— Теперь она точно готова.
Вот чёрт!
И на меня уже смотрят почти все.
Мальвина всплёскивает руками, хватается за кисти для макияжа и спешит в мою сторону, расталкивая остальных.
Ирина приподнимает брови. На её красивом лице читается лёгкое замешательство, а затем она быстро отводит взгляд и осматривает студию.
Надеюсь, у Гейдена хватит ума остаться за ширмой, и надеюсь, никто не успел меня хватиться. Улыбаюсь его матери, игнорируя немой вопрос в её взгляде, направленный на мой рот. То, что моя помада безжалостно размазана и испорчена, мне понятно и без зеркала.
— Я сейчас всё поправлю, — рядом со мной возникает Мальвина. — Тебя что, пытались сожрать?
— Нет, я неудачно попила воды.
— Ага, ещё скажи, что сосала чупа-чупс.
Молча опускаюсь на стул, позволяя ей привести в порядок мой макияж, который так безжалостно испортил Мирон.
Больше никто не комментирует мой внешний вид. Я встаю перед фотографом и со злостью смотрю в его сторону, собираясь выполнить, что от меня требуется, и наконец уйти. Надеюсь, огня в моих глазах теперь достаточно, потому что в душе творится настоящий пожар.
13.1
Остаток съёмки проходит в напряжении. Я зла, и меня колотит. Если Мирон хотел вывести меня из равновесия, опять пошатнуть мой мир, чтобы он содрогнулся от его присутствия и затрепетал, ему это удалось.
Не хочу выслушивать его предложения. Ничего стоящего всё равно не услышу. Сделки, завязанные на деньгах, меня больше не интересуют. Просто секс — тоже. Даже отношениями меня больше не заманить в тёмные дьявольские сети Мирона. Наоборот, хочется вырваться, уехать подальше, вытравить его из своей головы и сердца.
Стать свободной.
Только тело до сих пор пылает в тех местах, где он меня касался. На языке всё ещё чувствуется вкус Мирона. А колени становятся мягкими, когда мой взгляд наконец цепляется за фигуру в чёрной толстовке с накинутым на голову капюшоном.
Гейден выходит из-за ширмы, смотрит на на меня в упор, пытаясь смутить. Выше приподнимаю подбородок и прожигаю его взглядом в ответ.
Мирон прячет руки в передние карманы джинсов и поднимает брови. Никуда не торопится. Не уходит. Просто смотрит. Так смотрит, что кожа покрывается мурашками, а соски напрягаются и проступают под тонкой тканью платья.
Я тряпка. Даже когда злюсь и искренне ненавижу его, всё равно реагирую мгновенно.
Но я уже знаю, как задеть дьявола.
Опускаю ресницы и тут же взмахиваю ими вверх. Выставляю вперёд ногу в разрезе платья и немного откидываюсь назад, принимая выгодную позу. Пусть смотрит на то, что никогда больше не будет его.
Мирон кривит губы в усмешке. Губы, которые ещё недавно терзали мои. Ласкали и целовали так, словно и правда соскучились. Проходится взглядом по моему телу так, словно жалит его. Запоминая каждый изгиб, каждую деталь.
Встряхиваю локонами и запускаю пальцы в волосы, взлохмачивая их. Все взгляды в комнате обращены в мою сторону. Камера Романа делает снимки нон-стоп.
Спускаю лямку платья, придерживаю ткань на груди руками и стягиваю зубами шёлковую перчатку за указательный палец.
За спиной фотографа Ната запихивает в рот бутерброд и показывает два пальца вверх, подбадривая меня.
Только моё представление не для всех, а для одного-единственного, который следит за мной с непроницаемым лицом и маской безразличия. Но я вижу, как темнеют глаза Мирона, как он сжимает руку, спрятанную в кармане, в кулак и как напрягаются желваки на его челюсти.
Нужный эффект достигнут. Дьявол взбешён, возбуждён и не представляет, что я приготовила для него на десерт.
— Отлично. Шикарно. Я снял всё, что хотел, можешь расслабиться, Ангелина. Ты отлично поработала, — долетает до меня бодрый голос фотографа.
Я так вхожу в роль роковой соблазнительницы, что не сразу реагирую, возвращаясь в реальность.
Рассеянно моргаю, поправляю платье и осматриваюсь.
— Что, уже всё? Можно идти?
Ирина Гейден улыбается, рассматривая только что сделанные снимки.
— Всё! Закончили! — произносит она и взмахивает рукой, прося немного внимания.
Хозяйка всего этого безумия выглядит довольной и благодарит команду и фотографа за проделанную работу.
Завершение съёмки предлагает отметить шампанским и сетом мини-пирожных. Звучит гул одобрения.
Стараясь не смотреть на Мирона, прохожу мимо. Щёки пылают и пульс частит.
Между лопаток покалывает от взгляда, и я облегчённо вздыхаю, оказываясь за ширмой. Ната, успевшая переодеться в объёмный зелёный свитер, вскидывает голову, отвлекаясь от своих высоких ботинок на шнуровке.
— Не останешься на афтепати? Девчонки в клуб собираются, — шутливо произносит рыжая.
— Да меня уже ждут, — говорю, пытаясь расстегнуть молнию.
И я почти не вру.
Ева убежала сразу, как её отпустили. Не успела даже ни с кем попрощаться. Я хочу последовать её примеру. Но что-то подсказывает, что мне так сделать не удастся. Буквально чувствую присутствие Мирона за тонкой стенкой ширмы. Он как хищник кружит рядом в ожидании, когда жертва потеряет бдительность.
Быстро переодеваюсь, аккуратно вешаю платье на вешалку и ставлю около него сверкающую обувь. Накидываю на плечи пальто и беру сумочку.
Телефон вибрирует. Мазнув взглядом по экрану, поджимаю губы.
— Ангелина, можно тебя на минуточку?
Ирина Гейден тормозит меня около ширмы и суёт в руку бокал на тонкой ножке с пузырящейся жидкостью внутри.
— Конечно. Но я немного спешу. За мной уже приехала машина.
— Да, съёмка задержалась, пришлось даже продлевать аренду студии, но зато всё вышло потрясающе. Я очень рада, что Мирон посоветовал позвать тебя, — говорит Ирина, совсем не замечая, в какой шок меня вводят её слова. Я с такой силой сжимаю холодное стекло, что боюсь сломать. — Ты идеально вписалась в образ и картинку в целом. Ты очень красивая девушка, Ангелина. И мой сын это знает.
Я немею и, кажется, глохну, потому что совсем не слышу, что она говорит дальше.
Медленно оборачиваюсь, обводя взглядом опустевшую студию, пока не нахожу у противоположной стены близнецов.
Марк что-то рассказывает, активно жестикулируя, его щёки немного покраснели после мороза. Мирон внимательно слушает, сложив руки на груди, немного хмуря чёрные брови.
Моё сердце разгоняется, набирая за секунды обороты, когда Мирон, будто почувствовав мой взгляд, отрывается от брата и встречается со мной глазами. Зрительный контакт длится всего несколько секунд, и я отворачиваюсь первой, возвращая внимание его матери.
— Спасибо вам за возможность. И Мирону… передайте спасибо, — говорю, аккуратно опускаю нетронутое шампанское на столик рядом и поправляю сумку на плече.
Телефон снова вибрирует.
— Ангелина, оставайся с нами, пообщаешься с девочками. Я скоро уеду, и здесь начнётся совсем другая вечеринка. Развлечёшься. Потом Мирон может тебя отвезти. Отменяй такси, — чуть понизив голос, произносит Ирина.
Кажется, она искренне разочарована моей спешкой.
Отрицательно покачиваю головой.
— Это не такси.
На улице вновь повалил хлопьями снег. Оглядываюсь по сторонам в поисках нужной машины, замедляя шаг.
— Привет, я уже заждался и немного замёрз.
Ярослав вырастает передо мной так неожиданно, что я на секунду теряюсь.
— Необязательно было выходить из машины.
Он выглядит точно так же, как и несколько дней назад. В его растрёпанных волосах путаются снежинки, они же оседают на мехе, торчащем из капюшона его парки.
Парень всматривается в моё лицо и присвистывает в восхищении.
— Шикарно выглядишь. Поехали?
— Да. Нет. Стой. Мне нужно кое-что проверить.
Я хватаю Ярослава за воротник куртки и тяну на себя до тех пор, пока его губы не оказываются в опасной близости от моих. Я не осмеливаюсь его поцеловать и даже как-то трушу. Решимость, бурлившая во мне, молниеносно гаснет. Инстинкты орут об опасности. Затылок неприятно покалывает, и я уже хочу обернуться в сторону входа в здание и проверить свою догадку, но Ярослав всё решает за меня.
Парень быстро ориентируется и опускает ладонь мне на талию, прижимает к себе и, боднув мой нос своим, целует.
Глава 14
В моей жизни было не так много поцелуев, от которых поджимаются пальцы на ногах и делается влажным бельё. Которые хочешь не разрывать, а лишь продолжать, даже когда не хватает кислорода и начинает кружиться голова. Мирон стёр все воспоминания о неуверенных попытках первого поцелуя в детском доме, стёр слюнявые, как слизняки, поцелуи Соколова, заменив их своими. Страстными, жадными, голодными.
И, видимо, теперь мне придётся всю жизнь довольствоваться тем, что все остальные поцелуи лишь жалкая пародия на то настоящее и чувственное, что мне уже довелось испытать с Гейденом.
Когда влюблена, всё иначе. С Мироном всё было иначе.
Сейчас я ничего не чувствую.
Ни-че-го.
Досада разрывает мою душу на куски. И злость. Меня переполняет бешенство. Оно тлело, как угли, после случая на съёмке, а теперь опять разгорается с новой силой.
Затылок покалывает.
Смотри. Нравится?
Льну к почти незнакомому парню, выпрашивая совсем ненужную мне ласку.
Ярослав прижимается к моему рту сухими и горячими губами. Мне хочется тут же отодвинуться, но я запрещаю себе. Вцепляюсь пальцами в его куртку и замираю. Даю себе секунду привыкнуть.
Ярослав не противен мне. Он новый человек в моей жизни и пока не сделал ничего плохого. Он умеет быть весёлым, обходительным и отлично флиртует. Он не вызывал отторжения. Пока не до коснулся моих губ.
Я сама дала добро. Потянулась. Захотела проверить.
Проверила.
Ни-че-го.
Ноль. Полный штиль.
Американские горки, на которых я успела прокатиться полчаса назад, целуясь с Мироном, не идут ни в какое сравнение с этим. Там, за ширмой, в студии, полной народа, меня ошпарило от эмоций. Накатило волной и накрыло с головой. Всё было не так. Губы, что целовали меня, были требовательными, умелыми и невероятно мягкими. Тепло разливалось по телу. Каждое нервное окончание раскалилось от остроты момента.