Мальпарто пометил это у себя.
— Гретхен сказала, что некоторые из бойцов Когорты смеялись. Статуя приобрела своеобразный вид, вы, наверное, слышали об этом.
— Слышал, — сказал Мальпарто. Потом он справится на этот счет у сестры. — Значит, они смеялись. Интересно.
— Почему?
— Да ведь бойцы Когорты — штурмовики общества МОРСа. Их бросают на самую грязную работу. Когорта — оплот бдительности. И они, как правило, не смеются.
Мистер Коутс задержался у дверей кабинета.
— Мне непонятно, что это значит.
Доктор Мальпарто подумал: ясновидение. Способность предугадывать будущее.
— Встретимся в понедельник, — сказал он и взял журнал приема. — В девять. Вас устроит?
Мистер Коутс подтвердил, что его это устроит, а затем в мрачном настроении отправился на работу.
Глава 10
Стоило ему войти в кабинет, как появилась Дорис:
— Мистер Перселл, что-то случилось. Гарри Прайар хотел бы поговорить с вами.
Прайар, возглавлявший художественный отдел, занял место Фреда Ладди и временно выполнял обязанности ассистента Аллана.
Вошел Прайар, вид у него был угрюмый.
— Речь пойдет о Ладди.
— Он разве не ушел? — спросил Аллан, снимая пальто. Он все еще пребывал под воздействием медикаментов Мальпарто, болела голова, и он плохо соображал.
— Он ушел, — сказал Прайар. — В «Блейк-Моффет». Как нам сообщили из ТИ сегодня утром, до вашего прихода.
Аллан застонал.
— Он в курсе всего, что у нас подготовлено, — продолжал Прайар. — Новые пакеты. Рабочие идеи. А значит, «Блейк-Моффет» тоже в курсе.
— Сделайте переучет, — сказал Аллан. — Посмотрите, что он взял. — Окончательно впав в уныние, он уселся за стол. — Сразу, как закончите, сообщите мне.
На переучет ушел весь день. В пять часов ему доложили о результатах.
— Обобрал нас вчистую, — сказал Прайар. И затряс головой от восхищения. — Наверное, не один час трудился. Мы, конечно, можем наложить на материалы арест и попытаться востребовать их через суд.
— «Блейк-Моффет» способен вести тяжбу годами, — сказал Аллан, вертя в руках желтый блокнот с длинными листками. — Когда мы получим пакеты обратно, они уже устареют. Придется нам сочинять новые. Лучше прежних.
— Это круто, — сказал Прайар. — Ничего подобного раньше не случалось. Мы видали, как пиратствует «Блейк-Моффет», мы теряли материалы, у нас перехватывали идеи. Но чтобы кто-то из высшего эшелона обобрал нас до нитки — такого с нами еще не бывало.
— Мы еще никогда никого не увольняли, — напомнил ему Аллан. И подумал о том, какую обиду он нанес Ладди этим увольнением. — Они могут здорово нам навредить. И, вероятно, так и сделают, заполучив Ладди. У него на нас зуб. Раньше мы с этим не сталкивались. Личные чувства. Злоба, грызня не на жизнь, а на смерть.
Когда Прайар ушел. Аллан встал и заходил по кабинету. Завтра пятница, последний день, в течение которого можно раздумывать насчет должности директора ТИ. Проблема, связанная со статуей, до конца недели не разрешится, ведь Мальпарто сказал, что лечение растянется на неопределенный срок.
Либо он уйдет в ТИ в нынешнем своем состоянии, либо откажется от должности. В субботу он все еще будет оставаться непредсказуемой личностью, и когда-нибудь в глубине сознания может соскочить тот же рычажок.
Он с грустью подумал: сколь ничтожной оказалась на практике помощь Санатория. Доктор Мальпарто витает в облаках, он намерен проводить тесты и проверять реакцию пациента на протяжении всей его жизни. А в это время реально существующая ситуация осложняется. Ему придется принять решение без помощи Мальпарто. И вообще без чьей-либо помощи. Он вернулся в исходную позицию, которую занимал до того, как Гретхен сунула ему клочок бумаги.
Он снял трубку и набрал номер своей квартиры.
— Алло, — донесся до него испуганный голос Дженет.
— С вами говорят из Объединения погребальных услуг, — сказал Аллан. — На меня возложена обязанность сообщить вам, что вашего супруга засосало в коллектор корабля автофакта и больше никаких известий от него не поступало. — Он взглянул на часы. — Это произошло ровно в пять пятнадцать.
Дженет в ужасе притихла, но после паузы сказала:
— Так ведь сейчас пять пятнадцать.
— Прислушайтесь, — сказал Аллан, — вам еще удастся уловить шум его дыхания. Он пока что не совсем пропал, но увяз уже основательно.
— Ты — бессердечное чудовище.
— Собственно говоря, я хотел узнать, — сказал Аллан, — что мы делаем сегодня вечером?
— Я веду Лининых детей в исторический музей. — (Лина — замужняя сестра Дженет.) — А ты не делаешь ничего.
— Я составлю вам компанию, — решил он. — Хочу кое-что обсудить с тобой.
— Что именно? — тут же спросила она.
— Да все то же самое. — Исторический музей ничуть не хуже любого другого места, через него проходит столько людей, что никакой недомерок не выделит их из обшей массы. — Вернусь домой около шести. Что на обед?
— Как ты относишься к бифштексу?
— Прекрасно, — хмыкнул Аллан и повесил трубку.
После обеда они зашли к Лине и забрали детей. Восьмилетний Нед и семилетняя Пэт радостно помчались по дорожке сквозь сумерки и поднялись по лестнице в музей. Аллан с женой шли не торопясь, рука об руку и почти не разговаривая. Наконец-то выдался славный вечер. Тихо, хоть по небу и разбросаны облачка. На улице много людей, которые вышли поразвлечься одним из немногих доступных им способов.
— Музеи, — сказал Аллан. — Выставки произведений искусства. Концерты. Лекции. И обсуждение общественных дел. — Ему вспомнился проигрыватель Гейтса, исполнявший «Не могу раскачаться», вкус хереса и, прежде всего, сор двадцатого столетия, собранный воедино в разбухшей от воды книге, в «Улиссе». — И всегда можно сыграть в «фокусника».
Дженет прижалась к нему и задумчиво проговорила:
— Иногда мне хочется снова стать маленькой. Смотри, как они побежали.
Дети уже скрылись в помещении музея. Экспонаты еще вызывают у них интерес, затейливые картины не успели им наскучить.
— Мне хотелось бы, — сказал Аллан, — отвезти тебя куда-нибудь, где ты сможешь сбросить напряжение. — Он стал думать, где бы Найти такое место. Может, на далекой планете-колонии, когда они состарятся и выйдут на пенсию. — Чтобы вернулись дни твоего детства. Чтобы ты смогла скинуть туфли и пошевелить пальцами.
Такой он увидел ее впервые: скромная, худенькая и очень хорошенькая девушка, жившая на буколической Бетельгейзе-4 со своими родственниками, которые не имели права аренды.
— А не могли бы мы отправиться в путешествие? — спросила Дженет. — Куда угодно… может, в такое место, где есть широкие поля, и реки, и… — Она запнулась. — И трава.
Всеобщее внимание в музее привлекал экспонат двадцатого века. Полностью реконструированный белый оштукатуренный дом с газоном и дорожкой, с гаражом и «фордом» на стоянке. В доме было все: мебель, горячая еда на столе, душистая вода в отделанной кафелем ванной. Все двигалось, говорило, пело и светилось. Экспонат вращался, открывая взгляду все до единой детали интерьера. Около загородки вокруг него стояли посетители, следившие за тем, как у них на глазах вращается жизнь эпохи Расточительства.
Над домиком горела надпись:
ТАК ОНИ ЖИЛИ
— Можно я нажму на кнопку? — закричал Нед, подбегая к Аллану. — Ну можно? Еще ведь никто не нажал. Пора нажимать.
— Конечно, — сказал Аллан. — Давай. Пока тебя не опередили.
Нед понесся обратно, протиснулся к загородке, где его ждала Пэт, и ткнул пальцем в кнопку. Посетители благодушно взирали на домик с богатой обстановкой, они знали, что сейчас произойдет. Но пока еще немного можно полюбоваться последними минутами существования дома. Они упивались изобилием: запасы консервов, большая морозилка, плита, раковина, стиральная машина, сушилка и автомобиль, сделанный, казалось, из алмазов и изумрудов.
Надпись над экспонатом погасла. Всклубилось, заволакивая дом, уродливое облако дыма. Лампочки горели уже не так ярко, свет стал тускло-красным, затем погас. Экспонат затрясся, и до зрителей донесся глухой грохот, ленивая дрожь подземного вихря.
Когда дым развеялся, дом исчез. От экспоната осталась лишь большая груда обломков. Кое-где торчали стальные опоры, повсюду валялись кирпичи и куски штукатурки.
Уцелевшие после катастрофы обитатели дома сидели в подвале среди развалин и тряслись над жалкими своими Пожитками: Приемником, лекарствами, канистрой с дезактивированной водой и собакой, из которой они потом варили тушенку. Их осталось лишь трое, вид у них был больной и измученный. Вместо одежды — лохмотья, а на коже — следы лучевых ожогов.
Над обращенной к зрителям частью экспоната сферической формы возникла заключительная надпись:
И УМЕРЛИ
— Ух ты, — сказал прибежавший обратно Нед. — Как это у них получается?
— Очень просто, — ответил Аллан. — На самом деле на площадке нет никакого дома. Только проецируемое сверху изображение. Одна картинка просто меняется на другую. Когда ты нажимаешь на кнопку, начинается процесс замены.
— Можно я еще раз нажму? — попросил Нед. — Пожалуйста, я хочу нажать еще раз, мне хочется снова взорвать дом.
Аллан с женой пошли дальше, он сказал:
— Мне хотелось, чтобы ты спокойно пообедала. Тебе это удалось?
Она стиснула ему руку.
— Рассказывай.
— Буря возвращается, и мы, увы, еще пожнем ее. Сердитая буря. Ладди ушел прямиком к «Блейк-Моффету» и прихватил с собой все, что ему удалось заграбастать. Имея на руках такой улов, он, пожалуй, станет вице-президентом.
Она сокрушенно кивнула.
— Ого.
— Мы в некотором роде разорены. У нас нет резервов; несколько интересных идей — вот все, чем мы располагали. А Ладди забрал их… и оставил нас ни с чем примерно на год. Приблизительно такое время мы проработали бы с ними. Но основная проблема не в этом. Получив место у «Блейк-Моффета», он сможет отомстить мне. И сделает это. Скажем прямо: я публично уличил Ладди в подхалимстве. А это неприятно.