Ближе к вечеру я был у виадука. Из-за газетного киоска мне хорошо было видно, как на проспекте появился мой Бегущий Человек и не спеша начал свою вечернюю пробежку. Убедившись, что он занят привычным делом, я по объездной дороге поехал к проходной завода, где и оставил мотоцикл под присмотром вахтёра.
Спустя минут пятнадцать я был у того места, где вчера что-то высматривал безумный художник. Поверхностный осмотр снова ничего не дал: передо мной была сплошная стена переплетенных колючих ветвей, пробиться сквозь которые не представлялось возможным. Я присел, чтобы рассмотреть поближе основание кустарника. И прямо передо мной на почве обозначилась узкая тропинка, не видимая сверху.
Двумя руками я раздвинул ветки и увидел остатки асфальтового прохода посреди разросшихся кустов шиповника. На четвереньках я прополз внутрь, выпрямился и осторожно пошёл по тропинке. Вскоре впереди показался ручей с заросшими берегами, сохранившийся мостик через него и бетонный оголовок бомбоубежища на противоположном берегу. Точно такой же был изображён на картинах художника. Только заросли вокруг него стали гуще и выше.
Вход в подземное сооружение закрывала прочная на вид металлическая дверь, на которой не было ни ручки, ни отверстия для замочной скважины. Лишь присмотревшись, я обнаружил в правом верхнем углу небольшое отверстие диаметром около пяти миллиметров. Края его были свободны от ржавчины, то есть для чего-то оно использовалось и, скорее всего, для открывания двери.
Я тщательно осмотрел окрестности бетонного оголовка и вскоре обнаружил полуметровый металлический стержень, лежащий за козырьком. Он точно подошёл к отверстию на двери. Почувствовав, как стержень во что-то упёрся, я нажал на него, раздался щелчок — и дверь приотворилась. В лицо пахнуло холодным застоявшимся воздухом. Передо мной оказался небольшой тёмный тамбур. Справа был виден дверной проём, за которым ступени вели вниз, вглубь подземелья.
Похоже, я нашёл то, что искал, и нужно было быстро решать, как быть дальше: идти внутрь бункера или вернуться сюда вместе с Лёшкой. Здравый смысл подсказывал, что второй вариант выглядит разумнее, но зуд любопытства, увы, затмил рассудок. Я убедил себя, что спущусь, посмотрю, что там и уйду с тем, чтобы позднее вернуться сюда с моим другом. Тем более, что в это время он всегда находился на совещании у начальства и телефон отключал.
Подумав, я всё же отправил Алексею СМС-сообщение о том, что нашёл вход в бомбоубежище и оставляю за козырьком оголовка свой іPhone в качестве маячка. С год назад его специалисты скачали особые программки, позволяющие это сделать. С тех пор при желании всегда можно было определить, где находится мой или Лёхин аппарат.
В тамбуре я обнаружил распределительный щит, который не заметил при первоначальном беглом осмотре. В его центре находился массивный рубильник. Подумав, я опустил его. Контакты с характерным звуком соединились, между ними пробежал короткий разряд. Дверной проём справа, где начиналась лестница, ведущая в подземелье, осветился слабым желтоватым светом. Странно, что за столько лет сохранилась система электроснабжения… Впрочем, в нашей стране могло быть и не такое. Я прикрыл за собой дверь. Щёлкнул замок, и теперь отворить её можно было только изнутри, нажав на рычаг, или снаружи с помощью стержня, который снова лежал на прежнем месте за козырьком.
Я насчитал шесть лестничных пролётов по тринадцать ступеней в каждом. Основная часть сооружения, по моим расчётам, находилась на глубине, примерно, десяти метров от поверхности. Передо мной уходил вдаль бетонный тоннель со сводчатым потолком, освещённый неярким светом запылённых ламп в металлической арматуре. Вправо и влево от него отходили камеры, рассчитанные на десять — двенадцать человек. На блок из четырёх камер приходился туалет и душ. В некоторых помещениях сохранились стоящие в беспорядке металлические кровати, табуретки, на стенах виднелись эмалированные раковины с кранами. Из одного мерно капала вода. Стало быть, работала и система подачи воды. По слабому движению воздуха можно было предположить, что вентиляция также была исправна. «Умели строить предки», — мелькнула мысль.
В конце тоннеля находилась похожая на перемычку мощная деревянная дверь. Она была не заперта. Я с силой потянул за ручку, дверь без скрипа отворилась. Петли были хорошо смазаны, причём недавно. Это уже было интересно.
Дальше тянулся такой же тоннель, и я подумал, что можно возвращаться, но что-то задержало меня. Вскоре я понял, что это был необычный запах, отсутствовавший прежде. Было в нём нечто такое, отчего у меня пробежали мурашки по коже головы и вспотели ладони.
Поколебавшись, я всё же вошёл внутрь. Новый тоннель оказался короче прежнего, и помещения в нём, скорее всего, были рассчитаны на командный состав. Они имели иную планировку и двери, что позволяло рассматривать их как жильё для отдельной семьи. Я открыл ближайшую дверь справа и вошёл внутрь.
Прямоугольная комната была пуста, если не считать металлического кресла справа и картины, стоявшей на мольберте у противоположной стены. Лампочка, видимо, перегорела, и помещение освещалось только за счёт света, падающего из открытой двери. На кресле находилось что-то бесформенное. Я подождал, пока глаза привыкнут к полумраку и подошёл ближе, жалея, что забыл взять с собой фонарь. Приглядевшись, я с ужасом понял, что передо мной сидит скелет человека, кости рук, ног и грудной клетки которого привязаны к элементам кресла металлической проволокой. Череп находился на коленях несчастного.
Я подошёл к мольберту и вгляделся в картину. Несомненно, писал её талантливый художник. Композиция была продумана таким образом, что мужчина на полотне находился как бы между двух зеркал в купе спального вагона. Он с выражением ужаса на лице смотрел в одно из них и видел там последовательно уменьшающиеся собственные отражения. Неизвестному мастеру удалось таким образом совместить пространство и время. На каждом последующем изображении человек старел, уменьшался в размерах и в конце на зрителя пустыми глазницами смотрел улыбающийся череп. Состояние живого человека, осознающего неизбежность приближающейся смерти, и её наступление в финале было передано необыкновенно просто и до безумия гениально.
Я вытер вспотевший лоб и решил осмотреть остальные помещения. В соседней комнате всё напоминало предыдущую: металлическое кресло справа со скелетом в нём и картина на мольберте слева от двери. Композиция была такой же, только теперь в зеркало с выражением ужаса на лице смотрела молодая женщина необыкновенной красоты. Я сразу же узнал её. Это была бесследно исчезнувшая Екатерина Бурцева.
Не будучи человеком религиозным, я перекрестился и вышел в коридор. Нужно было уходить и вернуться сюда с Успенцевым. Здесь явно была работа для его ребят. И в этот момент в абсолютной тишине подземелья раздался тихий стон. Я, холодея, прислушался. Звук явно исходил из третьей комнаты слева. Я осторожно открыл дверь и обмер. Помещение было хорошо освещено. Справа от меня, привязанная к креслу, сидела обнажённая молодая женщина, а справа виднелся мольберт с неоконченной картиной. Девушка в таком состоянии, видимо, находилась уже давно. Пахло от неё просто ужасно. Увидев меня, она слабо произнесла:
— Пить…
Я бросился в коридор, нашёл ржавую консервную банку и наполнил её водой из крана. Она жадно выпила, я принёс ещё и только после этого предпринял попытку развязать её. Нейлоновый шнур был завязан каким-то замысловатым узлом, и я уже решил было не мучиться, а просто разрезать его лезвием, которое с самого начало спуска в подземелье держал за щекой, но в этот момент по выражению глаз пленницы понял, что сзади меня кто-то есть. Я дёрнулся было в сторону, но опоздал: тяжёлый удар по затылку лишил меня сознания.
Мир вокруг постепенно восстанавливался в ощущениях. Голова раскалывалась от боли. Сзади на затылке и шее ощущалось что-то липкое, стягивающее кожу. Я понял, что лежу на собственных коленях и медленно распрямился, ощутив, наконец, спиной жёсткую опору сзади. Мои руки и ноги были основательно привязаны к креслу. Я вспомнил девушку и подумал, что по какой-то причине моё туловище пока свободно. Вокруг царил полумрак, помещение освещалось только благодаря свету, попадавшему из коридора через распахнутую дверь. У противоположной стены бесшумно возился человек, устанавливая мольберт.
— Эй, вы кто? — хрипло обратился к нему я.
Человек оставил своё занятие и подошёл ко мне. Это был он, мой Бегущий Человек. Он наклонился, и его глаза теперь были в полуметре от моих. И я почему-то сразу вспомнил холодный взгляд бульмастифа, который однажды мне пришлось ощутить. Тот же ум иного устройства, та же другая безжалостная логика. И пахло от него так же, как и от пса-убийцы: опасностью.
— Послушайте, освободите меня, — неуверенно пробормотал я, отчётливо понимая бессмысленность своего предложения.
Безумец молча проверил крепления на моих руках, повернулся и вышел из комнаты. И в эту минуту я понял, что второго шанса судьба мне может и не предоставить. Пистолет был на месте, я чувствовал его спиной, лезвие — тоже. Я перегнал во рту языком узкую полоску стали, зажал её в зубах и, наклонившись, стал резать верёвку, которой была привязана к подлокотнику моя правая рука. Это было ужасно неудобно, но жажда жизни, как известно, творит чудеса. Мне удалось перерезать два витка, прежде чем вернулся хозяин подземелья. Давление на руку сразу же ослабло.
Бегущий человек принёс ещё один кусок верёвки и прикрепил моё туловище к спинке кресла. Сделай он это изначально, мои шансы на спасение сразу бы резко уменьшились. Единственная надежда оставалась бы только на Лёшку да на маячок, установленный в моём телефоне.
Безумец словно забыл обо мне. Его внимание было сосредоточено на будущей картине, а мне впервые в жизни было суждено исполнить роль натурщика. Я видел, как он установил подготовленный холст на мольберт, принёс краски, кисти, палитру. Затем он вышел и вернулся с двумя лампочками, которыми заменил сгоревшие. В помещении вспыхнул довольно яркий свет.