— Да, повезло, — с трудом сглатываю образовавшийся в горле ком.
Тяну свободную руку к шее и касаюсь её пальцами, опускаю взгляд. Мирон не выпускает мою руку, даже когда мы выходим из кабинета в больничный коридор, подсвеченный холодными люминесцентными лампами.
— Сядь. Хочешь принесу тебе что-нибудь попить?
— Я уже насиделась. Немного постою. — Поднимаю наши сцепленные руки на уровень глаз и смотрю на его сбитые костяшки. — Тебе нужно обработать раны.
— Что? — Гейден, кажется, не сразу понимает, о чём речь.
— Раз мы в больнице, пусть и о тебе позаботятся. И тебе не стоит со мной здесь торчать. У тебя явно есть более важные и интересные дела, — говорю равнодушно, по крайней мере стараюсь.
Мирон расцепляет наши руки. Приваливается плечом к стене и внимательно на меня смотрит. Прожигает взглядом, пока я первой не отвожу глаза.
— Опять провоцируешь, неАнгел? — хрипло произносит.
Если бы я могла пожать плечами, то определенно сделала бы это. Но раз сейчас мне это недоступно, решаю просто игнорировать неудобный вопрос, смотря в одну точку. И для шеи удобно.
— Ты многое для меня сделал сегодня. Хоть ты и говоришь не строить иллюзии, и что так мог поступить любой. Мне кажется, это не так. Я тебе благодарна, Мирон. Очень. Но не хочу быть чем-то обязанной.
Первый раз в жизни обо мне кто-то позаботился. Меньше всего ожидала, что это будет Гейден. Однажды он уже вытолкнул меня из машины перед аварией, а потом мы занялись сексом. Теперь мы вместе посетили больницу, и я боюсь: вдруг тоже придётся за это расплачиваться?
Я морально раздавлена, физически устала. У меня нет сил бороться и вести войны. Выкидываю белый флаг.
Отношения с Мироном у нас странные, всегда на грани. Нам обоим такое нравилось в прошлом. Было частью игры. Только я давно не играю и больше не хочу играть. Мы не вместе и никогда не будем. А скоро и вовсе перестанем пересекаться. Я уеду учиться в другое место, сделаю всё возможное для этого. Мне нужно попытаться встать на ноги, выучиться и вытравить из крови ядовитую любовь, что живет в моём сердце к Мирону.
— Ты ничем мне не обязана. И я сейчас нахожусь там, где надо, — спокойно произносит Мирон. — После планирую отвезти тебя домой.
Всё у него так просто. У меня же в душе полный раздрай.
— Забыла, что ты всегда делаешь только то, что хочешь, — невесело хмыкаю.
— Именно.
— Спасибо, — говорю искренне.
— Пожалуйста.
Боковым зрением вижу, как он меняет позу. Больше не смотрит на меня в упор. Приваливается спиной к стене, складывая руки на груди. В одной из ладоней у него зажат мобильный. На экране то и дело вспыхивают сообщения. Мне даже кажется, что я вижу фотографию Вики, что стоит у неё на профиле в социальных сетях. И моё сердце болезненно дёргается всего на мгновение.
— Что мне делать с зафиксированными побоями от Соколова? Сдать его в полицию? У него и так там проблемы из-за аварии, — меняю тему. — Поговорить с его матерью? Сказать про наркотики? Он всё же твой друг.
Молчать не получается. Тем более сейчас, когда у нас негласное перемирие и мы общаемся почти как нормальные люди.
— Бывший друг. Его проблемы пусть решает он сам или его мать. Думаю, она уже подсуетилась, — задумчиво почёсывает подбородок двумя пальцами. — Я тебя предупреждал насчёт Соколова. Ты не послушала. Не захотела слушать.
— Предупреждал, — не спорю, смотря вперёд. — Но иногда нет возможности выбирать вариант.
— Поясни.
Кажется, я смогла его заинтересовать, потому что Мирон опять меняет позу, поворачиваясь корпусом ко мне.
— Вот когда у тебя или у такого, как Саша, проблемы, что вы делаете? Звоните родителям, которые всегда рядом и готовы помочь, или справляетесь сами, давая кому нужно денег. Деньги решают почти все проблемы, главное, пачку потолще приготовить. И вуаля! У меня была острая нехватка средств. Саша и его мать предложили мне помощь. Я воспользовалась.
И жалею об этом, — добавляю мысленно.
Прохожусь зубами по нижней губе и нервно её закусываю. Обнажать перед кем-то душу для меня тяжелее, чем скинуть перед парнем одежду. Тем более перед Мироном, который вряд ли ответит тем же. Его душа, если она у него есть, спрятана под толщей льда, под которую не пробиться.
— Ты ничего не знаешь обо мне и моей семье, — спустя недолгое молчание проговаривает Гейден.
Я делаю над собой усилие, больше физическое, чем моральное, и смотрю прямо в его серьёзное, без тени улыбки лицо. Чёрные глаза фиксируют мои, не давая разорвать зрительный контакт. Удерживают намеренно.
— Твоя мама чудесная женщина. Отец — ничего про него не знаю, ты прав. Но они оба живы и в добром здравии. Этого всегда достаточно.
Мирон сканирует в ответ моё лицо и чуть наклоняется, приближаясь.
— Ты сирота?
— Да, — произношу, помедлив.
Глава 8
Я настолько устала за день от потрясений, когда мне наконец надевают шейный корсет, в котором предстоит просуществовать несколько дней и вкалывают в ягодицу обезболивающее, совсем не возражаю желанию Мирона довести меня до дома.
Его молчаливое присутствие рядом не тяготит, наоборот добавляет внутренней силы и подпитывает спокойствием. Он сам проверяет справки, которые нам выдает врач, и фотографирует на свой мобильник. Я не возражаю, лишь пытаюсь зевнуть, с закрытым ртом.
Гейден помогает мне забраться в машину и устроится на переднем сиденье. Сам пристегивает ремень безопасности, предварительно откинув мои разметавшиеся по плечам волосы. Задевает грудь, совсем без сексуального подтекста. После нашего дружественного разговора в коридоре больницы, и моего признания Мирон нахмурил брови, и закрылся. С вопросами больше не лез, на мои отвечал сухо и скупо, а потом и во все замолчал.
В машине мы совсем не разговариваем. Меня тянет в сон. На улице сгущаются сумерки, с неба летит мелкий колючий снег, похожий на крупинки манки, он ударяется в лобовое стекло с характерным щурящим звуком. Убаюкивает. Веки держать открытыми становится все тяжелее, поэтому я очень, когда вижу, что мы подъезжаем к моему дому. Ему совсем чуть-чуть осталось быть таковым. Но сегодня я не собираюсь никуда уходить. Посплю в тишине и уюте еще ночь, а затем соберу свои немногочисленные вещи…и…не знаю. Что-нибудь придумаю. Решу. Не в первый раз.
Мирон тормозит около моего подъезда. Характерные щелчки говорят мне о том, что он отстегнул ремни безопасности и снял двери с блокировки.
Аккуратно повернув корпус в сторону парня, смотрю на его хмурый дьявольский профиль с тоской. Сейчас после того, как он провозился со мной весь день, Мирон не кажется мне конченным мудаком, каким он привык себя выставлять. Он умеет делать вполне обычные человеческие вещи. Например, проявлять заботу. И как бы он этого ни отрицал, не старался скрыть за маской безразличия, сегодня я видела в его глазах испуг. И нежность.
— Спасибо еще раз. Я тебе очень благодарна, — произношу, разлепляя пересохшие губы.
— Хватит уже, не Ангел, — мягко говорит Мирон, бросая на меня беглый, но цепкий взгляд. — Помочь выйти? Я могу проводить до двери.
Он тоже устал. Не хочу больше злоупотреблять его нормальным адекватными состоянием. Вдруг превышу лимит и опять вернется Мирон-демон. Их с братом природа специально создала такими разными, чтобы поддерживать баланс добра и зла?
Улыбаюсь своим мыслям и ловлю вопросительный взгляд Гейдена. Он приподнимает брови, касаясь двумя пальцами своих губ.
— Нет. Спасибо.
Мирон закатывает глаза, цокая языком. Открывает дверь и выпрыгивает наружу. Обегает машину спереди, поднимая плечи к ушам, ветер на улице только усилился, слышу его завывание и как остервенело бьется мокрый колючий снег в стекло.
— Давай выходи, — протягивает мне руку, помогая не упасть, выбираясь из высокого автомобиля.
— Мне кажется за сегодня ты сделал добрых дел, больше, чем делаешь за год, — не могу сдержать смешка, цепляясь за большую теплую ладонь парня.
— Не кажется, — Мирон тоже усмехается. — Иди. Не мерзни.
Однако ни он ни я не двигаемся с места. Так и стоим застыв друг напротив друга. Между нами, ветер и пропасть в несколько километров. Там столько всего. Ненависть, любовь, похоть, неоправданные ожидание, ошибки и множество третьих лиц. Целый взрывной коктейль. Опасно ступить, взлетишь на воздух.
Кожа покрывается мурашками. Развернувшись, уверенно шагаю в сторону своего подъезда, прижимая к груди сумку с ключами. Сердце бьется о ребра неистово. Между лопатками жалит чужой горячий взгляд, и он провожает меня до тех пор, пока не скрываюсь за дверью.
Поднимаюсь в квартиру, бросаю ключи на обувницу и со стоном снимаю ботинки. Голова пульсирует, шею не повернуть. Сил на душ уже не осталось. Лекарство, всаженное мне в задницу, не совсем любезной медсестрой, во всю действует, потому что мне кажется я засну сейчас прямо на коврике в прихожей, не успев добраться до своего дивана.
Не включая свет, прохожу на ощупь, и не раздеваясь опускаюсь на подушку.
Я почти проваливаюсь в сон, но меня будет настойчивая вибрация в заднем кармане джинс.
«Ты дома или свалилась в шахту лифта?» — светится на экране, под набором цифр.
Номер незнакомый. Сердце интуитивно подскакивает к горлу, застревая там, и не спешит встать на место.
Он сменил номер, но при этом не удалил мой?
Чувствую себя глупой влюбленной идиоткой, набирая ответ:
«Дома. Меня спасать сегодня больше не нужно».
Мирон больше ничего не пишет.
Выглянув в окно, успеваю заметить задние огни отъезжающего «порше». Удовлетворенная, как после нашего первого секса с Гейденом, наконец засыпаю.
Утром разрешаю себе поваляться. Голова чугунная, шея под воротником затекла и чешется, но самостоятельно его снять не решаюсь. Дискомфорт все еще ощущается, боль мышечная притуплена обезболивающем, но я все равно ощущаю ее, будто через барьер.
То и дело поглядываю в сторону телефона. Не знаю, чего жду. Пожелания доброго утра от самого неприветливого парня на свете? Или сообщения с вопросом о моем самочувствие?