Грэм немного покружился, затем бросил машину в крутой спуск и пошел к западной площадке. Тук, тук, тук, тук, тук, тук. Быстро сгущались сумерки. Дым со Стритемской площадки, прежде густой и черный, превратился в огненный столб. Полоски и изгибы движущихся путей, прозрачные кровли, купола и ущелья между домами мягко засияли электрическим светом, невидимым при ярком свете дня. На трех действующих площадках, оставшихся в руках сторонников Острога (Уимблдонским парком нельзя было воспользоваться из-за обстрела с Роухамптона, а Стритем превратился в пылающую топку), зажглись сигнальные огни для приближающихся аэропланов. Пролетая над Роухамптоном, Грэм видел на площадке плотную темную толпу народа. Слышал неистовые приветствия. Со стороны Уимблдонского парка просвистела пуля. Грэм набирал высоту, направляясь к пустошам Суррея. Почувствовал дуновение юго-западного ветра; как его учили, приподнял крыло, обращенное на запад, и взмыл вверх, уходя в более разреженные слои воздуха. У-и-р-р, у-и-р-р…
Он поднимался все выше и выше под эту ритмическую пульсацию, пока местность внизу не утонула в голубом тумане, а Лондон лежал вдали, у самого горизонта, как карта, пересеченная линиями света, как маленькая модель города. Юго-запад горел ясным сапфировым светом над темным краем земли, и по мере того как Грэм забирался выше, зажигались все новые звезды.
Вот оно! На юге, далеко внизу возникли, быстро приближаясь, две полоски туманного света. Затем еще две, затем целый рой стремительно несущихся силуэтов. Вскоре он уже мог сосчитать их. Двадцать четыре. Первая армада аэропланов прибыла! Позади нее появился второй рой, еще больший.
Грэм описал полукруг, вгляделся в надвигающийся флот. Он шел клином – треугольник гигантских фосфоресцирующих теней, летящий низко над землей. Грэм быстро прикинул соотношение скоростей и повернул колесо, перемещая двигатель вперед. Тронул рычаг – вибрация двигателя исчезла. Он начал падать и падал все быстрее. Целился в острие клина. Падал подобно камню сквозь свистящий воздух. Секунда – и он врезался в передовой аэроплан.
Никто из этого множества чернокожих не увидел приближения своей судьбы, никто и думать не мог о ястребе, который ринется на них с небес. Те, кто не страдал от воздушной болезни, вытягивали черные шеи, стараясь разглядеть призрачный город, поднимающийся из тумана, богатый и блестящий город, который «масса Вождь» отдал во власть их послушных мускулов. Их белые зубы сверкали, глянцевитые лица сияли. Они слышали о том, что было в Париже. Они знали, что им разрешено вволю потешиться над нищим белым отребьем.
И тут на них упал Грэм.
Он целился в корпус аэроплана, но в самый последний момент в голове сверкнула удачная идея. Легкий поворот – удар со всей силой разгона в самый край правого крыла. Грэма подбросило. Нос моноплана скользнул по гладкой поверхности крыла к кромке. Он почувствовал, что огромная машина, продолжая мчаться вперед, тащит моноплан за собой, и мгновение, казавшееся веком, не мог сообразить, что происходит. Потом услышал вопль тысячи глоток и понял, что его машина, покачавшись на краю гигантской плоскости, уходит вниз, вниз; взглянув через плечо, увидел, что несущая балка и противоположное крыло аэроплана взлетают вверх. Между ребрами мелькнули сдвинутые с места сиденья, ошарашенные лица, руки, цепляющиеся за поручни. В дальнем крыле открылись проемы – аэронавт пытался выровнять машину. Позади был виден второй аэроплан, метнувшийся вверх, чтобы избежать воздушного вихря от своего накренившегося собрата. Широкие покачивающиеся крылья метнулись вверх. Он догадался, что моноплан высвободился; чудовищное сооружение, перевернувшись, повисло над ним, как наклонная стена.
Грэм не сразу понял, что пробил крыло аэроплана и соскользнул с него, но почувствовал, что моноплан свободно планирует вниз и стремительно приближается к земле. Что он натворил? Сердце колотилось под самым горлом, шумно, как мотор, и несколько опасных мгновений он не мог взяться за рычаги – отнялись руки. Наконец взялся, передвинул двигатель назад, секунды две поборолся с его весом, выправил машину, повел ее горизонтально и снова включил мотор.
Он посмотрел вверх и увидел два аэроплана, кружащих высоко над головой, посмотрел назад – армада разлеталась в разные стороны, а подбитый им аэроплан встал на ребро и, как гигантское лезвие ножа, падал на вращающиеся лопасти ветряных колес.
Грэм опустил корму и еще раз огляделся. Летел, не заботясь о направлении. Он видел – сокрушая ветряки, огромное сооружение упало на землю. Нижняя пара крыльев смялась в гармошку под весом аэроплана, затем гигант перевернулся брюхом вверх и, разваливаясь, повис на согнутых ветряках. Из оседающих обломков взметнулся к зениту тонкий язык белого пламени.
Он увидел, что на него мчится еще одна огромная туша, и взмыл вверх как раз вовремя, чтобы уйти от атаки – если это была атака – второго аэроплана. Тот со свистом пролетел внизу, совсем близко; моноплан провалился футов на шесть и едва не перевернулся от воздушного вихря.
Еще три аэроплана неслись на него – необходимо было проскочить наверх, оставить их внизу. Аэропланы были повсюду, они отчаянно маневрировали – видимо, чтобы избегнуть встречи с ним, – пролетали сзади, сверху, снизу, по сторонам. Далеко на западе послышался шум столкновения, упали два факела. Далеко на юге показалась вторая армада. Грэм упорно набирал высоту. Вскоре все аэропланы оказались внизу, но он сомневался, хватит ли высоты, и пока не атаковал. Затем пошел вниз, на вторую жертву, и солдаты его увидели. Огромная машина накренилась и закачалась, когда обезумевшие от страха люди кинулись на корму за своим оружием. В воздухе запели пули, трещины звездами разбежались на толстом ветровом стекле, защитившем его. Аэроплан снизил скорость, пошел вниз, уходя от удара, но опустился слишком низко. Грэм вовремя заметил ветряные колеса на Бромлийском холме, несущиеся навстречу, отвернул в сторону и вверх, а аэроплан, на который он нацелился, врезался в них. Голоса людей слились в один вопль. Гигантская конструкция секунду стояла вертикально среди шатающихся и разваливающихся ветряков, затем рухнула и рассыпалась на куски. Огромные обломки разлетелись во все стороны, двигатели взорвались, словно артиллерийские снаряды. К темнеющему небу поднялся столб жаркого пламени.
– Второй! – вскрикнул Грэм, услышав взрыв.
Он снова стал пробиваться наверх. Победное веселье и неудержимая жажда действия охватили его. Его стремление к гуманности, неуверенность в себе канули в прошлое навсегда. Он был человеком битвы, был упоен собственной силой. Аэропланы, казалось, рассеивались во все стороны, они хотели только одного – спасения; вопли сотен пассажиров долетали короткими всплесками, когда машины проносились мимо. Он наметил третью жертву, ударил в спешке и не смог опрокинуть ее. Аэроплан ускользнул от него, но разбился, врезавшись в высокий уступ Лондонской стены. Избегая столкновения с ней, Грэм скользнул над темной землей так низко, что разглядел испуганного кролика, удиравшего вверх по склону. Резкий, крутой подъем, и Грэм полетел над южным Лондоном; кругом было пусто. Справа бушевали сигнальные ракеты сторонников Острога. На юге горели обломки полудюжины воздушных кораблей, остальные спасались бегством – на север, запад, восток. Там они разворачивались и улетали снова на юг, потому что им нельзя было больше оставаться в воздухе. В их теперешнем замешательстве всякая попытка перестроиться была чревата катастрофическими столкновениями.
Он пролетел примерно в двухстах футах над Роухамптонской площадкой. Там было черно от народа, люди неистово кричали. Но почему такая же толпа и крики в Уимблдонском парке? Дым и пламя от горящего Стритема закрывало три дальние площадки. Грэм описал дугу и поднялся выше, чтобы посмотреть, что делается там и в северных кварталах. Первым из завесы дыма выступил квадрат Шутерс-хилла. Площадка была освещена и в полном порядке. Там приземлился аэроплан, из него высаживались негры. Далее показался Блэкхит, из-под пелены дыма выглянул Норвуд. На Блэкхите не сел ни один аэроплан. По площадке Норвуда металось в неистовом беспорядке скопище маленьких фигурок. Что там происходит? И вдруг он понял. Упорная оборона летных площадок сломлена, народ проник в нижние галереи этих последних оплотов защитников Острога. В этот момент издалека, с северной окраины города донесся и раскатился над городом тяжкий глухой звук – триумфальный аккорд, победный сигнал, – это выстрелила пушка. Губы Грэма приоткрылись, лицо исказилось от волнения.
Он глубоко вздохнул.
– Они побеждают, – крикнул Грэм пустым небесам. – Народ побеждает!
Выстрел второй пушки прозвучал как ответ. И сейчас же Грэм увидел моноплан, взлетающий с Блэкхита. Он пробежал по направляющим, оторвался от площадки, устремился вверх – прочь, на юг.
Грэм мгновенно понял, что это означает: Острог бежит! Он вскрикнул и кинулся в погоню. Используя преимущество в высоте, направил моноплан наискось вниз, настигая врага. При его приближении машина противника стала круто подниматься. Грэм сделал поправку на скорость и пошел прямо на цель.
Внезапно моноплан превратился в тонкую плоскость, и – что это? – Грэм оказался за ним, продолжая стремиться вперед и вниз со всей энергией своего напрасного рывка.
Он впал в бешеную ярость. Откатил двигатель назад до упора и стал кругами подниматься. Машина Острога тоже крутила спираль и шла вверх. Он полетел к ней и выиграл в высоте за счет разгона и преимущества в весе – там сидели двое. Грэм снова бросился на них – и снова промахнулся! На пролете увидел их лица: аэронавт был холоден и сосредоточен, на лице Острога – твердая решимость. Он не посмотрел в сторону Грэма, уставился прямо перед собой – на юг. Грэм со злостью подумал, каким неуклюжим должен казаться его полет. Внизу показались Кройдонские холмы. Машина снова прыгнула вверх и зависла над противником.
Грэм оглянулся через плечо и вдруг забыл об Остроге. Восточная площадка на Шутерс-хилле, казалось, взлетела в воздух. Яркая вспышка превратилась в высокое серое облако, колпак из пыли и дыма. Мгновение этот колпак стоял неподвижно, из его недр валились огромные металлические конструкции, затем гигантский клубок густого дыма наверху начал разматываться. Народ взорвал эту площадку вместе с аэропланом! Так же внезапно блеснула вторая вспышка, и серое облако взметнулось над Норвудской площадкой. Пока Грэм смотрел на это, до него докатился глухой удар. Воздушная волна от первого взрыва настигла моноплан. Подбросила его вверх и в сторону.