическому внушению – во время сеансов инструкторы просто повторяют нужные сведения, необходимые для правильного ответа, добавляя приказ об оставлении этих знаний в памяти после выхода из гипнотического транса. В математике употребляется только этот метод, к нему обычно прибегают в шахматах и в играх, требующих ловкости рук. На деле все операции, проводимые по определенным правилам, так называемые псевдомеханические действия, теперь освобождаются от влияния воображения и эмоций и доводятся до исключительной точности и аккуратности. Маленькие дети из простонародья, едва достигнув возраста, подходящего для гипноза, превращаются в машины, работающие точно и безошибочно, освобожденные от долгих раздумий и метаний юности. Ученики аэронавтов, страдающие головокружением, избавляются от своих страхов. На каждой улице можно обратиться к гипнотизеру, чтобы навсегда запечатлеть в памяти воспоминание. Если надо запомнить имя, серию чисел, песню, речь – это можно сделать с помощью гипноза. И наоборот: память может быть стерта, привычка устранена, желание погашено – это настоящая психологическая хирургия, и она широко применяется. Унижения и обиды могут быть забыты, неутешные вдовы перестают страдать по ушедшим мужьям, безнадежно влюбленные избавляются от своей страсти. Однако прививать желания еще не удается, и факты передачи мыслей пока не систематизированы. Психологи продемонстрировали Грэму свои достижения, проделав удивительные опыты по запоминанию с группой бледных детей, одетых в синее.
Грэм, как и многие люди его времени, не верил гипнотизерам; если бы не это, он мог бы освободить свой мозг от многих болезненных перегрузок. Но несмотря на заверения Линкольна, он продолжал придерживаться старой теории, что подвергнуться гипнозу – значит подчинить свою личность чужой воле и отречься от своей. На чудесном празднике жизни, только что начавшемся, он остро желал целиком оставаться самим собой.
Следующий день, и еще один, и третий прошли в подобных занятиях. Ежедневно Грэм проводил по многу часов, славно развлекаясь полетами. На третий день пересек всю Центральную Францию и даже видел покрытые снегом вершины Альп. Интенсивные упражнения принесли крепкий сон; он стремительно избавлялся от опустошенности, от анемии, с которой проснулся. И каждую минуту, свободную от отдыха и полетов, Линкольн неутомимо заполнял интереснейшими занятиями. Грэму показывали все новые изобретения, пока наконец его любопытство не насытилось. Описание всех этих диковин заняло бы дюжину томов. Каждый день в послеполуденное время Грэм около часа проводил среди своих придворных. Очень скоро интерес к новым современникам сделался более конкретным и личным. Вначале его настораживало в основном незнакомое и необычное – любая вычурность костюма, любое несоответствие с его представлениями о светском поведении коробило его, но удивительно, как скоро исчезли отчужденность и легкая враждебность, как скоро он увидел себя в истинной перспективе; Викторианская эпоха отодвинулась, стала плохо различимым приятным видением. Оказалось, что ему нравится рыжеволосая дочь Управляющего свинобоен. На следующий день после обеда он познакомился с новомодной танцовщицей и нашел ее искусство восхитительным. Затем ему показали новые чудеса гипноза. На третий вечер Линкольн объявил было, что Хозяину надо отдохнуть в Городе Наслаждений, но Грэм это предложение отверг. Отклонил и услуги гипнотизеров в своих занятиях аэронавтикой. Он любил окрестности Лондона и с непреходящей радостью находил во время полета места, связанные с прошлой жизнью.
– Здесь или, вернее, там, сотней футов пониже, – мог он объявить, – я обычно съедал котлету на завтрак в пору учебы в Лондонском университете. Там, внизу, был вокзал Ватерлоо – вечная спешка и поиски нужного поезда. Часто я стоял там с чемоданом в руке и поверх бесчисленных сигнальных огней смотрел в небо, не думая, что когда-нибудь буду разгуливать в ста ярдах над этим местом. А сейчас в том же самом небе, которое тогда выглядело серым дымным покрывалом, кружусь на моноплане.
Грэм был так занят своими делами, что политические события за стенами резиденции почти не привлекали его внимания. Окружающие мало об этом говорили. Ежедневно приходил Острог – Вождь, великий визирь Грэма, распорядитель в его дворце – и докладывал в туманных выражениях о неуклонном укреплении его власти, «незначительных затруднениях» в одном городе, «небольших беспорядках» в другом… Песня революции больше не доносилась до Грэма; он так и не узнал, что петь ее в городе запретили. Все высокие эмоции, пережитые в «вороньем гнезде», уснули в его сознании.
Вскоре, несмотря на интерес к дочери свиного управляющего – а возможно, из-за мыслей, ход которым дал разговор с нею, – Грэм вспомнил Элен Уотгон, девушку, что вела такие странные речи на приеме в Управлении ветродвигателей. Она произвела на него глубокое впечатление, хотя какое-то время поток новых поразительных открытий и оттеснил ее образ. Но теперь воспоминания вернулись. Хотелось понять, что она стремилась передать своими отрывистыми словами, – он их почти забыл. Ее глаза, ее взволнованно-серьезное лицо возникали в памяти все отчетливей по мере того, как тускнел интерес Грэма к механике.
Глава XVIIIГрэм вспоминает
Он увидел ее на галерейке, соединяющей Управление ветродвигателей с его апартаментами. Галерея была длинная, узкая, с рядом ниш у арок-проемов, выходящих во двор с пальмами. Грэм вдруг увидел девушку в одной из этих ниш. Она повернула голову на звук шагов и вздрогнула, узнав его. Побледнела. Быстро встала, шагнула навстречу, как будто хотела заговорить, но не решалась. Он тоже остановился и ждал. Стало заметно, что ей мешает говорить нервная дрожь. Грэм понял, что смятение лишило ее дара речи. Девушка, видимо, искала разговора с ним, ждала его на этом месте.
– Я давно хотел видеть вас, – сказал он. – Несколько дней назад вы пытались что-то сказать мне – что-то о народе. Что вы хотели сказать?
Она подняла страдальческие глаза.
– Вы говорили, что народ несчастен.
Девушка помолчала, потом резко ответила:
– Это, наверное, показалось вам странным.
– Да. Однако…
– Это был минутный порыв.
– И что же?
– Это все. – Нерешительный взгляд, затрудненная речь. – Вы забыли, – сказала она с глубоким вздохом.
– О чем?
– О народе…
– Вы хотите сказать…
– Вы забыли о народе.
Грэм смотрел на нее вопросительно.
– Да. Я понимаю, вы удивлены. Потому что не понимаете, кто вы такой. Не знаете, что происходит вокруг.
– И что же?
– Вы не понимаете.
– Может быть, не все мне ясно. Но… рассказывайте.
Она повернулась к нему с неожиданной решимостью.
– Это так трудно объяснить. Я собиралась… Готовилась. А вот теперь – не могу. Не хватает слов. Но о вас скажу немного. Такие вещи называют чудесами. Ваш сон, ваше пробуждение… Это чудо. Для меня, например, и для всего народа. Вы, обычный человек, жили столько лет назад, страдали и умерли, но проснулись, чтобы снова жить, и оказалось, что вы стали Хозяином почти всей Земли.