Однако – еще раз повторюсь – для меня эта история – колоссальный опыт, которая заставила повзрослеть, переоценить свое окружение, взгляды, ценности – словом, взглянуть на жизнь совершенно под другим, до этого момента для меня невиданным углом.
За это я благодарен.
Глава 9Эмоции и трудности
В профессиональном футболе уровень сборов и игр, конечно, выше, чем в детском или полупрофессиональном. Когда играли на чемпионате города, поле с травой уже казалось идеальным – лучше не бывает.
Завершался чемпионат города осенью, мы нередко играли на полях из гаревого покрытия. Пару раз все поле было залито водой. Мяч реально плавал, начинали игру примерно с центра поля.
Играли и на снегу, и в грязи с лужами, таких трудных условий после перехода в профессиональный футбол не было. Самое серьезное, с чем можно столкнуться, это болельщики соперника.
Играли с «Бешикташем» на выезде еще на их старом стадионе «Инёню». Возле углового флажка располагались трибуны, и там стояли болельщики. Угловые у нас тогда подавал Спивак. Когда он разбегался для подачи, ему «прилетало» кулаками по спине. Охрана на стадионе пыталась что-то сделать, но тщетно.
Еще был случай: в Грузии во время отборочного матча к Евро–2004 погас свет, и представители УЕФА сказали, что матч будет перенесен.
Мы на автобусе выезжали со стадиона, и одновременно с нами оттуда же выходила толпа болельщиков. Они вели себя очень агрессивно: стучали по стеклам, раскачивали автобус, кричали и не давали проехать.
Мои первые предсезонные сборы был с Юрием Андреевичем Морозовым – тренером, о труднейших тренировках которого ходили легенды. Это было так на самом деле. Но мне повезло, в восемнадцать лет удавалось стойко переносить те нагрузки, которые предлагались.
Самое серьезное из того, что было у него, это утренняя зарядка, когда в восемь часов команда выходила на какую-нибудь поляну и начинала с простых прыжков на метров десять-пятнадцать.
Начинаешь прыгать лицом вперед, потом спиной, боком, с прижатыми к груди коленями, на одной ноге, на одной ноге боком, на одной ноге спиной вперед. Это было очень сложно для многих футболистов.
Понятно, что Морозов создавал из нас футболистов, которые смогут перенести очень серьезные физические нагрузки, но некоторые ломались на этих сборах и уезжали домой с травмами коленей. Выживали сильнейшие.
Нельзя не вспомнить Петржелу, который пришел в «Зенит» зимой, стояла морозная погода, а начинали мы сборы именно в Питере. Бегали отрезки по километру десять раз. Погода была, наверное, за минус пятнадцать, и мы в парке на Удельной бегали эти кроссы.
Потом на сборах в Турции у нас было по четыре тренировки в день. Первой была зарядка, на ней мы бегали весьма существенный кросс, минут тридцать по песку. Потом шли на завтрак, дальше команда делилась на две группы.
Первая занималась чисто беговой работой, бегали километровые отрезки, нужно было пробежать десять километров в сумме – либо пять по два, либо десять по одному. Вторая работала на футбольном поле.
После обеда эти группы менялись, а после ужина команда шла в тренажерный зал. Упражнения там придумывал сам Петржела, получалось шестнадцать станций, на каждой из них по два человека.
Проходить их нужно было за тридцать-сорок секунд: бег с гантелями, отжимания, приседания, много всего разного. Где-то после шестой станции игроки переползали по полу к другим станциям, потому что нагрузки были реально сумасшедшие.
При Петржеле вообще было много интересных историй. Все знают, что он любил играть в казино. В 2003 году мы с командой жили в Москве, в гостинице «Орленок», там внизу располагалось игорное заведение.
Очень часто футболисты играли за одним столом вместе с главным тренером. Особенно любил это дело Владимир Быстров. На рулетке он у Петржелы все выигрывал. Мы сидели рядом и радовались за Володю.
Петржела распсиховался и закричал Радимову, который был тогда капитаном команды: «Владик, убери всех отсюда! Вы должны уже все спать! Отбой давно был!» Поскольку часы показывали одиннадцать вечера, мы отправлялись спать.
Когда у Петржелы, наоборот, шла игра, могли сидеть и до двенадцати. Так у нас проходили вечера перед играми.
В 2004 году я попросил у Петржелы разрешения на то, чтобы ездить в Москву на поезде. Мы все вместе тренировались в Питере, потом я садился на поезд и присоединялся к команде уже в гостинице.
В том сезоне мы не проиграли в Москве ни одной игры, и я забил в них много голов. Наверное, поэтому пан Властимил благосклонно отнесся к моей просьбе.
Годом ранее Петржела в один момент доверился ребятам из дубля, и в составе появилось много молодых питерских ребят. Дела в чемпионате не клеились, и он выпустил на поле много молодежи одновременно.
Самым старшим из той плеяды был Андрей Аршавин. В нее, наряду со мной, входили Игорь Денисов, Владимир Быстров, Олег Власов, Дмитрий Макаров, Андрей Николаев. Так получилось, что дела пошли в гору, и мы взяли серебряные медали.
В итоге Петржела остался в истории «Зенита» «паном», а не «пропалом». Рискнул от безысходности, это принесло свои плоды.
Повторить в своей карьере, если ее виртуально отмотать назад, хотелось бы победы и каждый забитый мяч. Это те эмоции, которые невозможно испытать в обычной жизни. Нельзя передать словами те чувства, которые тебе доставляет победа.
Причем не важно, какая победа: в матче, турнире, чемпионате, Кубке. Эти эмоции немыслимо передать, ты стремишься к ним год, несколько лет, может, и всю жизнь, в итоге добиваешься поставленного результата, и тебя захлестывают сумасшедшие эмоции, переполняет чувство выполненного долга.
Ты понимаешь, что сейчас ты достиг высот, сейчас ты сделал то, что другим не под силу. Естественно, этот момент хочется переживать снова и снова, поэтому спортсмены, не только футболисты, говорят, что на следующий день приходит момент осознания того, что ты на вершине.
Осознаешь, что выполнил ту установку, которую давал сам себе, добился цели, которая перед тобой стояла, а дальше наступает пустота. Наступает новый этап – этап подтверждения своего класса, этап доказательства окружающим, что ты лучший и не случайно выиграл трофей.
Поэтому к моментам побед и голов хочется возвращаться снова и снова, так как в обычной жизни невозможно ощутить такие эмоции.
Как у каждого спортсмена, у меня были, можно сказать, свои любимые и нелюбимые журналисты. Опять же со временем я стал понимать причины такого отношения к футболистам со стороны журналистов.
У каждого своя профессия. Я футболист, мне важно забивать мячи, выигрывать медали, одерживать победы. У журналистов другие задачи: публиковать статьи, которые интересны читателям и способны вызвать у них эмоции.
Для того чтобы быть в тренде, нужно идти в ногу со временем, нужно соответствовать толпе и делать то, что продается. Никак не могу за это осудить людей, потому что профессия есть профессия.
В связи с этим были журналисты, которые писали, как мне кажется, совсем несправедливые вещи. Был журналист, не буду упоминать фамилию, который в один прекрасный момент обозлился на меня за то, что я чаще давал большие развернутые интервью московской журналистке, чем ему.
Она писала обо мне добрые, честные и правильные статьи. Тот журналист работал в санкт-петербургской газете, а я на тот момент был популярным, все хотели сделать со мной интервью, но я уже давал его московской журналистке и не видел смысла дублировать.
Поэтому он ополчился на меня. Раньше еще очень популярны были оценки, которые выставляло издание. Знаю, что он намеренно снижал мне баллы за матчи, в которых я не отличался особой результативностью.
По итогам всех матчей оценки суммировались, и лучшему игроку сезона от издания выдавался приз. Несмотря на старания того журналиста, в том сезоне я все же получил приз. Это был 2003 год, у меня многое получалось.
Сейчас стал относиться к этому с пониманием, поэтому стараюсь на каждую просьбу об интервью, если у меня есть возможность его дать, ответить согласием. Понимаю, что журналист делает свою работу и получает за это деньги, люди, для которых он делает эту работу, тоже получают деньги.
Аудитории, которая читает прессу, наверняка это интересно.
Глава 10Личная жизнь
В отличие от моей профессиональной карьеры, меня явно нельзя назвать образцовым примером в плане семейной жизни. Конечно, я это признаю и осознаю. Мне сложно сейчас сказать наверняка, почему так сложились обстоятельства, что у меня длительный период времени попросту не получалось выстроить достойные отношения. Одно могу сказать точно – прежде всего, виной я тому сам. И уже потом идут все остальные следственные причины. Мое мировоззрение, внутреннее содержание, восприятие окружающей действительности, а соответственно, и качество тех людей, что находились рядом – не в обиду им будет сказано – не располагали к построению семьи в классическом понимании этого слова. И прежде, чем мне удалось ее наконец-то обрести, был проделан большой путь к тому человеку, каким я себя ощущаю сегодня. И, соотвественно, к тем людям, которые сегодня являются моей семьей. Но обо всем по порядку.