Гольдман вскочил из-за стола. На его лице было написано отчаяние:
— Мой Бог! Они забрали перстень! Вы видели, черт возьми, они забрали мой перстень.
Ему трудно было возразить. Перстень действительно исчез. Не знаю, чем это можно было объяснить, но я ощутил облегчение. Этот артефакт, возникший из глубины веков, был явно сложным изделием, не соответствующим земному технологическому укладу. И кто знает, что ожидало бы всех нас, попади он в нечистые руки. Эта мысль как-то быстро возникла в моей голове и тут же ушла прочь. Хотя старого ювелира, разумеется, можно было понять: цель его жизни, казалось, была достигнута и надо же, как неожиданно всё завершилось.
— Что будем делать? — произнёс я вслух, только чтобы не молчать.
Успенцев неопределённо пожал плечами. Даша всё ещё внимательно рассматривала свою руку, к которой несколько минут назад приложился незнакомый мужчина. Если бы я знал, как это делается, то был бы неплохой повод устроить сцену ревности.
— Как что? — всплеснул руками ювелир. — Нужно немедленно выпить, иначе я лопну от злости. Нет, вы подумайте: является сюда черт знает кто — заметьте, я молчу о том, как он это сделал — и забирает у меня из-под носа мечту всей моей жизни. Захар! Захар, ты меня слышишь?
Молчаливый человек беззвучно возник у двери.
— Захар, будь добр, принеси ту самую бутылку, что презентовал мне на прошлой неделе наш грузинский друг.
Человек кивнул головой и исчез. Появился он несколько минут спустя. На деревянном подносе перед ним стояла стандартная коньячная бутылка советского образца, на которой отсутствовала этикетка, и четыре пухленьких бокала. Гольдман отвинтил пробку:
— Меня уверили, что в своё время этот коньяк подавали к столу Сталина. Не знаю, насколько можно верить такому утверждению, но напиток действительно бесподобен.
С этими словами он плеснул каждому в бокал на два пальца янтарной жидкости. По комнате поплыл тонкий аромат виноградного вина. Я взял свою ёмкость, вдохнул запах и слегка качнул напиток. На стекле остались маслянистые следы — признак очень старого коньяка.
Мы все стояли вокруг столика, ожидая, что произнесёт расстроенный хозяин кабинета. Гольдман глубоко вздохнул:
— Ну, что можно сказать в таком случае, господа: за удачу, которая сегодня, следует признать, была не на нашей стороне. Будем здоровы!
Мы сдвинул наши бокалы и выпили по глотку благородного напитка. Буквально несколько секунд спустя я ощутил, как блаженное тепло разлилось по пищеводу, остановилось где-то в сердце, как более ясной стала голова.
— Даша, — спросил Давид Маркович, — вы себя хорошо чувствуете?
— Нормально, — ответила девушка, — я чувствую себя нормально.
И, помолчав, добавила:
— Как вы думаете, почему он это сделал?
— В смысле, зачем поцеловал вам руку? Думаю, Даша, вы ему просто понравились. На его месте я поступил бы точно так же, — живо отреагировал Гольдман, начавший, судя по цвету лица, приходить в себя.
— Я тоже это заметил, — добавил Успенцев, — жаль, не может Игорь вызвать его на дуэль: интересно было бы посмотреть.
Глядя на задумчивое лицо девушки, я промолчал, опасаясь сказать что-нибудь не к месту.
— И только? Вы полагаете, что у них там принято таким образом проявлять симпатию к незнакомой женщине? — было видно, что она не оценила тонкий юмор собеседников.
— А что же ещё, Дашенька? — добавил ювелир. — Лично я не рискну предположить, что за такое короткое время у призрачного незнакомца могло возникнуть более глубокое чувство. А сами вы что думаете по этому поводу? У вас есть иные соображения?
— Не знаю… А почему вы его так называете? Я ведь явственно ощущала прикосновение руки, видела глаза этого человека. Он не мог быть призрачным.
— Согласен, — поднял руки ювелир, — это было неудачное определение. Как вы думаете, откуда эти люди? С Луны или, быть может, с Марса? Но мы ведь уже точно знаем, что там нет высокоорганизованной жизни. Так откуда же?
Мы долго ещё обсуждали эти вопросы, но так и не пришли к общему мнению. Слишком мало было информации, чтобы делать обоснованные выводы. Позже я много размышлял об этом, и у меня сложилось интуитивное убеждение в том, что нынешняя родина этих людей, когда-то покинувших Землю, находится бесконечно далеко. Так далеко, что это не может уложиться в наше понимание времени и пространства.
Мы расстались с Давидом Марковичем Гольдманом, когда уже было за полдень. Пообедать решили здесь же в Бридж-Сити. Официант выслушал наш заказ, сказал, что минут через десять стол будет накрыт и исчез. Монотонный звук работающего неподалёку фонтана действовал расслабляюще. Думая каждый о своём, мы молча рассматривали публику, перемещающуюся в кондиционированной прохладе огромного зала.
Трель телефона вернула нас к жизни. Даша извлекла из сумочки трубку, поздоровалась с невидимым абонентом. По мере разговора лицо её оживало. Наконец, она поблагодарила кого-то и выключила телефон.
— Кто звонил? — поинтересовался я.
— Наша директриса. Сказала, что есть возможность на два месяца поехать на стажировку в Страсбург. Это какой-то грант Евросоюза. Язык общения английский, которым в нашем учреждении, похоже, владею я одна. Что скажете?
— А когда ехать? — спросил Успенцев.
— В конце сентября.
— Конечно, нужно ехать, грех не воспользоваться такой возможностью. Как считаете Холмс? Стоит за европейские деньги побывать мисс Хадсон во Франции?
— Я думаю, что непременно нужно ехать.
— Да, но это потребует немалых расходов уже на начальном этапе: виза, билеты.
— Дашенька, не бери в голову. У тебя что, нет друзей?
Она улыбнулась:
— Друзья у меня, к счастью, есть. Но я всё равно должна подумать.
— Разумеется, это твоё право. Но сильно не напрягайся по этому поводу, поверь, проблема не стоит того.
Стол вскоре был сервирован, и все почувствовали, как проголодались. Обед прошёл в молчании, потом Успенцев позвонил кому-то, называя абонента зайчиком, и исчез, а мы с Дашей поехали ко мне. Я видел, что произошедшее у ювелира всё ещё не отпускает девушку. Она была непривычно задумчива.
— Что-то не так? — спросил я её, когда мы вернулись домой.
— Да нет, всё нормально. Просто я не стала рассказывать у Гольдмана о том, что увидела после того, как тот человек приложил мою ладонь ко лбу.
— И что же ты увидела?
— Молодую женщину, сидящую на берегу моря. Вода в море имела яркий изумрудный цвет. Был вечер, и в небе отчётливо просматривались две луны — одна большая и вторая поменьше. По берегу к женщине шёл мужчина в тунике. Она увидела его и обрадовалась.
Даша смолкла, рассматривая своё отражение в зеркале.
— Это всё, что ты видела?
— Да, потом видение прервалось. Но вот сейчас я увидела себя в зеркале и поняла, что та женщина на берегу моря как две капли воды похожа на меня. Как ты думаешь, что бы это могло значить?
— Не знаю, Дашенька, но определённо это не просто случайное совпадение. И у меня такое ощущение, что когда-то оно даст знать о себе.
Девушка подошла ко мне и прижалась к груди. Я без слов обнял её, вдохнув чистый запах волос.
— Ты знаешь, мне как-то не по себе. Ощущение такое, словно я прикоснулась к чему-то сокровенному, что уже было когда-то, и о чём я до сих пор не знала. Как думаешь, это могла быть его дочь или жена?
— Не знаю, Даша, но скорее жена, чем дочь.
— И мне так показалось…
Звонок в дверь прервал наш разговор. За дверью оказался непривычно возбуждённый Серб. Пиджак он держал переброшенным через руку, из брючного кармана торчал галстук, рубашка была расстегнута.
— Игорёк, — сказал он, широко улыбаясь, — всё прошло по высшему разряду. У неё оказались вполне приличные старики. Мы быстро поладили, чаю выпили ведро, не меньше. Спиртного — ни капли, поскольку Юлька не велела. Договорились, что в сентябре сыграем свадьбу. Такие вот дела, брат. Тебе спасибо за утренний кофе!
Да, я обещал тебе цепочку, на которой висел перстень у того мужика в гробнице. Вот она, держи, пусть у тебя будет полный комплект.
— Спасибо, Андрей!
— Не за что. Я пойду, вздремну пару часов, что-то устал с непривычки: первый раз ведь жениться собрался. Нервное, скажу тебе, это дело.
Мы расстались, и я вернулся к Даше.
— Кто там был? — спросила она.
— Серб, ещё один артефакт презентовал. Держи, это та самая, на которой висел перстень у Богоподобного в гробнице. Помнишь, он рассказывал?
Девушка с интересом взяла цепочку и принялась её рассматривать.
— Забавная вещь. Ты обратил внимание на то, что она практически невесома?
— Нет, не заметил.
— Смотри, какое сложное плетение, и какие необычайно тонкие нити. Интересно, что это за металл?
— Не знаю, похоже на платину. Хотя в таком случае она была бы значительно тяжелее. Может, покажем её Гольдману?
— Давай не будем спешить. Лучше подари её любимой девушке. Смотри, как она хорошо смотрится на мне.
Я улыбнулся:
— Да нет проблем, забирай её себе. Так ты утверждаешь, что это отражение в зеркале и есть моя любимая девушка?
Она внимательно посмотрела мне в глаза:
— А разве это не так?
— Конечно, Даша! Как ты могла сомневаться? Просто я только что внезапно понял это, и не могу сказать, что огорчён. Ты не будешь возражать, если я тебя обниму и поцелую?
— Нет, не буду. Всё-таки вы, мужчины, какие-то немного толстокожие. Ты можешь обнять девушку крепче?
Незаметно прошёл вечер. Мы не стали идти гулять по ночной набережной, чтобы насладиться прохладой, идущей от реки, как делали это в последние дни, а просто легли спать. Уж больно насыщенным выдался уходящий день.
К полуночи стихли звуки, доносившиеся через распахнутое окно. Огромная луна залила своим призрачным светом спящий город. Её лучи, перемещаясь, осветили спальню, ярким пятном легли на стол. Оказавшаяся в центре его цепочка, аккуратно сложенная Дашей, вдруг шевельнулась и поднялась над столом. Вращаясь всё быстрее вокруг невидимой оси, она вскоре превратилась в сверкающий шар. Спустя непродолжительное время он замедлил вращение, и из него в распахнутое окно вырвался тонкий зеленоватый луч, растаявший в усыпанном звёздами небе. После этого цепочка бесшумно легла на стол, приняв очертания идеальной гексаграммы.