Лучший частный детектив — страница 71 из 104

Глава I

Беседы по душам в вечерние часы перед сном у супругов Валуевых стали доброй традицией. Этот вечер не был исключением. Обсудив повышение Бориса на службе до руководителя отдела снабжения, высказав своё отношение к последним политическим событиям, они теперь занялись каждый своим делом. Вера бродила по дебрям интернета, а Борис решил усмирить эмоции на тренажёре. По напряжённому выражению его лица можно было предположить, что он сейчас обдумывает все «за» и «против». Из приёмника раздавалась попсовая мелодия. Веру она несколько раздражала, но именно эта музыка соответствовала новостям, неуёмным потоком льющаяся из многоклеточного организма мировой сети: Ангелина Джоди родила двойняшек, Хиркоров набрал лишние пять килограммов, Буйлан изнасиловал подтанцовщицу прямо в гримёрке…

— Представляешь, что творится в умах тринадцатилетних, читающих ежедневно всю эту дребедень?

— Вот тебе далеко не тринадцать, а ты тоже читаешь.

— Так я по долгу службы.

— А они по зову…

— Монитора, — закончила Вера. — Хотя…знаешь, и здесь встречаются разные мысли и мыслишки.

— Мыслишки встречаются везде, где встречаются люди.

— И то верно. В виртуальном пространстве людей всё больше и больше. Некоторые здесь практически живут.

— Ну и что интересного ты там поймала?

— Да вот… вроде шутка, но с подтекстом. Люблю такие психологические парадоксы.

Вера прочла вслух пущенный кем-то в цитатник Рунета, «баян», как теперь выражаются. Юмор, так сказать, не нов, но по сей день актуален.

Что даёт тебе мама? Всем мамам посвящается.

— Мама учила меня уважать чужой труд: «Если вы собрались перебить друг друга, идите на улицу, я только что полы помыла».

— Мама учила меня верить в бога: «Молись, чтоб эта гадость отстиралась».

— Мама учила меня мыслить логично: «Потому что я так сказала, вот почему».

— Мама учила меня думать о последствиях: «Вот вывалишься сейчас из окна — не возьму тебя с собой в магазин!».

— Мама объяснила мне причинно-следственные связи: «Если ты сейчас же не перестанешь реветь, я тебя отшлепаю».

— Мама научила меня стойкости: «Не выйдешь из-за стола, пока не доешь».

— Это из разряда «Утонешь — домой не приходи». Знакомая методика.

— Да-а, или «Как уснёшь — скажешь».

Завершив тренировку, Борис отправился на балкон дышать свежим воздухом. Расслабившись и удобно расположившись в кресле, потягивал свежевыжатый апельсиновый сок. В последнее время здоровый образ жизни становился его пунктиком. Вера не могла определить своего отношения к этому новому веянию. С одной стороны хорошо, но когда идея становится навязчивой, это настораживает. Пока не переросло в манию, беспокоиться, верно, не стоит…

— Кстати, Ражнёв вчера анекдот из жизни рассказал, — бодрый голос Бориса свидетельствовал о благотворном воздействии физкультуры. — К ним в милицию поступило заявление. Тётка жалуется на то, что у неё прямо со двора украли велосипед. Живёт она в частном доме, а в соседском дворе обитает милый такой пёс, Сэмом зовут. Так вот. Однажды к ней в калитку постучал мужчина и вкрадчиво так спросил: «Где тут у вас сэм продают?». Ну она поразмыслила недолго и указала на соседский дом. Удивилась, конечно, с чего бы Дудиным собаку свою продавать? Ну, в общем, вернулась она к своим делам. А через некоторое время видит, из той самой калитки, на которую только что добродушно указала, выбегает с воплем тот самый мужик. И Сэм висит у него сзади, вцепившись пониже спины своими крепкими желтыми клыками… Глаза злые, сожрать готов всё то, что ухватил. Мужик вырвался, схватил велосипед, стоящий у забора, и… скрылся в неизвестном направлении. А сосед ей и говорит: «Не любит наш Сэм этих алкашей». «Почему алкашей? Он же вашего Сэма купить собирался». «Ха! Зачем ему пёс? Он «выпить» искал! Алкоголики так самогон называют — сэм. Ну, бобик как услышал своё имя, так и выскочил навстречу. А зверь наш алкоголь, даже «вчерашний», на дух не переносит…».

— А что тётка? — спросила Вера, вытирая слёзы от смеха.

— Так ведь велосипед у неё пропал. Алкаш на нём от пса улепётывал. Бедный. Теперь у него психическая травма. Без специалиста не справится, — усмехнулся Борис. — Ну или без «поллитры». Да, кстати, я тут вспомнил. А что тебе психолог поведала по телефону? Ты так и не рассказала.

— Она сказала, что мать Дины, работая у родителей Вики, украла у них деньги. Они поймали её как-то раз. Был большой скандал. Естественно, женщину выгнали, но в милицию не заявляли. Вике после этого запретили дружить с Диной и просто… вычеркнули их с матерью из жизни. Девочки встречались тайком. Естественно, что Дина чувствовала себя ущемлённой…Ну и… У Дины негатив мог с годами накопиться.

— Эта последняя фраза, явно сказана психологом.

— Ты необычайно догадлив! — усмехнулась Вера.

— А сама эта психолог что больше излучает: позитив или негатив?

— Знаешь, хороший вопрос. Мне в ней не нравится, что она часто повторяет: жизнь жестока. Такой психологический приём, что ли?… Разве с такой установкой человек может стать счастливым?

— А тебе ближе фантики и бантики? Твои розовые очки испортят другому человеку зрение. Думаю, это стиль работы Пригожиной.

Вера не ответила, а музыку сделала громче.

* * *

Ночью Вере приснился странный сон. Корни мощного дерева, врезаясь в землю, пронзали её насквозь. То есть не почву, а планету Землю. Змееобразные корни, обвивая её, крушили всё на своём пути. Заводы, электростанции, целые города безжалостно разрушались чудовищными щупальцами. Люди в панике бежали, с криками, воплями. При этом дерево становилось всё больше, оно росло, быстро увеличивалось до гигантских размеров. Вскоре ствол уже перестал помещаться на крохотном шарике. Приглядевшись, Вера увидела, что на самом деле, уменьшался старый глобус, стоящий на её школьном столе. Она сама, девчонка, сидит в своей комнате и наблюдает, как происходит какая-то чертовщина. Вера взяла указку и дотронулась до дерева. Что-то зашумело, загрохотало, и…вдруг шар лопнул, а брызги разлетелись в разные стороны, несколько капель жидкости попали на лицо.

Внезапно проснувшись, Вера испуганно посмотрела на Бориса, который только что брызнул ей водичкой в лицо, стоял и улыбался.

— Хулиганишь?

— Пора вставать. Ты же сама просила, чтобы я тебя разбудил. Пишущему журналисту тоже Бог подаёт, если он раньше просыпается. Читатели ждут. Так ведь твой главред говорит? Ты должна сдать материал! А не посапывать… в подушку…

Вера потерла ладонью щеку.

— Что-то я так плохо спала, что не готова к подвигам.

Потянувшись, она отпила из чашки терпкий кофе с кусочками свежего имбиря, который Борис поставил перед нею прямо на ночной столик.

— У меня ещё есть неделя. Тема сложная. Обдумать надо… Я хочу в жанре очерков с продолжением…

— Всё это уже слышал. Оправдания не приемлю. Так, дорогая, хватит хныкать! Встала, холодный душ приняла и — в редакцию.

— Да, мой белый господин! Имею право допить свой кофе?

… В полдень, в какое помещение редакции ни войди, становишься невольным участником дискуссий. В курилке журналисты обсуждали убийство депутата, затем пришло сообщение о пожаре в ночном клубе, и надо было срочно выяснять детали.

После обеда Вера, наконец, смогла уединиться и раскрыть свой ноутбук. Итак, необходимо сосредоточиться на записях, вопросах и ответах, взятых накануне у специалистов. Психология увлекла Веру не на шутку. Поделиться своими мыслями с читателями не терпелось, но… назойливая мыслишка пчелой вертелась в голове. В конце концов, Вера решительно встала и направилась к редактору.

Кабинет Николая Александровича был освещён солнцем. Любопытный солнечный луч шарил по стенам, углам и даже в бумагах редактора, затем засветился на столе и начал перепрыгивать с руки на руку, в то время как пальцы шефа прыгали по клавиатуре. Веру это настраивало на весёлый лад. И даже сам шеф, непременно в яркой рубашке и джинсах, был в приподнятом настроении. Он одновременно прижимал ухом мобильный телефон и, смеясь, рассказывал свежий анекдот.

— Ну что, Вера Николаевна? — не сменив своего игривого тона, произнёс, предложив Вере присесть.

— Хочу просить недельку отпуска, — начальник вскинул удивлённо брови, и шальной луч теперь заплясал на лысоватой голове, разбрызгивая по ней разноцветные блики.

— С ума сошла? Материал на стол и тогда отправляйся хоть… на восемь дней.

— В том-то и дело. Надо отдохнуть. Вдохновиться.

— Ну ты даёшь! Журналистика и вдохновение — две вещи несовместные. Ты же знаешь.

— Да я уложусь в срок. Правда, надо отдохнуть. В отпуске не была уже три года. Да и подруга зовёт. В другой раз сложнее будет встретиться.

— Озадачила… Ладно, отправляйся. Но, минимум через неделю, максимум через семь дней материал должен быть готов! Анонс дали. Все ждут публикации. И такой текст, какой только ты можешь…

— Хорошо.

— Где подруга-то живёт?

— В Берлине. Общаемся только виртуально. Пора увидеться.

— Всё, Вера, — он опустил глаза в экран, делая вид, что желает сосредоточиться на работе и сопроводив это выметающим жестом руки. — Время пошло.

* * *

Уже через полчаса, заказав электронный билет, Вера спешила домой собирать вещи, испытывая обычное своё волнение перед дальней поездкой.

Эта идея с отпуском пришла на ум неожиданно. Но показалась такой заманчивой, что сомнения не оставалось.

Лика Вермер, подруга, с которой они учились на журфаке и дружили в студенческие годы, работала на телевидении, и тоже была вся в журналистских заботах. Времени на встречи с однокашниками долгое время не находилось. А эта неделька освобождалась. И случай подходящий — 35-летний юбилей.

Надо было срочно оповестить юбиляршу о приезде. Подруга много раз приглашала в гости. Но работа всё отодвигала затею.

Борис, конечно, был удивлён спонтанному решению жены. Но он старался по возможности не оспаривать её горячих идей.

…Уже поздно вечером, когда пузатый чемодан стоял у дверей, готовый к выгуливанию, Вера задала мужу неожиданный вопрос:

— Как ты думаешь, почему Толик всегда выражает, мягко говоря, неприязненное отношение к журналистам?

— Разве? Тебе показалось. Он просто понимает, что работа журналиста-расследователя опасна. А ты постоянно говоришь о том, что их любопытная девчонка пойдет по стопам крёстной. Кто из родителей хочет усложнять своему ребёнку жизнь?

— А ты тоже так считаешь?

— Считаю. Но я тебя никогда не останавливал. Во-первых, это бесполезно. Во-вторых, давно понял, что ничем другим ты заниматься не сможешь. Это твоё… призвание что ли. Честно, Вера, постоянно очень за тебя волнуюсь. Но всегда надеюсь на хэппи-энд. Хорошо, что у тебя есть возможность отдохнуть.

На следующий день Вера улетела в Германию.

Глава II

Столица Германии встретила Веру тёплым дождём. Чистота улиц, свет неоновых фонарей, клумбы чудных цветов… Восторг и покой. А когда Вера встретила у выхода из аэропорта Лику, усталость от трёхчасового перелёта куда-то и вовсе улетучилась.

Они катились по утренним улицам Берлина в комфортабельной машине и не могли наговориться. Хоть иногда подруги и общались в скайпе, но «живое» общение с электронным не сравнить.

У Лики был небольшой акцент, что придавало её речи особую прелесть.

— Поживи с моё в Германии, и у тебя будет такое же произношение. По-русски ведь почти не говорю.

Вера успела заметить, как шикарно выглядит Лика Вермер. Высокая брюнетка, стройная, в белом брючном костюме, она обладала тем завораживающим шармом, который отличает благополучных иностранок.

Замуж Анжелика Ильина вышла на пятом курсе за немца Ганца Вермера, который в другом российском вузе постигал технические науки. Сразу после окончания учёбы они уехали в Берлин, где и начали вить своё семейное гнездо, причём, довольно успешно. Провожая тогда Лику, многие знакомые злорадствовали по поводу языка, который ей давался с трудом. Но на родине мужа уже за полгода она освоила немецкий так, что в скором времени её пригласили на радио, а затем и на Берлинское TV.

…Сидя в просторной гостиной, где окна во всю стену позволяли обозревать ночной город в огнях, подруги всё говорили и говорили, утоляя жажду общения. Событий накопилось за этот период действительно немало. Стрелка часов давно убежала за «три». А ночь, как известно, располагает к неспешной беседе, и она же предательски скоротечна.

— Да, — произнесла Лика, сладко зевая, — интересную историю ты мне рассказала. Просто жуть, что жизнь с некоторыми людьми делает.

— Вот именно, с некоторыми, — Вера прикрыла рот, зевота ведь дело заразное, — самое интересное, почему эти некоторые так подвержены различным манипуляциям. Почему именно их мозг подвергается такому сильному воздействию, что человек становится монстром…

— Мозг следует тренировать, чтобы не поддаваться. Не все могут. Не случайно здесь психоаналитиков развелось… «как собак нерезаных». — Лика засмеялась, употребив в своей речи чисто русский оборот.

— Чего ты их не жалуешь?

— Да моя подруга на них совсем помешалась. Чуть что — «я к психоаналитику!».

— А ты как же?

— А у меня свой рецепт.

— Какой?

— Рюмка хорошего коньку и порция любимого мужчины — никакой психоаналитик не нужен.

— Ганц в этом вопросе с тобой солидарен?

— Веришь? Ни разу с психологами дела не имела по проблемам семейной жизни. Если только по работе, интервью там, всё такое.

— Да я как-то тоже не очень…

— Вот видишь. Нам, журналюгам, нюни распускать некогда.

— Какая ты стала!

— Да, я независимая. И это мне нравится.

Вдоволь наговорившись, опустошив бутылку хорошего сухого красного вина, уже под утро «независимые журналюги» разошлись по спальням. Вера будто провалилась в сон, а шёлковое розовое постельное бельё гостеприимно приняло её уставшее за долгие сутки тело.

* * *

Что приходит на ум, когда думаешь о Берлине? Ну, конечно, это Бранденбургские ворота, Рейхстаг. Здесь много достопримечательностей. Этот город с необычной историей давно интересовал Веру, и она перед отъездом успела заглянуть в энциклопедию.

В летописях1244 года встречается первое упоминание о Берлине. Удивило, что многие лингвисты не связывают происхождение названия Берлин со словом бер, с немецкого означающее медведь, а склоняются к древнеславянскому бирл, которое переводится как топь, болото. В этих болотистых местах было множество озер и рек. Современный Берлин стоит на слиянии рек Шпрее и Хафель. Здесь издревле селились славянские племена, которые затем были вытеснены немцами.

Вера мечтала пройтись по Унтер ден Линден, и она, наконец, убедилась, насколько великолепна эта знаменитая улица. Более двух тысяч липовых и ореховых деревьев. Основатель прусского королевства и его первый король Фридрих-Вильгельм приказал высадить здесь аллею. Не случайно именно на этой улице в течение долгой истории возводились самые красивые здания.

Как всегда в воскресный день здесь магазины не работали, только несколько сувенирных лавок были открыты. Может, к лучшему? Так больше времени оставалось для осмотра архитектуры.

Порадовало, что в Берлине нет проблем с указателями, поэтому найти любую достопримечательность несложно.

Невероятная громада Бранденбургских ворот протянулась на два километра. Трудно представить, что недалеко отсюда возвышалась стена, разделяющая город на две части. Вот тут стояли автоматчики и стреляли в тех, кто пытался покинуть восточный Берлин! Но теперь Бранденбургские ворота — символ единства. Теперь здесь гуляют люди, — фотографируют, пьют пиво, радуются жизни.

На площади Республики, недалеко от Бранденбургских ворот, находится Рейхстаг. Это красивое сооружение украшает новый прозрачный купол. Перед зданием раскинулась огромная зеленая лужайка. Рядом с Рейхстагом также много туристов: русские, японцы, африканцы. Вера подумала, что фюрер перевернулся бы в гробу, ведь он так рьяно боролся за чистоту нации. Даже не верилось, что отсюда когда-то начался кошмар мировой войны…

С прогулки она вернулась довольной. Лика предложила продолжить знакомиться с городом, но теперь на автомобиле, и Вера с радостью согласилась.

Таинственный вечерний Берлин! Переливающиеся огнями витрины манят и интригуют. Вереницы автомобилей катятся мимо по блестящей в отблесках фонарей дороге. Фонтаны, клумбы цветов, вытянувшиеся как в строю фасады строгих домов… Один из самых знаменитых фонтанов Берлина — Нептун — рядом с Ратушей, перед королевской резиденцией. Как говорят экскурсоводы, это один из самых красивых фонтанов в Европе.

Достопримечательность, с которой Лика решила познакомить подругу — это ажурная 138-метровая радиовышка. Она светилась в ночи как серебряная ёлка. Женщины оставили машину в безопасном месте, решив пройтись.

— Знаешь, мне в голову пришла гениальная мысль, — Лика в стильном кожаном пиджаке, короткой чёрной юбке выглядела потрясающе. Подруги шли под руку, Вера постоянно улыбалась, впитывая свежесть вечернего воздуха.

— Ну, выкладывай!

— В Германии, мы с тобой уже говорили об этом, психология очень развита, актуальна. А моя программа косвенно как раз об этом. Называется «Барьеры роста».

— О карьерных амбициях что ли?

— Не совсем. Я приглашаю на интервью людей, которые чего-то достигли. И не обязательно материального благополучия. Которые… как бы это выразить… Сделали себя сами!

— Интересно.

— Конечно. И роль психологии здесь трудно переоценить, как ты понимаешь. Иногда работа над собой позволяет достичь необыкновенных результатов.

— Соглашусь. Тут не поспоришь.

— Вот я и думаю…Может, тебе посетить какую-нибудь лечебницу? Выяснить, как действительно работают современные методики, чего можно достичь с их помощью. Тем более, припоминаю, ты говорила, что…как её…твоя героиня…ну…

— Корсунская?

— Ну да. Она же лечилась здесь, в Германии.

— Да-а… Слушай, так ведь можно посетить именно ту лечебницу! В Йене!! — Веру осенило. — Это ведь действительно гениальная идея!

— А то! — журналист журналиста понимает с полуслова.

— А как же торжество?

— Что торжество?

— Его надо готовить, всё продумать. Сценарий опять же. Я вроде для помощи к тебе прибыла. Хочешь избавиться от меня?

— Ну, конечно, избавиться, — уверенно парировала Лика. — Не парься, как у вас говорят. Зачем тебе эти заботы? Делай дело, пока есть возможность. А она есть! Тебе повезло. В Йене живёт мой хороший друг, коллега. Он работает в газете, у него связи есть. А самое главное — русский знает, учился в России. На этой почве мы с ним и сошлись.

— Да неудобно, мы ведь не знакомы.

— Вот и познакомишься! Неудобно… сама знаешь что делать… — Лика как-то замялась.

— Ха, а ты забыла? Забыла поговорку?!

— Ну, забыла. Что ж теперь? Напомни!

— Неудобно штаны через голову надевать!..

— Я другую пословицу имела в виду…

…В приподнятом настроении они вернулись в квартиру. Оставалось лишь продумать завтрашний маршрут до Йены, забронировать гостиницу, так как предполагалось пробыть там дня три.

* * *

Утром Лика отправилась на работу, а Вера поехала на главный железнодорожный вокзал Берлина — Hauptbahnhof, который был открыт в 2006-м году к Чемпионату Мира по футболу. Вокзал — пятиэтажное крытое здание, чудо архитектуры. Информационные табло оповещали о времени прибытия поездов — белые щиты, об отправлении — жёлтые. До Йены поезд идёт два с половиной часа.

…Когда Вера выходила из вагона, её кто-то мягко поддержал под локоть, и она с комфортом приземлилась на платформу.

— Вы Вера?

— Да. А вы, наверное, Эрик Браун.

— Приятно познакомиться.

— Взаимно.

Молодой немецкий журналист оказался общительным, сообразительным, сведущим во многих вопросах. Его ломаный русский был вполне сносным, тем более что общение в смысле языка ей тоже шло на пользу, некоторые немецкие выражения она уже усвоила и воспринимала на слух. Одним словом, помощник был хорош во всех отношениях.

Вечером, после хлопот по устройству в гостиницу, Вера договорилась встретиться с Эриком в кафе. Здесь стоял гул от оживлённого говора студентов, которых здесь к вечеру набралось так много, что все столики оказались заняты. Пришлось покинуть уютный привал, поскольку разговаривать там было невозможно. Однако пройтись по узким старинным улочкам — не менее приятное занятие.

Йена — старинный университетский город, сохранивший особый колорит молодости и веселья. Это особенно остро ощущалось в исторической обстановке древней архитектуры.

Коллеги шли по мощёной булыжником дороге. Идти на каблуках было не совсем удобно, тем более что город славился своим холмистым рельефом. Вера взяла Эрика под руку, и они продолжили обсуждать начатую ещё в кафе тему.

— Думаешь, возможно полностью излечиться от душевного заболевания? Вряд ли существует способ заставить человека забыть пережитое горе. А ведь именно пережитые страдания мучают и сводят с ума…

— Забыть? Вряд ли. А вот методика научиться жить с этим есть. Помнить, но правильно относиться. Сколько учёных работает над мозгами человека. Ведь всё дело в мозге! Вот и пообщаешься завтра со специалистами… на заданную тему.

Вера волновалась, завтрашний день обещал быть насыщенным. Предстояло многое успеть. Поговорить с врачами и, если позволят, поработать в архивах лечебницы. Вера мысленно составила план на предстоящий день. Жаль, языка не знала. Но Эрик обещал помочь. Попрощавшись с ним, отправилась в гостиницу.

Ночью она проснулась от жуткой головной боли. С трудом открыла глаза, пошарила рукой по тумбочке, одновременно соображая, где находится. Включила настольную лампу. Таблетки лежали в косметичке, и она долго копалась в сумочке, прежде чем отыскала спасительные пилюли.

В висках словно стучали молоточки, а голова была стянута стальным обручем. Видимо, сказалась разница часовых поясов и климатических особенностей. Вспомнив, как ей помог в прошлый раз волевой образ, возникший на занятиях Натальи Николаевны, Вера вновь хотела испробовать на себе его врачующее воздействие… Но он был словно стёрт из памяти. Вера удивилась, но объяснила себе это тем, что редко посещала Пригожину, поэтому образ ушёл безвозвратно. Если, конечно, это не начало склероза. Стоит поговорить со специалистами о заболеваниях головы, о причинах мигрени. Минут через двадцать лекарство подействовало, и Вера до утра больше не просыпалась.

Глава III

Вера шла по узким улочкам города и удивлялась. Немцы, несомненно, фанатики рисайкла (утилизации отходов). Чувство порядка и чистоты у них в крови. По улицам и даже иногда в магазинах она видела разного цвета огромные бочки, куда бросать бутылки следовало в соответствии с цветом. Урны повсюду, и они тоже с несколькими отделениями, так что надо читать, прежде чем что-то положить в них. Такие резервуары для мусора стояли даже на вокзале.

По дороге они встретились с Эриком. До лечебницы, которая находилась на другом конце города, Вера и Эрик прокатились на автобусе, любуясь местными красотами.

* * *

…Уже два часа Вера копалась в архиве клиники, куда их с Эриком допустили как журналистов. Эрик здесь бывал и раньше по работе, года два назад делал репортаж. Кое с кем из персонала был знаком. Но вот незадача, все врачи в данный момент были заняты, поэтому посещение клиники началось не с интервью, что было бы логично, а с архива. Вера пыталась найти что-то, свидетельствующее о пребывании здесь пациентки по фамилии Корсунская.

«Порядок у них во всём, а вот документы найти невозможно!» — тщетность поиска начала отзываться раздражением. Правда, она сама не знала, что конкретно надо искать. Зацепкой могла быть любая бумажка. Но нужная папка не находилась, а документов в архиве было так много, что уже через полчаса спина предательски стала ныть, к тому же Вера начала безостановочно чихать, не сумев преодолеть атаки зловредной книжной пыли. Истории болезни Александры Корсунской здесь не было. Эрик также терялся в этих архивных трущобах. В конце концов, Вера попросила коллегу связаться с главврачом. По внутреннему телефону ответил приятный баритон. Журналист поговорил с доктором, и, к счастью, через некоторое время они с Верой были приглашены на второй этаж. Их провели в светлый просторный кабинет. За столом сидел элегантный седовласый мужчина.

Дела давно минувших лет хранились в архиве, но на иностранцев (из бывшего СССР с особым грифом) — отдельно. Их было гораздо меньше, поэтому металлический сейф с архивными документами располагался по соседству, в кабинете заместителя главврача. Но и здесь нужные бумаги не нашлись.

— Как же так? — вслух выражала удивление русская журналистка, Эрик старался прилежно переводить, смягчая некоторые обороты. — Девушка у вас долго лечилась, безуспешно, умерла… А документов соответствующих нет. Так ведь не бывает!

— Да, так не бывает! — вторил ей по-немецки доктор. — Плохо искали. У нас порядок, потерь быть не должно.

Главврач решительно встал из-за стола и вышел. Не было его минут сорок. Вера успела оглядеться и внимательно рассмотреть обстановку. Кабинет, отделанный тёмным деревом, на стене изображение релаксирующего вида — бурлящая вода, стекающая с живописного холма, на массивном столе фотография милой белокурой девчушки верхом на пони. Успокаивающе воздействовал и пёстрый во всю стену аквариум, из которого разноцветные рыбы с любопытством разглядывали посетителей просторного кабинета.

— Вы же говорили, что ваша пациентка умерла! — с этими словами главврач появился в дверном проёме и как вещдок предъявил толстую папку.

…Нет, чудеса, конечно, случаются. Любой журналист прекрасно знает, как непредсказуема бывает судьба. Удивляло другое. Почему родные Саши Корсунской оказались такими равнодушными, не интересовались ею совершенно, на протяжении множества лет не удосужились выяснить, жива ли она! Это обстоятельство вызвало некоторое недоумение.

Возникало множество других вопросов: куда делась Александра после выписки? Как сложилась её жизнь и почему она не объявилась в родных пенатах? Почему не осталось никаких сведений о её судьбе? И, в конце концов, — ГДЕ ОНА НАХОДИТСЯ СЕЙЧАС?

Для статьи материал уникальный: драматичная история жизни русской пациентки немецкой клиники для душевнобольных, интервью с ней, да ещё и комментарий специалистов!

…Когда доктор полистал историю болезни, то пояснил, что двадцативосьмилетняя женщина как бы «уходила в себя», отказывалась от реалий этого мира. Но ей повезло. Именно в те годы в клинике работал доктор Миллер, применяя в лечении свою уникальную методику. Вера подробно фиксировала всё, что переводил Эрик со слов главврача:

«Доктор Миллер — последователь теории Шнейдера Курта, который в двадцатые годы прошлого века предложил построенную на психологическом принципе типологию психопатических личностей, среди которых он выделял депрессивных, неуверенных в себе, фанатиков, жаждущих оценки, бесчувственных, безвольных, взрывчатых, астенических, другие типы. Типология психопатий Шнейдера и сейчас широко используется в психиатрии. Миллер в лечении использовал и теорию Шульца Генриха, основателя аутогенной тренировки. Но основой его теории является учение Карла Ясперса — одного из создателей философии экзистенциализма. «Экзистенциальное озарение» — это понятие, которое в науку ввёл Ясперс, а Миллер его развил. Он работал с больными в группах и индивидуально. Тогда многие пошли на поправку. К сожалению, доктор умер три года назад. Но методика его существует, дорабатывается. В истории болезни пациентки из Советского Союза написано, что она покинула клинику совершенно здоровой».

— Здесь написано, что пациентка поправилась, — доктор строго повторил и внимательно оглядел посетителей.

* * *

Анжелика радостно улыбалась. Эта фотография, украшавшая комнату, вообще была какой-то необыкновенной. Портрет на фоне солнца сам излучал свет, от этого в комнате становилось светлее. Под ним на тумбе возвышался стильный двухрожковый подсвечник, который Вера с помощью Эрика выбирала часа два в одном из магазинов Йены. Он здорово вписался в обстановку гостиной. И действительно пришёлся по нраву и виновнице торжества, и её мужу.

— Вот видишь, не зря съездила, — говорила Лика, поглаживая подсвечник, а когда Вера с укором на неё взглянула, она весело добавила, — теперь твой материал будет гораздо интересней, я же говорила.

— Не знаю, столько вопросов возникло в результате, — задумчивый вид Веры не вписывался в сценарий сегодняшнего вечера. В конце концов, пора отбросить все философские размышления. Надо готовиться к празднику, ради которого собственно она сюда и прибыла.

Вечер пролетел, как и полагалось, плавно перетекая с восторженных восклицаний на лирические признания. Звучали стихотворные строки, душевные романсы, даже фокусы продемонстрировал один из гостей, чем сильно удивил задремавшего было немногословного Ганса.

Когда гости ушли, а кое-кто остался мирно похрапывать на диване в гостиной, подруги переместились на веранду, откуда открывался удивительный вид на ночной город.

— Время пролетело. Опять будем только в Интернете «видеться»…

— Уже это неплохо. Но, думаю, теперь ты запланируешь поездку на родину и не заставишь себя ждать.

— Только, Вера, с тебя должок!

— Какой?!

— Материал о психологии и… этой интересной истории. Зря что ли я Эрика просила тебе помочь? Как напишешь — сразу. Использую в своей передаче. А ещё лучше — сама примешь участие.

Встреча в Германии завершалась. Уже завтра она будет дома, продолжит свои поиски ответов на вопросы этой непростой жизни…

* * *

На родине Веру встречал Борис. Всю дорогу до дома, катясь в машине, они разговаривали. Через открытые окна было слышно, как гулок остывающий и свежеющий воздух, как отражается в нём шорох колёс от влажного, к ночи, асфальта.

Поздний летний вечер, неведомые запахи и звуки. Похоже, день был жаркий, так как далеко в небе плескалось чистое золото, разлитое тонким слоем по линии горизонта. А в черноте под ним, внизу, скучившимися светлячками мерцали огни родного города…

— Несчастная была эта Александра. Жаль, пока не удалось выяснить, как сложилась её дальнейшая жизнь.

— Что значит «была»? Она ведь, как говоришь, поправилась…

— Да… Так и написано в истории болезни. Правда, на немецком. Но доктор повторил это дважды.

— Раз дважды, значит так и есть.

— А ты всё шутишь. Смотрю, совсем не скучал в моём отсутствии.

— Грустил… Но в меру. Некогда было, работа, знаешь ли. Должность обязывает.

— Ах, да! Я совсем забыла. Ты ведь теперь большой начальник.

— Кстати, вчера Ражнёв звонил, тобой интересовался. Егор Корсунский пропал…

— Как пропал?!

— Ну откуда я знаю, Вера? Я не вникал. Думаю, у девушки ночевал, а Ражнёв сразу тебе названивать, голову морочить. Возьми да позвони сама.

— Так поздно уже.

— Значит, завтра с утра. Надеюсь, не отправишься прямо сейчас на поиски.

Да, сейчас на поиски отправляться не стоит. Вера устала, хотелось домой. В гостях, как говорится, хорошо, но дома… Да и что там могло случиться?

…С самого утра Валуева постаралась узнать подробности об исчезновении Егора Корсунского. Его уже не было два дня. Отец переживал, хотя в последнее время отношения между ними не клеились, и Егор мог уехать к приятелям, не предупредив родителя. Однако заявление в милицию было написано.

* * *

…Утром в день выпуска газеты посетитель редакции не увидит суеты и суматошной беготни, означающей серьёзную напряженную работу. В лучшем случае несколько человек сидят на своих местах и занимаются кто чем. Кто-то внимательно рассматривает потолок, кто-то чертит или рисует, переводя казённую бумагу, ну а кто-то, примостившись на столе, и, болтая ногой, развлекает байками прочих праздношатающихся. Днём уже редакционный вихрь разгоняется, захватывая в свой круговорот всё больше и больше участников. Дежурный редактор паникует и кипятится, начинает махать руками, кричать на одних корреспондентов, что сделали слишком мало, на других, что слишком много, и скорее всего всё не влезет в газету и придётся сокращать материал…

Когда вихрь уже был на пике, на самом его гребне, в редакции появилась Вера.

— Привет, Верунчик! — пропела навстречу Тоня — девушка с вечным рыжим хвостом на затылке, маленького роста, никогда не красившая ресницы, отчего никому не было известно, сколько ей лет. Она вполне могла быть студенткой третьего курса, но профессионалом она была уже сложившимся, из чего следовало, что в этой среде она по призванию, а значит всё равно, сколько ей лет. — Как поездка? Удачна? — кинула она на лету, почти не дожидаясь ответа.

— Ооо! Лягушка-путешественница! Как ты? Отдохнуть успела?

— Костя! Привет! Главный у себя?

— А ты разве не ко мне? — парень ехидно улыбнулся. — Да у себя, ты сейчас к нему? А то смотри, он не в духе!

— Отлично, мне как раз пока необходимо сделать звонок…

Пробираясь к курилке, точнее к кожаному диванчику, уютно примостившемуся недалеко от неё, Вера вынула мобильный, на ходу набрала Ражнёва.

— Говорю быстро, только ты меня внимательно слушай и не пере…

— Привет, Верочка — девочка! — высокая лысая секретарша Лёля, в кожаных брюках и бежевом кардигане с микроскопическими пуговицами, нагнувшись над диваном и продемонстрировав крупное украшение на шее, протянула густо накрашенные губы и чмокнула Валуеву.

— Какие новости? Как заграница, процветает? — похоже, вся редакция знала о цели отъезда.

— Кукин! Ну, слова нельзя сказать, чёрт побери! Никуда от тебя не деться! — на диван с видом заговорщика присаживался молодой коллега Костя Кукин, частенько приводивший всех в бешенство своим бесцеремонным поведением.

— Ражнёв, повтори! Что там в прихожей?

— Валуева! Ну какая прихожая?! При-го-жи-ной! — затем в телефоне что-то захрипело, и Вера не уловила несколько слов. — Короче, срочно выезжаю в Москву. Приеду — позвоню.

— Костя, будь другом. Срочно оформь на первой полосе объявление об исчезновении студента университета Егора Корсунского, — голос у Веры был так напряжён, что все обернулись и уставились на неё.

Она огляделась, решительно махнула рукой и неожиданно крикнула:

— Срочно!!!

* * *

Егор в последнее время был словно не в своей тарелке. Его мучили подозрения, воспоминания, страхи. А ещё чувства вины и стыда. За что? За какие деяния? Он бы и сам не смог ответить. Но именно эти смутные ощущения толкали его к поискам «вещественных доказательств», как сказал бы следователь…

Оказавшись в комнате отца, он понял, что его непреодолимо тянет к шкафу с книгами. Их было много, этих драгоценных сокровищ, которые в детстве он именно так и воспринимал. Позже эти толстые и не очень тома мыслей, открытий, фантазий стали представляться непреодолимым барьером между ним и отцом. Ведь в воспоминаниях отец всегда восседал в кресле или за столом в своём просторном кабинете и постоянно был занят этими книгами-монстрами.

Егор взял с полки первую попавшуюся книгу и не сразу заметил, что из нее что-то выпало. Только наступив на фотографию, он понял, что книга хранила это свидетельство прошлой жизни. На ней были изображены мать, отец, няня и эта незнакомая девушка… Но чем дольше он смотрел на снимок, тем больше возникало в памяти образов и воспоминаний…

Как-то в детстве, когда Егору было всего лет десять, ему купили новый письменный стол. Из настоящего дуба, он радовал школьника красотой текстуры и блеском полировки. Такого не было ни у кого из одноклассников. Гордость испытывал мальчишка, когда он представлял, как этот двухтумбовый, с полками и дверцами, стол будет красоваться в центре комнаты, а он за ним будет делать уроки. И обязательно получать пятёрки. Обязательно.

Покупку в назначенный час заносили незнакомые мужчины. Переполненный радостью и благодарностью, Егор бросился им на помощь. Когда стол разворачивали, пытаясь вместить в дверной проём, мальчишка протиснулся между носильщиками и начал его поддерживать изо всех своих детских сил. Даже кряхтел от старания…Внезапно раздался звонкий подзатыльник, у Егора потемнело в глазах. Отец строго сказал: «Не мешайся под ногами! Так и норовишь напакостить! Видишь ведь, не до твоих шалостей сейчас». Егору так хотелось воскликнуть, что он помогал, а не пакостил, что он это делал по-взрослому, по-настоящему… Обида и слёзы душили, он бросился в комнату, лёг на кровать и, уткнувшись в подушку, горько заплакал… Не заметил, как уснул.

Когда лучи солнца начали пробиваться сквозь окно, мальчик открыл глаза. Проснувшись, он обнаружил, что новенький, красивый, блестящий стол уже стоял возле окна и… совершенно не радовал…

…Почему именно теперь, когда Егор вдруг обнаружил в одной из книг на полке в кабинете отца эту старую фотографию, вспомнился этот случай из далёкого детства?… Внезапно пришло понимание. Озарило. Словно вспышкой, от которой можно и ослепнуть.

Как только отец появился на пороге дома, он выпалил ему прямо в лицо все обиды: и за эту фотографию, и за отчуждение, и за недомолвки… Отец сначала пытался оправдываться, но вскоре перешёл на крик.

— Да! Знал я, всё знал. Предупредили меня добрые люди, доктор Миллер считал своим долгом. Но он ведь не понимал, что Саша — это позор нашей семьи! Позор!!! Я даже уехать хотел, но не решился… Ради вас, вашего будущего…

Когда же Егор бросил обвинительные фразы, в которых звучало слово «убийца», Павел Иванович, схватившись за сердце, захрипел:

— Как ты смеешь, щенок! Я оградил вас! Не запятнал… Эта дрянь оказалась здесь, в нашем городе…

Егор больше ничего не хотел слушать, — положив фотографию в карман, бросился к Наталье Николаевне, надеясь выяснить всё окончательно!

* * *

…Вера уже полчаса сидела за своим рабочим столом и выводила карандашом какие-то произвольные линии. Впервые не хотелось ни о чём думать. Вернее, мысли превратились в сплошной клубок из оборванных нитей. За какой конец ни потянешь — распутать никак не удаётся…

Обратившись к своему материалу о психологии, она перечитала пришедшее ещё до отъезда в Германию письмо, на первый взгляд странного содержания. В редакцию приходят разные письма. Некоторые люди продолжают верить в силу печатного слова. Кому-то попросту не с кем поговорить. Они ожидают, чаще на подсознательном уровне, что если кто-то прочтёт их жалобные строки, то помощь придёт. Не важно, откуда, но обязательно всё разрешится…

«Решила написать вам, так как мои проблемы своими силами решить не могу. Я уже далеко не юная девочка, мне тридцать лет, но любимой и приносящей удовлетворение профессии нет. Сначала не проявлялся интерес ни к чему. Мне ничего не нравилось. Возможно, мне так казалось. Думаю, сказались и те отношения с матерью, которые идеальными не назовешь. Мама — школьная учительница, всегда считала, что правильно только то, что она таковым считает. Последнее слово было за ней, решения за меня принимала она. В результате — постоянная депрессия, которая заедалась обильным количеством еды, затем самокопание и самобичевание. Как результат — низкая самооценка, неприятие своей внешности. А что это значит? Взрослея, я была убеждена, что достойна лишь того партнёра, который первым обратит на меня внимание.

В 23 года я ушла от мужа, поняв, что это не тот человек, с которым бы я хотела жить всю жизнь. Сразу после я решила морально отделиться от матери. Депрессии уменьшились, а скандалы с матерью увеличились. Отношения до сих пор остаются тягостными, очень плохими.

Я признаюсь, со многими проблемами справилась самостоятельно, на что-то мне раскрыли глаза добрые люди, но остаются ещё проблемы, которые мне самой никак не решить…

Например, мне сложно контактировать с людьми. Даже по телефону разговаривать для меня мучительно. Это может показаться смешным, ведь я взрослый человек, но это так… Понимаю, что именно здесь и кроются мои неудачи в профессии. Мои знакомые, кому я об этом сказала, не верят мне, так как привыкнув к людям, я научилась и отпор давать, когда надо, но проблема остаётся…».

Конечно, данное послание требовало комментария эксперта. И тогда Вера обратилась к Наталье Николаевне. Та, ознакомившись с содержанием письма, согласилась дать свой профессиональный ответ. Перечитав его, Вера задумалась. Суть комментария била в самую точку. Пригожина излагала мысли в своей довольно жёсткой манере.

«Наши взрослые проблемы и психологические сложности очень часто родом из детства. У взрослого и уважаемого многими человека жизнь может не складываться. Ты задаешься вопросом — почему? Догадайся! Всё дело в тебе. Да-да, только ты тому виной. И это давно уже стоит признать. Не мужчина, который бросил, не начальник, который уволил, не подруга, которая предала. Именно ты сама. Лучше признать это и начать с этим работать.

Наверное, ты часто болела, была послушной, всё делала, как говорили родители. Очень боялась разочаровать их, и потому не способна теперь реализовать себя. Скорее всего, ты одновременно ощущаешь собственную никчемность и просто вон лезешь из кожи, дабы доказать всем окружающим, что значима, что тоже имеешь право голоса, требуешь, чтобы с тобой считались. Люди могут думать, что у тебя завышена самооценка, что ты слишком высокомерна, а на самом деле ты просто не способна любить себя такой, какая ты есть. А это необходимо для того, чтобы жизнь состоялась.

Алкоголики, наркоманы, самоубийцы — это все те, кто не смог принять себя самих со всеми недостатками и проблемами.

Руку к этому могли приложить и родители. К примеру, мать нередко говорила: «Я ради тебя всем пожертвовала», «я столько сделала ради тебя», «ночей не спала», «ты меня измучила, хоть немного пожалела бы мать», «не хочу даже видеть тебя», «сдам тебя в детдом, ты мне надоела своими выходками». Она-то хотела, чтобы ты раскаялась и стала послушной и управляемой, вернув таким образом родительскую любовь.

А итог, как правило, иной. Ребёнок устроен так, что его подсознание делает определённый вывод: «Я не нужен, меня не любят, я только мешаю». Та ещё установка! С ней потом этот человек и идёт по жизни, если только не решит, что его существование и вовсе ошибка. И тогда запускается программа саморазрушения.

Можно винить родителей. И они действительно виноваты, ведь они переложили свои проблемы на самого беззащитного — ребёнка. Это самый простой способ облегчения. И его выбирают многие родители. Слабые родители. Трудно это осознать и принять как есть. Правда?

Как ни странно, даже частые головные боли иногда бывают из-за подобного воспитания. Тебе мать говорила в детстве «не думай, а делай», «я сама знаю, как тебе лучше», «не умничай», «забудь об этом» и тому подобное. Если так (а я уверена, что так), возникает барьер, который мешает самостоятельно думать, принимать разумные решения, быть уверенной в своей правоте.

Вот такие деструктивные установки чреваты. Не хочу пугать, но от подобного воспитания могут возникнуть даже такие заболевания как диабет, язва, гинекологические проблемы.

Ты зависима от общественного мнения. Родители наверняка прививали тебе мысль не выделяться, быть как все. И ещё часто сравнивали тебя с другими мальчиками и девочками, такими хорошими и замечательными, по их мнению. «Ты зачем испачкала платье? Вон Леночка какая аккуратная».

И вновь дело в родителях. Они сами бояться выделиться, готовы быть всю жизнь на вторых ролях. Одним словом — неудачники.

Завершала своё письмо Пригожина достаточно щадящей интонацией. И Вера, вспоминая собственные «детские сюжеты», даже растрогалась, смахнув слезу. Но последние несколько строк её тронули до глубины души. Она взяла ручку и скопировала их в свой рабочий блокнот.

«Ты понимаешь, что все твои проблемы возникли не случайно, теперь им можно дать научное название — деструктивные установки. И всё же не стоит торопиться обвинять родителей. Они руководствовались своими представлениями о воспитании и своими понятиями о твоём счастливом будущем, ведь хотели лучшей доли для тебя. Они тоже являются жертвами воспитания своих родителей, и, скорее всего, им приходится также трудно жить. Главное, что тебе следует сделать — простить своих родителей и прекратить с ними бороться. Лучше начни бороться со своими комплексами».

Несмотря на то, что Пригожина обращалась к конкретному человеку, а обращение это носило личный характер, и письмо читательницы, и ответ психолога были подготовлены к публикации в очередном номере газеты под рубрикой «Письмо в номер». Как назидание родителям, обеспокоенным будущим своих детей. Вере показалось, что Наталья Николаевна, как человек с опытом и хороший профессионал, была достаточно искренней в своих наблюдениях, и из этого многие смогут почерпнуть для себя определённую пользу. Да и самой ей после работы над этим материалом… почему-то стало легче на сердце. Говорят ведь, что слёзы облегчают душевные тяготы…

* * *

Сомнения то накатывали, то отступали. После звонка Ражнёву сегодня Вера впервые открыла почту. Надо признаться, сначала сообщение об исчезновении Егора не слишком тронуло. Да, отношения с отцом у него напряжённые. Вот и пропадает парень. Пусть старший Корсунский поволнуется за сына, ему полезно. Возможно, он именно такой реакции отца и добивается…

Она отправила сообщение Лике, что добралась хорошо, поблагодарила за содействие. Затем, потягиваясь, начала читать послания, напевая что-то бодрящее…

…И вдруг музыкальная пауза резко прервалась… громким возгласом удивления.

— О-ох! — будто что-то упало на пол. — Ничего себе!

— Ну что там ещё? Бритни Спирс вышла замуж за Снежного человека? — Борис появился в дверном проёме, но при виде Вериной озабоченности улыбка сползла с его лица. Вера смотрела на экран округлёнными от удивления глазами.

— Посмотри, Борис. Валентина Дмитриевна, ну, я тебе рассказывала про неё, выслала мне фотографию Александры Корсунской в юности. Она, фотография то есть, у неё сохранилась. Вот она. Ужас. Это…это…же, — не в состоянии выразить мысль, журналистка тыкала пальцем в фотографию, и вместо слов у неё выходило что-то вроде мычания.

Борис уставился на снимок, с которого на него смотрела юная девушка.

— Ну и что тут ужасного? Довольно симпатичная барышня.

— Это же… это… — Вера не могла это выговорить, и Борис в недоумении ушёл на работу.

Глава IV

Женщина сидела у окна, и вся её поза словно кричала об одиночестве. Опущенные плечи, осунувшееся лицо, поддерживаемое сомкнутыми в замок руками, и стеклянный взгляд… Зеркало, отразившее этот горестный образ, словно специально загородилось от него вазой с цветами. Правда, розы уже были увядшими. Букет был куплен неделю назад. Из ярко-жёлтых цветы превратились в жухлые бесцветные комочки. Коснувшись пальцем мятой розы, она с интересом стала наблюдать, как один за другим, сухие лепестки попадали на стол…

Поежившись, словно от холода, и поправив сползший синий плед, налила себе водки в обычный стакан, выпила залпом.

Письмо от этой несчастной женщины её не просто разжалобило, оно всколыхнуло самые сокровенные чувства, воспоминания. Она написала комментарий, по просьбе этой назойливой журналистки, довольно жёсткий, но справедливый.

Да, у неё был сегодня повод выпить. Но об этом никто не должен знать. Психолог, как учитель, является к страждущим непогрешимым, всегда довольным и бодрым, радостным и счастливым.

Вот вчера к ней приходила мамаша со своим великовозрастным сыном. Нет у 22-летнего парня ни цели, ни интереса, ни желаний. «Диагноз» налицо — отсутствие какой бы то ни было мотивации к жизни. Всё больше и больше появляется таких молодых людей, с необъяснимой грустью на безучастном лице. Просто эпидемия какая-то…

Юноша сидел и молчал, никак не реагируя на многословие своей обеспокоенной матери. Этим безразличием он сильно раздражал. Обычно понимающая и такая спокойная на сеансах, она уловила это монотонное, словно вибрация стоматологического сверла, чувство раздражения. Правда, парень пару раз хмыкнул в сторону матери, тем самым обозначив бесполезность консультации и бессмысленность всего и вся. Затем и вовсе, как-то невыразительно махнув рукой, встал и вышел из кабинета. Приходилось делать усилия над собой, чтобы раздражение не вышло наружу.

И в чём тут дело? Сразу нашёлся ответ — «Отсутствие страданий». Душа этого юнца ещё не плакала, в ней не происходило никаких реакций, она не расцвечивалась огнями радости и не переполнялась чувством безвозвратной утраты. Ведь всё теперь может протекать в режиме онлайн, стоит лишь нажимать на послушные кнопки, и вот ты бог и царь в своём виртуальном мирке. Здесь добиваешься многого, возвышаясь в своих глазах, а неудачи не столь трагичны, ведь о них кроме тебя никто не знает…

На столе лежала вчерашняя газета, одна из новостей которой была обведена карандашом.

«Задержан подросток, убивший своего отца. Причиной тому послужила любимая компьютерная игра, в которой герои дерутся на топорах, мечах, молотах и др. Родители не знали, как побороть страсть 14-летнего ребенка к виртуальному миру и лишили его возможности играть в «Готику», отобрав клавиатуру. Отец спал, сын зашёл в комнату и ударил его по голове кувалдой несколько раз. Проснувшуюся мать заставил вернуть клавиатуру, угрожая разделаться таким же образом и с ней. После спокойно закрылся в комнате и начал играть…».

Женщина ещё раз пробежала глазами газетные строки и произнесла: «Такими проще управлять. Следует лишь знать, на какие кнопки подсознания нажать. И с какой целью…».

Она сняла с полки фотографию мальчика, машинально пальцем стёрла пыль с чёрной рамки и примкнула к портрету губами. Слёз не было. Их не было давно. Высохло горькое озеро скорби. Тупая сердечная боль всё чаще являлась вместо тихой слёзной печали. Силы ей давала лишь цель, к которой она безустанно стремилась…

* * *

Ожидание всегда терзает душу. Тем более ожидание с неизвестным исходом. Вера отправилась в больницу, теперь она торопилась.

При входе в лечебницу она обратила внимание на санитарку, которая поливала цветы, стоящие на подоконнике.

— Здравствуйте. Был ли у вас здесь парень?

— Какой парень? — женщина, не понимая, о ком идёт речь, часто заморгала.

— Ну, молодой такой, симпатичный, лет двадцати-двадцати двух. Егор Корсунский… зовут.

Полистав книгу посетителей, санитарка произнесла:

— Не-а. Никого не было. А вы ведь… журналистка, бывали уже у нас, я помню.

— Да, Вера Валуева меня зовут.

— Вы-то мне и нужны… — женщина вдруг поменялась в лице и перешла на шёпот.

— Зачем?

— Ну не в милицию же мне обращаться…

— А что случилось-то?

Вместо ответа она, посмотрев по сторонам, указала на расположившуюся в дальнем углу коморку, открытый дверной проём которой гордо демонстрировал полки с уставленными на них порошками, вёдрами и другой бытовой утварью.

…В тесной комнатке женщина присела, облокотившись на край втиснутого сюда каким-то образом стола.

— Понимаете, я санитарка, давно здесь работаю. Но такое… Это впервые. Так вот… вчера…

Она рассказала, как случайно подслушала разговор врачей. Они ругались. Вернее, сначала на повышенных тонах что-то объясняли друг другу. Речь шла о больной Глаголевой.

— Сама я давно заметила, что девушку здесь держат как невольницу.

— Как это? — не поняла Вера.

— Ну, Наталья Николаевна девчонку ввела в транс этот, а вывести, как бы… забыла. Так вот доктор ей и говорит, что, мол, это нарушение методики. А она как завопит: «Я здесь автор, а не вы! Требую мне не мешать!». Он ей — «Читал я вашу методику, не впервые на свет родился. Нарушаете…как её…этику. Нельзя экспериментировать на девчонке. Пора выводить из транса-то этого!» В общем, шумели, даже до оскорблений дело дошло. Карьеристкой он её назвал.

— Карьеристкой?

— Ну да. Она так закричала, что я даже испугалась, — больные могли услышать.

Женщина огляделась:

— А потом знаете что было? — Вера вопросительно посмотрела в безумные, как ей в этот миг показалось, глаза собеседницы. В голове пронеслось: «Здесь, наверное, все, от уборщицы до докторов, сумасшедшие». А женщина после паузы продолжала. — Она потребовала таким страшным голосом «Верните мне запись или я вас у-ни-что-жу!!!». Так и сказала «УНИЧТОЖУ». Представляете?

— А что за запись-то? — Вера наклонилась к её уху.

— Не знаю… А Степан Аркадьевич ей ответил, что в милицию пойдёт, если она не прекратит измываться над Глаголевой.

Вера не стала больше задерживаться и направилась к кабинету главврача.

— Так это… Его нет сегодня… Он дома. Завтра у него дежурство.

Записав его домашний телефон и попрощавшись, она отправилась на автобусную остановку.

«Ладно, — рассудила Вера. — Здесь Егора не было. Это уже успокаивает. Можно сделать передышку. Дина долгое время лежит в неадекватном состоянии, которое вызвано методикой Пригожиной. Надо поговорить с доктором… Степаном Аркадьевичем».

Из больницы Валуева сразу отправилась на работу, быстро доделала свои текущие дела, сдала в набор письма читателей, дала указания дежурному редактору. И… внезапно сникла.

Круговерть впечатлений выбила почву из-под ног. Она словно запуталась в паутине подозрений, версий. Идти к главреду в этот день так и не решилась…

* * *

…Ражнёв, получив от Веры информацию о судьбе Александры Корсунской, сразу занялся поиском данных биографии Пригожиной. Дело было необычным, возбуждая профессиональный его интерес. К счастью, служебная машина сегодня была наготове, водитель свободен. И именно это дело Валуева назвала неотложным. Интуиция редко подводила Веру, в этом Толик убеждался не раз.

Не прошло и получаса, как пришёл ответ на запрос. Указывался московский адрес проживания Натальи Николаевны… в девичестве Корсунской, которая более двадцати лет назад, расписавшись с неким Михаилом Константиновичем, стала Пригожиной (!).

…Тем временем, журналистский пытливый ум не позволял Вере расслабиться.

«Что там говорила медсестра про этику психотерапевта?» — машинально открыв тему в Интернете, Вера стала листать страницу за страницей. И ей становилось всё интересней… Причём, она выяснила, что клинический психолог и психотерапевт — одно и то же.

Вера давно знала, что основной принцип врачевания, как впрочем и журналистики, — «Не навреди!». А вот некоторые другие этические принципы показались ей чрезвычайно актуальными.

Особые обязанности клинического психолога. В том случае, когда психолог понимает, что лечение не сможет помочь пациенту или же нанесёт вред его здоровью, все вмешательства должны быть прекращены.

Все сведения, которые психолог получил в результате доверительных бесед с пациентом, должны быть сохранены в тайне. Запрещено разглашение, как сознательное, так и случайное. Любая информация в отношении испытуемого не должна его скомпрометировать, то же относится и к заказчику лечения, и к психологической науке в целом.

Любые высказывания критического характера следует делать аргументированно и тактично. Недопустимым является выяснение отношений между коллегами и сотрудниками в присутствии клиентов и посторонних лиц.

Нельзя передавать сложные психологические методики некомпетентным специалистам и самостоятельно применять на практике те методики, которые не изучены в достаточной степени.

Для проведения испытания психолог обязан получить согласие пациента.

Психолог должен уметь беседовать с пациентом так, чтобы он ощущал удовлетворение от общения со специалистом.

Психологу надо учитывать особенности возраста, пола, образования, социального состояния пациента специфике эксперимента.

Выходило, что все эти принципы Пригожина игнорировала. Ей наверняка известно, что «этика работы практического психолога основывается на общечеловеческих моральных и нравственных ценностях, на положениях Конституции Российской Федерации, защищающих права человека». Знает, нарушает сознательно… для получения каких-то… выгод. Каких? Вот в чём вопрос!

Вера ещё долго пребывала в состоянии задумчивости, попеременно читая сборник статей о психологии и занося заметки в блокнот. Вечером особенно хорошо думается. Лишь в третьем часу ночи она легла в постель, где уже глубоким сном после затянувшегося рабочего дня наслаждался супруг.

…Утром, как ни странно, Вера ощутила бодрость духа и прилив энергии. Готовя завтрак, она вслух, нараспев, одно за другим, декламировала стихи.

«Как хороши, как свежи были розы!»

Как счастлив тот, кто знает прелесть прозы…

Мы в розах видим дивное творенье!

Но, между тем… едим из роз варенье.

— Что-то такого четверостишия я не знаю, — раздался из комнаты голос недоумевающего слушателя.

— Представляешь, Борис, эти строки я сочинила, когда мне было всего четырнадцать лет.

— Но первая строка явно не твоя.

— Но ведь дальше все мои. А смысл какой!

— Что-то ты начинаешь петь себе дифирамбы с самого утра. Подожди хотя бы до обеда.

— Может, в обед уже поздно будет. Лучше уж с утра.

— А что у нас запланировано на обед?

— Кто же знает? Может, там будет не до стихов.

— Ты думаешь, что сегодня все твои бандиты будут разоблачены?

— Нет, утром об этом я не думаю. И что значит «твои бандиты»?

— Ну, герои твоих будущих публикаций.

— Я ведь их не усыновляю, а всего лишь о них пишу…А если серьёзно, то у меня сегодня намечена встреча с Толиком.

— Опять Ражнёв? То милиция, теперь ещё психологии полон дом! — Борис в сердцах сбросил объёмный фолиант с обеденного стола на диван. — Смотри не переквалифицируйся…

* * *

Недовольство по поводу «моды на психологов» она слышала от Бориса не раз. Вера не стала продолжать дискуссию.

Да, и без того народ находится под обстрелом всевозможных допингов: алкоголь, наркотики, секты… А в качестве альтернативного выбора — на любой вкус «психотерапевты», называющие себя целителями, колдунами, магами, экстрасенсами, правда, на поверку нередко оказывающиеся довольно предприимчивыми гражданами, умело владеющими слабостями попавших в беду людей…

А люди что? Они готовы броситься в пучину чудодейственных теорий, объясняя своё одиночество непреодолимой потребностью новых знаний, мыслей, советов, объяснений… и просто ЧУДА, на которое в глубине души рассчитывает каждый из нас. Ведь в отчаянии человек бросается к любому, кто сулит хоть малейший намёк на это самое чудо. Им может быть и случайный попутчик, и мудрый сосед, и некий гуру-учитель.

…Где-то месяц назад одна из знакомых посвятила Веру в историю собственной доверчивости.

От Кати ушёл муж, и она… отправилась по гадалкам и ворожеям. Вернуть благоверного не удавалось, и тогда она решилась ехать в Москву, предположив, что статус тамошних специалистов выше, а, значит, они должны быть компетентней на фоне провинциальных коллег. Женщина в ворохе газет выбрала наиболее убедительное объявление и отправилась, оставив на мать восьмилетнюю дочку, в столицу…

Прибыв по адресу, робко позвонила в дверь, за которой располагался «офис» столичной ведуньи. Она вошла в комнату: блестящие драпировки, таинственные символы вполне соответствовали её представлению о предсказателях. В прихожую вышел лысый мужчина, с чёрной, клинышком, бородкой. На откровения женщины «добрый волшебник» ответил: «Будем работать, но точно сказать, сумею ли я вам помочь, смогу только через два дня. Сразу определить трудно, стало быть, первая консультация — бесплатно».

После часового сеанса Катя вышла на улицу в полной растерянности: надо было искать ночлег. Она не думала, что манипуляции по возвращению мужа в семью растянутся на несколько дней. Но больше её мучил вопрос: почему вместо женщины-ведуньи оказался мужчина-колдун? Она пыталась это объяснить своеобразием методики по привлечению клиентов, подвоха в этом видеть ей не хотелось. Вообще она предпочитала верить. «Если будешь верить, то сбудется», — такой принцип на данный момент её устраивал. Она очень хотела оставаться замужней женщиной. Да и то, что первая консультация проводилась бесплатно, выглядело вполне привлекательно.

Первую ночь Катя с горем пополам провела в подъезде старого не закрытого на кодовый замок дома. На следующий день стала искать цивилизованные способы ночлега. Пришлось заплатить немыслимые для обычной провинциалки деньги за койко-место в столичном отеле, но зато проспала она там почти сутки.

При повторной встрече колдун её обнадёжил: «Вам очень повезло. Ещё не всё потеряно. Придётся, конечно, поработать. Надеюсь на положительный результат. Вы правильно сделали, что обратились ко мне».

С таинственным видом он взял фотографию мужа, пошептал что-то над снимком, достал стеклянный шар…

…Свечи мерцали, отражаясь в переливающемся всеми цветами радуги оке. Кудесник достал приворотного зелья, посыпал на фото. Скрестив магическим образом руки, он ещё что-то произнёс, затем попросил клиентку закрыть глаза и представить супруга. У Кати не выходило как надо: образ не был столь чётким, как требовалось, размывался и словно таял в воспоминаниях.

«Чем чётче образ, тем действие этого эликсира будет сильнее. Теперь всё зависит от вас», — он говорил очень серьёзно, интонации завораживали, дарили надежду, и бедная женщина с тройным усилием старалась.

«Вам придётся посетить меня ещё три раза: чем больше процедур, тем выше гарантия успеха», — это прозвучало как гром среди ясного неба. Оспаривать было бесполезно, и Катя вернулась в гостиницу, стремясь не растрачивать сил и денег. Теперь уже было не до столичных красот.

Во время всех последующих сеансов женщина находилась словно в трансе, безоговорочно выполняя требования колдуна. Даже магический танец танцевала, произнося несуразицу на каком-то немыслимом языке. А когда работа, наконец, была завершена, ей было предложено оплатить услуги в кассу по прейскуранту. При виде суммы у неё похолодело внутри. Она заплатила и, сжимая в кулаке квитанцию, вышла на подкосившихся ногах, утешая себя лишь одной надеждой: теперь супруг просто обязан вернуться в семью…

Дома Катя стала ждать. День, месяц, год…

Вера, впечатлившись рассказом, написала тогда статью о магах-шарлатанах. Редакцию завалили письмами с похожими историями, люди делились, как из-за собственной глупости были лишены и денег, и надежды.

Кто-то скажет, что растяпам так и надо. В наше время первому попавшемуся проходимцу доверяет только глупец. Но ведь так было всегда — в трудные времена люди с утроенной силой ждут чуда, их измотанное проблемами сознание притупляется, очевидное затуманивается.

«Бомбардировка мозга — самого слабого места в человеческом организме…», — так однажды охарактеризовал этот орган редактор Николай Александрович. Непросто противостоять всем ухищрениям, манипуляциям, производимым ловцами человеческих душ. И «…обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад».

Глава V

— Степан Аркадьевич, вас беспокоит Вера Валуева. Помните, я уже была у вас в больнице…

— Как же? Помню… — собеседник немного замялся.

— Вы здоровы, доктор?

— Здоров. Просто удивлён… На ловца, как говорится, и зверь бежит.

— На ловца? Что вы имеете в виду?

Степана Аркадьевича не пришлось ни в чём убеждать. Как сам выразился, находился он на стадии принятия решения: когда позвонить в милицию, сегодня или завтра.

— Но и в редакцию неплохо, если это редакция газеты «Крим-Инфо». Правда, нет времени до вас добираться. Лучше бы, конечно, с глазу на глаз поговорить, но… принимая во внимание обстоятельства, изложу вам всё по телефону.

Старик рассказал, что его уже давно настораживает поведение Пригожиной. Последней каплей стали сеансы, во время которых она начала записывать всё, что происходило с девочкой, на видео. Это категорически запрещено без согласия самого пациента или его родных!

«Как-то решил послушать, что там происходит, на её так называемых сеансах. Был в высшей степени возмущён, когда убедился, что она действует поперёк существующей методике. Я всё понимаю, она занимается наукой, проводит какие-то исследования. Но ведь всему есть предел! Пациенты же не подопытные кролики. Она же Глаголеву специально вводит в состояние, которое вызывает необратимую реакцию! Девочку потом невозможно будет вылечить! Невозможно!!! И она это должна прекрасно понимать», — доктор от возмущения даже закашлялся…

Вера осторожно спросила, как попали к Степану Аркадьевичу эти пресловутые записи.

— Так я сам записал, когда она диктовала Глаголевой установки. Не стал это скрывать, даже сказал, что буду жаловаться, а то и в милицию сообщу. Она в ответ грозилась меня убить. Вот так вот.

— Убить?!

— Ну как-то так сказала…

— Может, уничтожить? Возможно, имела в виду уничтожить как специалиста или ещё что-то…

— Да, да. Уничтожить обещала. Но я почувствовал в её голосе настоящую угрозу! Вы не думайте, во мне не зависть, не задетое самолюбие говорит. Я ведь врач с большим стажем. Разных специалистов повидал.

…После она пожалела, что позвонила доктору до встречи с Ражнёвым.

* * *

Ражнёв, вернувшись из столицы, сразу отправился к Вере, несмотря на довольно поздний час. Уже с порога начал рассказывать всё, что смог выяснить во время поездки.

…Часа в три по полудню Анатолий уже был в столице. По нужному адресу он застал молодую семейную пару. Ребята на вопрос о бывших жильцах ответили, что ничего о таких не слышали и посоветовали обратиться к соседке, живущей напротив, которая обитала здесь с незапамятных времён. Тяжеловесная и высокая баба Груня сразу, услышав фамилию «Пригожина», вспомнила Шурочку.

— Как Шурочка? Её же звали… Наташа. — Ражнёв с недоумением смотрел на бабу Груню.

— Нет же, Шурочка её звали. Я ещё из ума не выжила. — Славная женщина была, — продолжала соседка, как-то особенно произнося букву «л», словно эта буква западала. — Так, по-соседски, она часто ко мне обращалась, я помогала советами по хозяйственной части. Муж её, знала его с детства, тихий был, долго холостяком ходил, а женившись, шагу без Шурочки ступить не мог… С ней что-то случилось?

Узнав, что бывшая её соседка живёт в другом городе, успешно трудится, баба Груня успокоилась и рассказала всё, что знала о семейной идиллии Пригожиных. Как оказалось, Шурочка была с ней довольно откровенна.

…Александра вышла замуж за тихого, непьющего мужчину. Ей повезло. Так думали все, кто видел эту пару. Но, главное, что так думала сама Саша. Работал Михаил водителем-дальнобойщиком. Иногда отсутствовал неделями, а Саша сначала училась, поступив на факультет психологии, закончила по ускоренной программе, потом писала диссертацию, занималась частной практикой. После года совместного проживания муж Натальи Николаевны неожиданно погиб в результате ДТП, и Пригожина переехала в свой родной город.

«Бедная Шурочка. Такого мужа покладистого потеряла. Он, когда из поездок своих возвращался, пылинки с неё сдувал, души в ней не чаял», — баба Груня со знанием дела делилась информацией.

— Интересно ведаешь, словно сказку сказываешь.

— Так сказка и есть. Искали Наталью, нашли Шурочку. Чур меня, чур!

— Фотографию догадался спросить?

— Обижаешь. Первым делом.

Толик достал из портфеля фотографию, предусмотрительно завёрнутую в белый лист бумаги. Вера увеличила на экране монитора ту фотографию, что прислала ранее няня Корсунских. И оба начали внимательно рассматривать снимки. На фото, добытого Ражнёвым, женщина была изображена как-то полубоком, черты лица немного размыты, обеими руками облокотившись о стол, она изящно поддерживала подбородок. На электронном снимке девушка была моложе, с длинными вьющимися волосами, но чёткости тоже не хватало. Вера принесла из кабинета мужа лупу.

— Вроде та же самая.

— Похоже. Но стопроцентной уверенности нет, — Вера поднесла фотографию к лампе. — Что-то здесь… Вот только что?

— А что ты ищешь, позволь узнать…

— Ну, меня что-то настораживает. Так бывает, когда смотришь и не видишь. А оно есть. Понимаешь?

— Пока нет, — Ражнёв взял фотографии. — Эта старше, лет на пятнадцать. Вот и бижутерия выдаёт возраст. Такие бусы в юности не носят.

— Да-да, бижутерия… — Вера вырвала карточку из рук Толика. — Я тоже обратила внимание… Так. — Она вздохнула, вскочила на ноги и победно воскликнула. — Поняла! Вот оно… доказательство!

На среднем пальце правой руки этой женщины красовался перстень, изображающий… белую черепаху. Перстень выделялся довольно ярким пятном в глазнице лупы на фоне чёрно-белой картинки. Именно этот перстень, да, нет сомнений, Вера самолично лицезрела у Пригожиной на ухоженной загорелой руке.

— Итак, получается…

— Что же теперь делать? — вопросительный взгляд Толика начал раздражать Веру.

…Она сидела, поджав ноги. В этой позе была похожа на маленькую девочку. И внутреннее состояние было схожим. Да, маленькая девочка, которой не хватает смелости и веры в собственные силы. Толик, сидящий за кухонным столом напротив, засмотрелся, остановив взгляд на прикрывавшей глаза Вериной чёлке. Она ощутила неуместность момента, решительным движением смахнула волосы с лица, а также ту неуверенность, которая грозила подавить решимость, столь необходимую в этой непростой ситуации.

— Надо срочно искать Егора! — почти крикнула Валуева и вскочила с целью решать проблему сейчас же, безотлагательно.

* * *

Выслеживать что-то или кого-то в психбольнице — решение довольно рискованное. Ражнёв и Вера, уже в сложившемся тендеме, не могли отказаться от, как им теперь казалось, единственной возможности довести дело до конца. А потому успех столь рискованной операции теперь зависел от зоркости журналистского глаза и оперативного вмешательства специалистов.

…У Пригожиной было ночное дежурство, она обходила больных, которым требовалась её неотложная помощь, и, в конце концов, вошла в палату к Дине. Плотно прикрыла за собой дверь и затем в течение получаса что-то монотонно ей вещала.

— Вот видите, опять внушает свои разрушительные мантры. И так постоянно во время её дежурства, — очки Степана Аркадьевича даже запотели от волнения.

Доктор переживал за жизнь девушки, хотя угрозы из уст Пригожиной звучали собственно в его адрес…Кроме того, до сих пор не объявился Егор, чья жизнь могла быть также в опасности.

Вера предложила было с утра осмотреть квартиру подозреваемой. И довольно решительно требовала действий со стороны милиции. Но Ражнёв пояснил, что оснований для ордера нет, а без него обыскивать квартиру незаконно. Все их свидетельства: фотография, перстень, телефонная запись, — всего лишь косвенные улики. Надо набраться терпения и отыскать неопровержимые факты…

Последующий день также не дал существенных результатов. В «засаде сидел» Ражнёв. Он вообще почти никого не видел. Степан Аркадьевич был очень занят оформлением каких-то бумаг, потом оказывал помощь одному из буйных пациентов, и, в конце концов, Толик попросту заснул. Правда, потом признался в этом проколе Вере. На этой почве у них возникла перепалка. Но ведь он и так занимался делом сверхурочно, упрекать его долго Валуева не стала.

— Одна деталь всё же есть. Я подобрал листок, выпавший из папки доктора. Вот. Почитай, — безусловно, Ражнёв был профессионалом.

«Жизнь и смерть взаимозависимы: физически смерть уничтожает нас, но идея смерти спасает нас. Сознание смерти обостряет чувство жизни и радикально меняет взгляд на неё; оно дает нам толчок к переходу из модуса существования, основанного на отвлечениях, успокоениях и мелких тревогах, в более подлинный. Истории людей, у которых после конфронтации со смертью произошли значительные личностные изменения, несут недвусмысленное и важное сообщение для психотерапии. Дело за техниками, которые позволили бы психотерапевтам использовать этот терапевтический ресурс для всех пациентов, вне зависимости от их жизненных коллизий или наступления смертельной болезни.

…Мы испытываем ужас (или тревогу) в связи с перспективой потерять себя и стать ничем. Эта тревога не может быть локализована. Говоря словами Ролло Мэя, «она атакует нас со всех сторон одновременно». Страху, который нельзя ни понять, ни локализовать, противостоять невозможно, и от этого он становится еще страшнее: он порождает чувство беспомощности, неизменно вызывающее дальнейшую тревогу».

Листок был альбомный формата А-4. Текст был написан аккуратным почерком. «Женским, — подумала Вера. — Безупречно ровные строки. И такие однокалиберные буковки свидетельствуют о любви к порядку, столь свойственной круглым отличницам».

Прочитав текст, она призадумалась. Смысл достаточно претенциозный. Возможно, это цитаты из специальной литературы или… из научного исследования…

Позже Степан Аркадьевич подтвердил, что листок принадлежит Пригожиной. В его папке оказался случайно, мог просто выпасть из её вороха бумаг, а он подобрал и машинально положил и оставил у себя.

— Если я не ошибаюсь, — доктор сделал паузу и продолжил, — это выдержки из книги Ирвина Ялома «Экзистенциальная психотерапия».

Уже дома, анализируя прочитанное, Вера подытожила. Ключевыми мыслями здесь являются две: 1. Актуальны и востребованы такие техники, которые были бы применимы ко всем больным, вне зависимости от ситуации, в которой находится пациент и от возможного смертельного исхода. 2. Любой человек опасается и даже испытывает ужас при мысли, что может наступить потеря себя как личности, а, значит, перспектива стать ничем.

Прослушав запись, сделанную доктором во время терапевтических сеансов Пригожиной, Вера совместила написанное и услышанное. Определённая взаимосвязь была очевидна.

* * *

Да уж, не случайно Степан Аркадьевич назвал установки Пригожиной, адресованные Дине, мантрами. Тексты сомнительного содержания звучали зловеще и, конечно, на слабую психику больного человека могли оказать мощное воздействие.

• Постоянно изучай себя — свои слабые и сильные стороны. Прими себя такой, какая ты есть. В слабости тоже есть свои плюсы. Не суди окружающих. У любого есть достоинства и недостатки. Разберись сначала в себе, прежде чем судить поступки других. Ты можешь обнаружить столько «чёрных дыр» в себе, что поймёшь, насколько жизнь необратима.

• Из душевных глубин выведи на самую поверхность свои самые тёмные пятна. Постарайся с этим разобраться, не обманывая себя, называя неприглядные вещи своими именами. Если справишься, то тобой овладеет страх.

• Не думай, что страх можно побороть верой. Что такое вера? Ожидание чуда, которому в жизни места быть не может. А страх реален, а потому сильней.

• Всегда используй самокритику, ведущую к саморазрушению, ненависти к себе и недооценки себя. Это тёмные чувства, которые способны душить и высасывать энергию подобно вампиру. Вместе с этим выдавливаются тёмные стороны личности.

• Развитие личности может проходить скачкообразно, не так стремительно, как бы хотелось. Прояви терпение. У каждого свой путь.

• Сохраняй связь с другими людьми, в первую очередь со мной. Будь зависима от моих слов, это приблизит тебя к продуктивному общению, ведь лишь я тебя понимаю как никто другой.

«Какой-то винегрет! Согласна с доктором. Перемешано белое с чёрным, получается что-то среднее, а серое в глаза не бросается. Этого Пригожина и добивается, — давить на сознание, а для посторонних создать иллюзию позитивного воздействия».

Глава VI

— Вера, а тебе не кажется, что не стоит продолжать копаться в этом деле? Это опасно.

— Что опасно? Ты же всё время иронизируешь по поводу психологии, считаешь психологов чудаками, не веришь в реальную их полезность.

— Я же не про психологов. Здесь криминал.

— Так это в поле моих профессиональных интересов. Дина и Егор в опасности. И как я могу быть в стороне? А психология здесь напрямую задействована. Знаешь, я прочитала, что Юнг считал исследование психики наукой будущего. Для него актуальная проблема человечества заключалась не столько в угрозе перенаселения или ядерной катастрофе, сколько в опасности психической эпидемии. Таким образом, в судьбе человечества решающим фактором оказывается не сам человек, а его психика. Еще конкретнее: этот «решающий фактор» сфокусирован и сконцентрирован в бессознательной психике, являющейся реальной угрозой. У него так сказано: «Мир висит на тонкой нити, и эта нить — психика человека», — Вера захлопнула энциклопедию.

— Это моя психика уже висит на тонкой нити, — Борис был подчёркнуто серьёзен.

— Но ведь у меня есть Ражнёв, он защитит.

— Утешила. У тебя есть я, твой законный муж.

— Ну что ты переживаешь? Это моя работа. Всё, как говорится, под контролем.

Именно в этот момент зазвонил телефон. Вера вздрогнула и торопливо схватила трубку.

— Убили!! Он мёртв! Я же вас предупреждала!!! — Роза Витальевна кричала неузнаваемым голосом.

— Что случилось? Скажите внятно. Кто убит?!

— Степан Аркадьевич мёртв! Сейчас обнаружила. Сразу вам звоню.

— Вы уверены, что он мёртв?

— Лежит на полу, не дышит.

— Вызывайте срочно милицию и скорую!

— Уже. Вызвала, — в трубке раздались рыдания, а Вера бросила телефон и начала быстро собираться.

— А ты куда? — Вера вопросительно смотрела на мужа.

— Я с тобой!!! — Борис ответил как отрезал.

* * *

Квартира Пригожиной располагалась в одной из высоток в престижном городском квартале. Добраться до верхнего этажа следовало без шума, а потому решили не пользоваться лифтом. Поднимались по лестнице друг за другом, молча и быстро. Перед запертой дверью немая пауза длилась недолго, требовалось быстрое решение, раздумывать было некогда. Ражнёв медленно навалился на дверь, а она, без сопротивления, издав скрипучий обречённый рык, отворилась… Беспрепятственно войдя в квартиру, Толик, Геннадий Генрихович, Борис, эксперт-криминалист Жора и, заключающая компанию Вера, стали осматриваться.

В глубине горели свечи, шторы мерцали странным блеском… В большой просторной комнате никого не было. С потолка свешивались чучела каких-то страшных зубастых птиц. В природе вряд ли такие существовали: длинные крючковатые клювы, странные винтообразные рога… Их вид вселял ужас.

Вера не узнавала пространства, в котором ей уже приходилось бывать. Светящиеся на стенах странные знаки и символы пугали и завораживали одновременно. Озираясь по сторонам, Толик искал выключатель. В полумраке обнаружить его было непросто. Эксперт Жора включил фонарик, стало светлее. Проявились очертания кровати, над которой висела картина с изображением беснующихся обезьян.

«Где-то подобное я уже видела», — подумала Вера, а вслух произнесла:

— Жуть-то какая.

— Нас не запугать никакой жутью! — вся эта фантасмагория возбуждала Ражнёва. — Выходите, гражданочка! Наталья Николаевна, Александра Корсунская! Клиенты прибыли!

Когда имя психолога прозвучало во второй раз, Вера уловила звуки, еле слышимые, где-то за стеной. Но другой комнаты здесь быть не могло. Осмотрев все помещения: кухню, туалет и ванную, оперативники оставались в недоумении. Они обратили внимание на шкафы, громоздившиеся вдоль всей стены. Что-то в их конструкции было не так. Что же именно?

— У меня такое ощущение, будто за нами наблюдают, — почему-то шёпотом сказала Вера.

…Вдруг с трёхметровой высоты с каким-то жутким свистом рядом с Верой упало чучело птицы, задев крылом её плечо, она вовремя успела отскочить в сторону.

— Если они все сейчас попадают на наши головы, то нам не сдобровать. — Мокроусов подошёл и толкнул ногой упавшую птицу.

Все заметили, что глаза её медленно закрылись.

— Что за чертовщина! — теперь не выдержал криминалист. — Выходите, Пригожина-Корсунская!

В углу между стеной и шкафами Ражнёв обнаружил своеобразную галерею: вдоль стены висели портреты в определённой последовательности: Светлана Воронина, Игорь Вазов, Вика Березина, Дина Глаголева, Егор Корсунский. Эта выставка демонстрировала редкую циничность замысла «экспериментаторши». Но в портретах присутствовало что-то ещё…

— Странное впечатление оставляют эти лица, — Вера с удивлением переводила взгляд с одного портрета на другой.

— Так… — эксперт вгляделся в лицо Вики Березиной. — Красавица… но что-то… — Он как специалист пытался под разными углами рассмотреть тот неуловимый налёт искажения…

— Может, дело в подсветке? Этот голубоватый оттенок придаёт лицам смертельную бледность.

— Нет, это компьютерная обработка. Это Пригожина с умыслом сделала. Портреты пугают, а, значит, удовлетворяют её больное воображение. — Бориса озарила догадка. — Тем более, обратите внимание: Дина и Егор выглядят на портретах обычно, без искажений…

— Словно разделены на живых и… мёртвых, — эксперт многозначительно поднял указательный палец.

— Вот именно! — Борис присел на край стула, который печально скрипнул, тем самым подтвердив догадку.

— Молодец, Боря. Да-а… Кругом психологические заморочки… Вот только где сама виновница торжества?

— А зачем ей это? Не понимаю… — Вера пока не могла переварить увиденное.

— Возможно, она подпитывается от этих предметов, — Борис тоже недоумевал, — а потому здесь и птицы, и жуткие рисунки, и эти портреты — весь этот кошмар.

…На письменном столе, стоящем возле дивана, обнаружилась тетрадь в синей обложке, в которой ровным аккуратным почерком были исписаны почти все страницы.

— Толик, смотри, кажется, она фиксировала все свои действия. Про галстук пишет и дату ставит: когда изъяла его у Игоря…Вазова, когда и как повязала на шею жертвы.

Ражнёв взял у неё из рук тетрадь, полистал.

— Здесь и про звонки в милицию есть… Тут всё! Надо же… Она, наверное, назвала бы эти записи научным трудом. Проводила наблюдения, подтверждая свои психологические опыты.

— Эта экспериментаторша всех нас за подопытных кроликов держит…

— Писанина эта — самая главная улика в деле, — Ражнёв захлопнул тетрадь.

— Пригожина, хватит ломать комедию! Ваш выход! Актриса, блин, чёрт возьми!!! — нервы у Толика начали сдавать.

Все воззвания растворялись в тишине. Молчание начинало раздражать. Хозяйка этих чертогов должна была быть дома. Но не превратилась же она в чучело птицы!

Геннадий Генрихович тем временем заинтересовался масками, развешенными в углу возле шкафов. Маски тоже были жуткими, как и всё в этой квартире. Он подошёл ближе, дотронулся до одной из них, коснулся чёрных провалов глазниц… И вдруг дверки шкафа растворились. В глубине обнаружился потаённый проём, в нём было темно, но угадывались смутные очертания небольшого помещения.

Мокроусов медленно направился в эту «чёрную дыру». Тишина нарушалась еле уловимыми звуками, шорохами… И вдруг из этого немыслимого пространства раздался крик. Все бросились на помощь, а она, безусловно, требовалась. Словно фурия, нападавшая схватила жертву за волосы, но удержать мужчину ей было не просто, на подмогу Мокроусову подоспел Ражнёв. Они стремительно скрутили Пригожиной руки и надели наручники.

— Что, поймали, да?! Нашли, вычислили!!! — женщина кричала, брызжа слюной, изменившись до неузнаваемости.

Волосы её были растрёпаны, она озиралась по сторонам, до хрипоты выкрикивала всю скопившуюся ненависть.

— Я вас всех ненавижу! Вы мелкие земляные черви! У вас нет ничего, ничего! Кроме никчемной жизни. Вы боитесь, всего боитесь… Бойтесь, правильно делаете! Ха-ха-ха!!! Что вы возомнили о себе? Вы способны изменить этот мир?! Сделать его чище, лучше?! Чёрта с два!!! Это я могу что-то изменить, это мне подвластны ваши чахлые душонки!!! Мне!!!

— Заткни этот фонтан! — Ражнёв протянул Мокроусову скотч.

Вера во все глаза смотрела на Наталью Николаевну, не узнавая её. К чувству отвращения, внезапно возникшее к этой женщине, примешивалось и чувство жалости… И это ставило её в тупик.

«Откуда это странное ощущение? Она убийца, мерзким способом безжалостно отправляющая на тот свет детей… Почему жалость? Что за бред?» — Вера негодовала сама на себя, не понимая, что за бес кувыркается в её душе…

— Ну давайте, свяжите, попробуйте, ударьте меня!!! — кричала Пригожина. — Вы не станете сильнее меня!! Я лишь могу управлять вашими мышиными мозгами. Только я могу сделать с вами ВСЁ!!!

Мокроусов пытался залепить рот Пригожиной, но она извивалась, продолжая кричать страшным голосом…

— Наконец-то! — эксперт-криминалист произнёс с облегчением, когда дело было сделано, и в комнате воцарилась тишина. Он начал снимать отпечатки пальцев, но через несколько мгновений вдруг схватился за голову. — Голова нестерпимо болит, — присел на край дивана.

Ражнёв и Валуева переглянулись.

Пригожина сидела в углу и сверлила взглядом незваных гостей.

…Вдруг средний шкаф резко крутанулся на сто восемьдесят градусов, и Вера, глядя на представшую взору картину, обомлела…

* * *

…Пристёгнутый за руки и за ноги, словно распятый на гладкой круглой поверхности, Егор висел вниз головой. Все кинулись к нему, попытались снять. Хитроумное устройство не поддавалось. Какие-то крючки, гвозди, рычаги, металлические рукоятки не позволяли отвязать цепь, которой был прикован юноша.

Вера бросила взгляд на злоумышленницу, а та с отсутствующим видом смотрела в сторону, наклонив голову. Этот вид её возмущал, вызывал негодование… и одновременно жалость… «Фу, чёрт!» — мысленно обозлилась на себя Вера.

Наконец, с конструкцией справились и парня освободили. Он был в обмороке. Но пока возились возле Егора, никто не заметил, как криминалист пришёл в себя, встал, подошёл к Пригожиной, присел и освободил ей руки от наручников. Та вскочила, резким движением сорвала скотч и оглушительно, так, что Вера вздрогнула, закричала:

— Сволочи! Вы не смели являться и портить мои эксперименты! Вы за это ответите!

От страшного крика Егор очнулся, начал с удивлением озираться, а Пригожина в припадке бешенства начала просто крушить всё на своём пути: она скидывала со стола и полок книги, роняла стулья, клочья летели в разные стороны. Унять её было невозможно. Егор смотрел на это со страхом, переходящим в ужас.

…Тем временем криминалист направился к юноше, и… уж было замахнулся, так размашисто, с явным намерением ударить. Причём это непременно бы случилось, если бы не Ражнёв. Вовремя спохватившись, он бросился к эксперту. Завалив «зомби», он быстро надел на него наручники, ещё мгновением ранее обронённые тем же экспертом на пол…

Корсунская, добравшись до окна, запрыгнула на подоконник, продолжая выкрикивать свои проклятия. Отворив окно, она повернулась лицом к присутствующим, — все онемели и, как в театре, смотрели на игру главной героини, предчувствуя кульминацию представления… А та замолчала, обвела всех стеклянным взором, затем уставилась на Егора, погрозила ему пальцем и с жуткой гримасой на лице бросилась вниз…

Глава VII

…Вера уже несколько дней писала историю судьбы Александры Корсунской. Картина складывалась из рассказов очевидцев, а также из документов, обнаруженных в её квартире. Тетрадка, в которой она прилежно записывала все свои планы и наблюдения, представляла особую ценность: и как улика, и как источник достоверной информации. Итак…

Покушение на доктора было осуществлено хладнокровно и…банально. Пригожина выждала момент, когда он, утомлённый после рабочего дня, заснёт в процедурной. Сделав ему инъекцию, способную остановить сердце пожилого человека, не дожидаясь летального исхода, быстро покинула клинику. Доктор чудом остался жив. Мобильный телефон его с записью «тренингов» для Дины после был обнаружен в квартире преступницы.

…За время пребывания Александры Корсунской в заграничной клинике никто из родственников ни разу её не навестил. Правда, отец исправно оплачивал лечение. Затем мать умерла, отец запил, и девушка понимала, что домой возвращаться бессмысленно. Особую обиду она затаила на брата Павла. Он, успешный и перспективный, к сестре всегда относился с презрением. В полной мере она это ощутила после гибели Григория. Александра тогда ощущала себя виноватой, несчастной… А её беременность воспринималась роднёй как грязное пятно позора. Особенно ей доставалось от старшего брата, он просто изводил её своим оскорбительным отношением.

Затем, когда ребёнок появился на свет, ситуация только усугубилась. Все отмечали, что её сын Юра внешне походил на Егора, да и разница в возрасте у них была небольшая. Ну а после смерти сына, первое, что она испытала, — это глубокая ненависть к Егору, затеявшему тот роковой спуск по реке. Она ничуть не сомневалась, что виновен именно он, этот отпрыск её брата, расчётливого бессердечного человека. И когда после случившегося попала в клинику, то сначала мечтала лишь об одном — умереть. А после, почувствовав, что пошла на поправку, начала впитывать каждое слово профессора Миллера. Беседы с ним, замысловатые его занятия ей нравились чрезвычайно. У женщины появился смысл жизни, который позволял дышать и грел своей жгучей неукротимостью. В этот период она читала запоем, преимущественно книги по психологии.

На одном из последних занятий попросила Миллера выслушать её, это касалось прошлого. Саша открыла душу, поведав своему гуру обо всех пережитых страданиях. Доктор, конечно, многое о пациентке уже знал. Но кое-что из услышанного им явилось настоящим откровением. То, что её в юности изнасиловал брат, как сильны её чувства ненависти к нему. Молодая женщина не хотела возвращаться в дом, где была унижена, растоптана. Она попросила доктора помочь ей. Миллер не мог отказать, старался сгладить агрессивный фон её переживаний, и, как тогда казалось, это ему удалось.

У Миллера оставались в России связи. И он сделал всё, чтобы Александра Корсунская смогла вернуться на родину в совершенно новом качестве.

В Москве её приютили, помогли с документами. А потом просто повезло. Она словно вытащила счастливый билет, встретив Мишу Пригожина. Познакомились на автобусной остановке. Разговорились, несколько раз встретились. Он полюбил её, время спустя предложил руку и сердце. Затем состоялась скромная свадьба, и началась совместная жизнь в его однокомнатной квартире. В супруге её устраивало абсолютно всё: молчаливость, бесхитростность, неприхотливость. Он никогда ни в чём её не упрекал. Не перечил, когда ей вдруг захотелось поменять имя и отчество. Она предъявила супругу простое объяснение — её тяготило прошлое, имя всё время напоминало о безрадостных днях. Для соседей она оставалась Александрой, а в новом паспорте значилось совершенно иное имя: Наталья Николаевна Пригожина.

Потом вдруг она загорелась желанием поступать на факультет психологии. «Хочу людям помогать», — на этот аргумент ему трудно было возразить. Михаил, конечно, мечтал о другом: о детях, семейном уюте. А Саша повторяла с регулярной настойчивостью, что с детьми следует подождать, сначала надо образование получить, тем более что раньше она такой возможности была лишена. Муж сопротивлялся недолго, и ему, шофёру-дальнобойщику, в конце концов, начало льстить, что жена будет учёным человеком. А дети… Ну, конечно, можно и подождать, ведь они ещё молоды, всё у них впереди.

Михаил даже не подозревал, какую волну протеста вызывали в жене разговоры о детях. Ей как-то удавалось скрывать истинные чувства: смерть единственного сына Юры перевернула в ней все представления о справедливом устройстве мира. Дети? Нет! Никогда!!!

…Время шло. Сдав вступительные экзамены, теперь уже Наталья, а не Александра, начала учиться, да столь успешно, что прошла весь курс в сокращённые сроки, затем поступила в аспирантуру. Перед защитой диссертации неожиданно скончался муж Михаил. Несчастный случай. Наталью жалели, выражали соболезнование, и никто не мог даже предположить, что смерть Михаила Пригожина вовсе не была случайной…

Каждодневно оттачивая свою методику управления волей, Наталья Николаевна фанатично искала возможности применить её на практике. Жалобы пациентов на жизненные невзгоды, все эти рассуждения про неверных мужей и непослушных детей — уровень не её полёта. Она давно ощущала в себе потенциал, готовый проявиться в любой момент, необходим был лишь случай, экстремальный случай, когда человек находится в «пограничной ситуации», возможно, перед лицом смерти, как это трактует её наука.

Сомнения мучили недолго. Ну, конечно, лучшего объекта для проведения опыта было не найти. Влиять на волю? Для неё это был уже пройденный этап, — когда на тренингах пациенты со своими проблемами раскрывали перед ней душу, она использовала их с присущим ей фанатизмом, каждый раз убеждаясь в том, что приближается к своей заветной цели. Люди подчинялись ей безоговорочно. В этом она преуспела на сто процентов. А вот на расстоянии, когда психологический контакт трансформируется в некий ассоциативный подавляющий образ, — именно это она вынашивала, оставляя втайне результаты научной разработки от всех коллег, — пока таких попыток не допускала.

…Муж Михаил однажды… просто съехал с трассы, повернув фуру, которой управлял, в сторону обрыва. Многолетний опыт вождения, профессиональные навыки не помогли бедолаге. Гаишники зафиксировали в своих документах банальную причину ДТП: водитель уснул за рулём.

Наталья Николаевна, «погоревав» немного, закончила своё диссертационное исследование, успешно защитилась и начала планировать дальнейшие действия. А планы у неё были грандиозные… Во-первых, она продала московскую квартиру, наследницей которой стала. Во-вторых, прописалась в своём родном городе. Затем устроилась преподавать в местный университет. Достигнутые результаты её возбуждали. Но до конечной цели было ещё далеко. Тени прошлого не отпускали, и в своих грёзах она уже не столько страдала, сколько наслаждалась, обдумывая грядущие шаги в своём победном марше…

* * *

Какое разное небо бывает на восходе Солнца! Иногда просто хмурое, свинцовым пятном нависает над головой. То вдруг розовыми проблесками сквозь лёгкое голубое покрывало настраивает на радость и вселяет надежду. Иногда ослепляет багровым цветом раскалённого диска…

…Это утро казалось безмятежным. По чистому, почти прозрачному небу друг за другом плыли какие-то фантастические воздушные существа. Их белые замысловатые кудряшки длинными локонами развевались, создавая ощущение беззаботной лёгкости.

Итак, дело можно закрывать. Однако осадок, в котором намешано было в различных пропорциях всего понемногу: и душевной боли, и трагической безысходности, и чувства жалости, и бессилия перед напором преступных желаний, — не позволял испытать удовлетворения. Переварить это было сложно, и Вера, как непосредственная участница раскрытия изощрённого преступления, долго ещё находилась под впечатлением, продолжая обдумывать детали событий.

Борис, посвящённый в перипетии этой истории, став свидетелем страшного её завершения, также пребывал в смятении.

— Что же теперь с Егором будет? Такое пережить! Парень не хилого десятка, но, надо признать, досталось ему по полной…

— Он юноша с характером! Прямиком отправился к новоявленной тётке выяснять отношения. А Пригожина, боясь разоблачения, из клиники примчалась домой. Она спешила покинуть пределы отечества. Об этом в её записях сказано не раз. Не сомневаюсь, что так бы оно и вышло, если бы не Егор, неожиданно пожаловавший к ней в квартиру. Ей ничего не оставалось, как завершить задуманное здесь и сейчас. Ведь она столько времени лелеяла эту мечту.

— Егор был её основной целью, руководствовалась она только чувством мести.

— Ну, не скажи. Чувство мести это да, безусловно. Но это как отправная точка. Затем ей хотелось доказывать и доказывать всем и вся, кто такая Пригожина Наталья Николаевна. Не простой заштатный психолог, а вершитель судеб, который может всё изменить. Сделать человека всесильным или неимоверно слабым, никчемным. В общем, ей не давали покоя лавры Создателя.

— Неужели травма далёкого детства может так влиять на сознание? Человек словно перевоплощается, становится каким-то духовным… мутантом что ли…

— Скажешь тоже! Хотя… В человеке на духовном уровне может что-то так измениться, что за привычной оболочкой начинает скрываться такой…монстр, и он при определённых условиях выползает наружу…

— … мало никому тогда не покажется.

— Значит, надо уметь противостоять таким изощрениям. Думаю, у многих в детстве случались психологические травмы. Представляешь, сколько среди нас мутантов находится! Мы встречаемся с ними в магазинах, в автобусах, на лестничной площадке, на работе и… даже… дома… — Вера мило усмехнулась. Впервые за эти дни она позволила себе пошутить.

— Шутишь… — Борис старался сохранить свой серьёзный настрой. — Но всё же, как я понимаю, нет средства блокировки этих манипуляций.

— Кто посильней, тот может противостоять. Вот эксперт-криминалист очевидно оказался подверженным влиянию.

— Хорошо ещё не начал убивать всех подряд. И почему Пригожина не решилась на такой мысленный приказ, а?

— Её личность к этому моменту была крайне расстроена. Мощи поубавилось, сознание затуманилось.

— Да, выдохлась она уже к тому времени.

* * *

…Вера с апельсинами и мохнатым зайцем, выглядывающим из пакета, направлялась в больницу к Дине. Теперь, когда всё встало на свои места, и подозрения с девушки были сняты, оставалось переживать только за её здоровье.

— Стресс встряхнул мозги и поставил на место, — медсестра провела Веру в палату. — Мы все в шоке до сих пор и переживаем за здоровье Степана Аркадьевича. Он ведь одинокий. Дети живут далеко.

В палате было светло, шторы убраны, и в окно светило по-летнему яркое солнце. Дина сидела на кровати и что-то писала в блокнот. Увидев Веру, она искренне обрадовалась. Лишь бледность кожи выдавала слабость и являлась печатью пережитых тревог.

Их разговор поначалу не клеился. Вера осторожно спрашивала, девушка неторопливо отвечала. Всё порывалась спросить о Пригожиной, но что-то её останавливало, боялась нанести удар по ещё не окрепшей после болезни психике. А Дина словно почувствовала, что этот вопрос никак не может сойти с языка посетительницы.

— Вера Николаевна, я всё знаю про Пригожину.

— Откуда тебе это известно? — Вера была искренне удивлена этому признанию.

— Я это поняла после истории с доктором… Все в клинике только это и обсуждали.

— Да. Тебе нелегко пришлось…

Она заметила, как начал трястись подбородок девушки. Сначала эта дрожь была еле заметной, но когда Дина поправила свой синий больничный халат, видимо, сдерживать комок накопившихся эмоций стало невозможно, и нахлынувшие рыдания вырвались, наконец, наружу. Её хрупкие плечики затряслись, она порывисто прижалась к Вере.

Когда рыдания Дины иссякли, Вера достала из сумки фотографию, сделанную Егором при первом их визите сюда. На снимок реакция девушки была неожиданной. Она её долго разглядывала, пытаясь осмыслить и понять, как она могла так деградировать. Это детское, по сути, глупейшее выражение её лица странным образом подействовало на больную. Она вдруг замкнулась. Извинилась и попросила Веру уйти. Да-да, именно уйти.

— «Уйдите, пожалуйста. Хочу остаться одна». Так и сказала, представляете? — Вера поведала главному редактору о встрече с Диной.

Николай Александрович просьбу Дины трактовал как реакцию на нарушение журналистской этики.

— Стыдно ей, что ты демонстрируешь ей же её глупость. Ты же психологией интересуешься, а этого просчитать не смогла?

— Но я ведь Дине хотела показать коварство Пригожиной, которой она доверяла безоговорочно…

— Зря ты это сделала. Бережней надо с людьми…

* * *

Все последующие дни Вера просидела за рабочим столом, обдумывая, как лучше объяснить читателям, что же случилось, почему известный в городе человек оказался… чудовищем. Как такое могло произойти с Александрой Корсунской? Ей как журналисту важно было не переусердствовать в изложении сложных законов психологии, но и не опуститься до упрощённого пересказа сенсационных событий на потребу обывателя.

…Иногда редакционная суета действует созидательно, способствует активизации мыслительного процесса. Но в этот раз всё было по-другому. К полудню уже Вера чувствовала усталость. Отвлекаясь на сплетни, кофе, импровизированные диспуты по вопросам политики и экономики, она осознавала, что своевременный выход статьи под угрозой. Пришлось отпроситься с работы.

Дома её встретил супруг. Вера забыла, что он вчера ей сообщил о честно заработанном отгуле, использовать который пришлось ему на починку водопровода. И шум воды, и скрежет металла странным образом настроили её на боевой лад. Наконец-то записалось легко, в голове наступило долгожданное просветление. И уже к восьми часам вечера Вера удовлетворённо потянулась, вставая из-за стола. Прочитав статью, Борис произнёс:

— Странно всё-таки. Как можно вершить такое и не задумываться о возмездии?

— Как ты не понимаешь? Возмездие вершила она сама. Она только и делала, что думала о возмездии. Тени прошлого затмили ей разум, перетянув на тёмную сторону всё, что изначально покоилось в её талантливой голове.

— В итоге наказала себя же…

— Не только себя. Всех, кого хотела. Думаю, эта история надолго останется в памяти Егора, Дины, всех других её участников…

— Всё же будем надеяться на минимальные потери.

Эпилог