Бегущий Человек начал рисовать. Я не большой специалист в этом деле и находился в необычной ситуации, но мимо воли отметил то, с какой быстротой он стал создавать картину. Прошло чуть более часа томительного времени. Безумный художник настолько увлёкся процессом создания очередного шедевра, что не обращал на меня особого внимания. Видимо, этот замысел давно уже возник в его больном воображении, и ему нужен был только повод для того, чтобы перенести композицию на холст. За это время, стараясь не привлечь его внимания, мне удалось освободить правую руку и вынуть из-за спины пистолет. Слава Богу, что я ещё дома, собираясь начать эту авантюру, догадался дослать патрон в ствол. Мне осталось только опустить рычажок предохранителя, и оружие было готово к стрельбе.
Плохо было то, что в результате удара по голове у меня нарушилось зрение. Контрастным внешний мир я мог наблюдать, только напрягаясь и недлительный промежуток времени. Затем нарастала боль в затылке, отчего изображение снова становилось расплывчатым.
Пользуясь тем, что художник уже не обращает на меня внимания, нанося очередные мазки на холст, я положил пистолет на колени и попытался разрезать верёвки на левой руке. Мне почти удалось это сделать, но, Слава Богу, сработал инстинкт самосохранения, и я вовремя поднял голову.
Бурцев прервал свою работу и настороженно смотрел в сторону двери. Затем он медленно перевёл взгляд на меня, как-то сразу понял, чем я занимаюсь, и это, видимо, изменило ход его мыслей. Его лицо стало отрешённым, словно человек смирился с неизбежным ходом событий. Между нами было не более трёх метров. Мысль о том, что если он сейчас бросится на меня, а я не успею выстрелить, мелькнула и тут же исчезла.
Аккуратно отложив палитру, Бегущий Человек поднял с пола молоток, которым, скорее всего, оглушил меня вначале, и неспешно двинулся в мою сторону. Я схватил пистолет и выстрелил, целясь ему в грудь. Выстрел из травматического оружия на такой дистанции, если верить инструктору, обучавшему меня стрельбе, способен остановить кого угодно, но, как оказалось, только не человека в пальто, похожем на солдатскую шинель. Последние два патрона я разрядил прямо в лицо нападавшего. От двери в это время грянул ещё один выстрел, после чего он громко вскрикнул и рухнул на меня, обдав тяжёлым запахом давно не мытого тела. Лёшка подоспел вовремя. Я понял это и потерял сознание.
Первое, что я увидел, придя в себя, был безукоризненно белый потолок с матовым плафоном посередине. Затем возникли стены, дверь и я понял, что нахожусь в больнице. Рядом с кроватью стоял штатив. Тонкая прозрачная трубка соединяла флакон с прозрачной жидкостью, в которой равномерно поднимались серебристые пузырьки воздуха, с иглой в моём запястье. Головная боль, с которой я ушёл в небытие, исчезла, но во рту было сухо, ужасно хотелось пить. Слева на панели отчётливо выделялась красная кнопка. Подумав, я нажал на неё. В ту же минуту за дверью раздались лёгкие шаги, и в палату вошла медсестра в бело-голубой униформе.
— Добрый день, Игорь Александрович! — приветливо улыбаясь, сказала она. — Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, неплохо! Но очень хочется пить.
— Минуту, сейчас мы это исправим.
С этими словами она открыла холодильник, достала бутылку «Нарзана» и наполнила стакан шипучей водой. Я жадно выпил, попросил ещё и, наконец, полностью пришёл в себя.
— Давно я здесь?
— Три дня. Вам удалили гематому в теменной части головы, после чего ввели ненадолго в состояние искусственной комы. Так решил консилиум. У вас на голове повязка, поэтому будьте осторожнее. Кстати, голова не болит? Не кружится?
— Нет, всё нормально. Мне, что же, вскрывали череп без моего согласия?
Девушка улыбнулась:
— Не беспокойтесь, вам всего лишь просверлили небольшое отверстие, через которое откачали скопившуюся там кровь. Со временем оно затянется костной тканью, и вы, я уверена, забудете об этом происшествии.
В памяти после этих слов всплыло подземелье, безумный художник с молотком в руке и звуки выстрелов. «Вряд-ли я скоро забуду это», — подумалось мне.
— Простите, вас как зовут?
— Рината.
— Красивое имя… А скажите-ка, Рината, одновременно со мной не поступал ли кто-нибудь ещё?
— Вы, наверное, имеете в виду ту самую девушку, которую привезли вместе с вами?
— Да, и что с ней?
— В целом ничего страшного. Она истощена в результате длительного голодания, организм обезвожен, но сейчас её жизни уже ничего не угрожает. С ней работают наши психологи. Зовут девушку Татьяна Никиткина, и находится она в соседней палате. Я так понимаю, что это вам она обязана жизнью?
Я не ответил на этот вопрос, и попросил освободить меня от капельницы. Жидкость во флаконе подошла к концу. Рината убрала штатив и принесла чашку горячего бульона. Он вошёл в меня, словно дождевая вода в песок пустыни. Я пил и чувствовал, как с каждым глотком силы возвращаются в мой ослабевший организм, после чего незаметно уснул. Время замедлило свой бег и остановилось.
Сознание вернулось ко мне, когда день за окном уже катился к закату. В палате было тихо, а в кресле с очень серьёзным выражением лица сидел майор Алексей Успенцев.
— Привет! — сказал я ему. — Только я тебя прошу, не нужно меня воспитывать сегодня. Давай оставим это, скажем, на завтра, или, ещё лучше, на послезавтра. Учти, кстати, я полностью признаю свою вину, каюсь, и впредь больше не буду лезть туда, куда не стоит. А если и буду, то только вместе с тобой, друг мой Лёшка.
Мне видно было в полумраке, как он улыбнулся, и я понял, что в очередной раз прощён. Успенцев поднялся, щёлкнул выключателем, и мягкий свет залил комнату.
— Есть хочешь? — спросил Лёшка.
— Хочу, ты даже не представляешь, как хочу.
— Тут симпатичная сестричка оставила для тебя отварную рыбёшку и салатик. Велела сказать, что больше пока нельзя.
— Хорошо, будем есть в разумных количествах и только то, что можно, а не то, что хочется. А ты расскажи тем временем, что удалось выяснить за эти дни по Бегущему Человеку. Он, кстати, жив или не очень?
— Скорее, не очень. И Слава Богу, как говорится. Да ты ешь, а я тем временем растекусь мыслью, так сказать.
Тебе, Игорёк, очень повезло, что моего начальника срочно вызвали куда-то наверх, и совещание закончилось раньше, чем обычно. Я тут же прочитал твоё сообщение и включил поиск телефона. Маячок работал исправно, и мои ребята сразу определили, где ты находишься. На месте мы были минут через двадцать. Следуя твоим указаниям, нашли тропу в кустарнике и вышли к бомбоубежищу. Открыть дверь оказалось непросто, поскольку стержня на месте не оказалось. Позже я понял, что художник, заходя внутрь, забирал его с собой. Впрочем, мои ребята нашли подходящий прутик, который выполнил ту же функцию.
Мы вошли и обнаружили вход в подземелье. Он был освещён. Стараясь не шуметь, спустились в тоннель и подошли к деревянной перемычке. За ней обнаружился ещё ряд дверей, одна из которых была открыта. И в эту минуту раздались выстрелы. Я бросился туда и успел вовремя. Этим молотком он точно убил бы тебя. Мне ничего не оставалось, как выстрелить. Пуля, как и твои две последние, попали безумцу в голову. Он умер мгновенно.
Такие вот дела, Игорёк. Пользуясь случаем, не могу не упрекнуть тебя в тихом идиотизме: какого чёрта ты попёрся туда один? Что, не мог подождать меня час-другой?
Я поднял руки, как бы сдаваясь перед такими вопросами:
— Товарищ майор, я ведь уже признал свою вину, и даже сказал, что больше не буду вести себя, словно дитя неразумное. Лучше расскажи, что было дальше.
— А дальше было то, что в одной из комнат мы обнаружили привязанную к металлическому креслу ещё живую девушку, которая находилась в ужасном состоянии. Вас вместе отправили в больницу и, насколько я знаю, она идёт на поправку.
— Да, с ней всё нормально. Она в соседней палате и её зовут Таня Никиткина.
— Вот как! Вы уже знакомы?
— Не так быстро, Лёшенька. Просто сестричка рассказала. Так что же было дальше?
— А дальше было начато следствие, которое к настоящему времени установило следующее. В бомбоубежище были обнаружены два скелета — мужской и женский. Оба были привязаны проволокой к металлическим креслам, их черепа лежали на коленях. Перед ними на подставках стояли картины с одинаковым сюжетом: человек в купе, глядящий в зеркала, где его собственные отражения уходят в бесконечность. По мере удаления в зеркалах было видно, как постепенно стареет и умирает человек.
Один из скелетов принадлежал матери безумца — Екатерине Бурцевой, второй — генералу Степану Левандовскому, как было установлено буквально вчера. Мы никогда уже не узнаем, как они попали в эту западню, но можно предположить, что смерть их была ужасна: голод, обезвоживание, ужас безысходности.
Трупы пропавших девушек в разной степени разложения находились там же. Все они в той или иной степени были похожи на мать твоего Бегущего Человека. Но последняя девушка, та самая, на которой, кстати, я как порядочный человек, обязан жениться, является просто копией покойной актрисы.
— Это, пардон, отчего же вдруг ты обязан на ней жениться?
— По двум причинам, друг мой Холмс местного разлива. Во-первых, я видел ее обнаженной и причем далеко не в лучшем виде. Согласись, такая пикантная ситуация обязывает приличного человека ко многому, а во-вторых, сказать честно, мне просто грустно без хорошенькой подруги. Особенно я укрепляюсь в этой мысли, глядя на тебя и Дашу. Как ты считаешь, этого достаточно?
— Вполне. Очень убедительно. Но все же это не повод для таких резких действий как женитьба. Тебе так не кажется, мой друг Ватсон тоже не лондонского разлива?
Успенцев улыбнулся:
— Согласен, несколько погорячился. Но девушка, скажу я тебе, хороша на редкость! Я бы сказал, что она — улучшенный вариант матери покойного бегуна.
— Так вперед, брат мой Леха, и пусть тебе улыбнется удача!