— Совсем не понимаешь, на что подписываешься? Или в башке теперь один калькулятор и звон монет?
— Боже, Гейден. Это ты так ревнуешь? — смеюсь истерично, стараясь скрыть и спрятать свою израненную им душу.
— Ты меня поражаешь. Включи мозг, Ангелина!
— Он, в отличие от твоего, у меня всегда работает! — срываюсь окончательно, готовая выплеснуть на Мирона всё, что накопилось у меня внутри с нашей первой встречи. — Твой включается, только когда кровь от члена возвращается обратно! Что думаешь, спать с тобой опять побегу? Стоит только поманить и поиграть в рыцаря? Я хотела, чтобы у нас всё было не так! По-настоящему хотела. От тебя бы я ни копейки не взяла! Придумала бы как разобраться с проблемами! — уже ору. — Но ты ведь всё покупаешь! Равняешь всё в денежные отношения! Ты поэтому пошел в тот клуб, тебе так проще! Никто не причинит тебе боли, никто не посягнёт на твоё сердце! Сам выбираешь, с кем спать и об кого вытирать ноги. А я просто хочу немного пожить нормально! Хотела… Я подпустила тебя ближе, чем кого-либо. Разрешила разбить тебе своё сердце! Не побоялась! Ты просто трус, Гейден. Поэтому меня устраивает Соколов, вместе с его семьёй и его тараканами. Он хотя бы их не скрывает. Меня всё устраивает, Мирон! — повторяю, но голос еле заметно дрожит.
Отворачиваюсь к окну, по которому стекают косые капли начавшегося дождя. Я и не заметила, как налетела непогода. Из глаз вот-вот покатятся слёзы, и я усиленно пытаюсь этого не допустить.
Только не плакать. Только не плакать.
Меня всё устраивает. Пытаюсь сама поверить в свои же слова.
Грязные деньги, лежащие на карточке, жгут карман. Они решение всех моих проблем. Я далеко вперёд не смотрю. Живу здесь и сейчас.
— Ты меня совсем не знаешь, — спокойно говорит Гейден. Скашиваю глаза в его сторону. — Ты не понимаешь, чего просишь от меня. Я по-другому не умею, не могу. Всё, что меня интересует, я тебе озвучил. Я могу только так и никак иначе. Но если бы ты попросила, я бы тебе помог.
Его слова вкручивают мне в сердце кол, руша все надежды.
Не особенная. Очередная.
— Скорее ты ничего не хочешь…
— Ты права. И не хочу тоже. Мне неинтересны отношения, неАнгел. Только секс. Секс с тобой был классный. Я бы трахнул тебя ещё раз, — равнодушно, словно рассуждает о погоде, говорит Мирон. — Мы бы не вылезали из постели сутками, а потом ещё и ещё трахались где придется. Около любой горизонтальной или вертикальной поверхности.
— И это продолжалось бы, пока я тебе не надоела?
— Именно так.
Он взял в себя в руки и больше не пылает яростью и ненавистью. Успокоился. И снова стал собой. Надменным Гейденом, который получает всё что захочет. Меня он уже получил. Что-то ему мешает и тянет назад ко мне. Но думаю, он и с этим магнитом справится отлично.
Мирон умеет стряхивать с себя людей и перешагивать через них.
— Тогда какое ты имеешь право от меня что-то требовать, Мирон? Влезать в мою жизнь? Ты выбор сделал, я тоже. Остаюсь с Сашей… мне так будет лучше. И тебе тоже.
— Ты права — не имею. Я просто пытаюсь тебя предупредить. Кто ещё это сделает?
— Никто. У меня никого, — произношу глухо, опускаю глаза рассматривая свои короткие ногти.
Я одна. Мне одиноко. И какой бы сильной ни старалась быть, мне хочется простого человеческого тепла. Плеча рядом, за которое можно спрятаться и на которое можно опереться, поднимаясь с колен.
Это одна из причин, почему я так цепляюсь за чету Соколовых и их сына. Это одна из причин, почему моё сердце ноет и хочет любви от Мирона.
Я опять отворачиваюсь к окну, вонзаю зубы в нижнюю губу и зажмуриваюсь.
— Вот и всё.
— Вот и всё. Игра закончилась, Ангелина, — тихо произносит Гейден, запуская ладонь в волосы, отводит упавшие пряди назад, смотрит прямо перед собой. — Мы оба проиграли.
— Нет, — качаю головой, хватаясь за ручку на двери. — Проиграла только я, потому что влюбилась в бессердечное чудовище.
Я только что призналась ему в чувствах. Обнажила душу, а в ответ получила очередную презрительную усмешку и ледяной прожигающий насквозь равнодушный взгляд.
Мирон Гейден не умеет любить. Его забота мнимая. Он не умеет чувствовать ничего. Эмоционально пуст. Холоден как лёд. Порочен как дьявол. Мой личный палач.
— Пока. — Дёргаю ручку на себя, толкаю дверь и выбираюсь из машины на влажный воздух.
— Пока, — летит в спину.
Чувствую, как Мирон смотрит мне вслед, но не собираюсь поддаваться искушению и оборачиваться. Держу спину ровно, прижав к груди ладонь, там, где под рёбрами зияет дыра.
Холодный ветер подхватывает мои волосы, и они тёмными прядями-щупальцами застилают лицо.
Я справлюсь. Я сильная. И плакать больше не буду. Лишь чуть-чуть. Пока сверху капает дождь, смешиваясь с моими слезами.
Защищаю курсовую одной из последних. Пока жду своей очереди за столом, за которым мы часто сидели с Мироном, постоянно бросаю взгляд на его пустующее место. Боюсь, как бы он не вошёл в аудиторию и не сел рядом как ни в чем не бывало. Но Гейден так и не появляется.
Добираюсь до дома и падаю лицом вниз на кровать, игнорирую смех Марины и её парня в соседней комнате. Скоро я съеду. Лежу неподвижно несколько часов, пока не проваливаюсь в сон. Просыпаюсь от настойчивого звонка Соколовой.
Саша пришёл в себя, и его можно и нужно навестить.
Что я и делаю на следующее утро перед учёбой. Увидев меня, Соколов закрывает глаза и делает вид, что спит, всё время пока я нахожусь в палате. Может, это и к лучшему.
Тем же вечером от матери Саши мне на карту падает ещё одна «материальная помощь». И жить становиться чуть легче, хотя тошнотворное ощущение грязи никуда не девается, лишь усиливается.
Гейден не появляется на учебе несколько дней. Щадит моё эмоциональное состояние? Или пустился во все тяжкие? Нашел себе новую игрушку? Или пошёл в тот клуб, где мы впервые встретились, и купил себе ещё одну девственницу в личное пользование?
Ответ на эти вопросы я получаю через неделю после нашего разговора у него в машине.
Я сижу у Саши в больнице. Он продолжает игнорировать моё присутствие, что мне только на руку.
Иногда я подаю ему стакан с водой или сажусь рядом и сплетаю наши пальцы, когда в палату заглядывают медсестры.
Все умиляются нашей ненастоящей любви.
Я не задаю Соколову вопросов о том, кто с ним был в машине, и он ничего не спрашивает о том парне. Между нами целая пропасть недосказанного, но никто не хочет говорить вслух о неприятных темах. Дело в Мироне. Но его мы тоже не обсуждаем. Будто той ужасной ночи на трассе и не было. Будто всё закончилось тогда, в «майбахе», когда я взяла платиновую карточку.
Устроившись на диванчике в другом конце палаты с ноутбуком на коленях, готовлюсь по лекциям к будущей сессии. На почту падает письмо, навожу курсор и не успеваю щёлкнуть по нему мышкой.
— Иди сюда, — сипло произносит Соколов.
Поднимаю на него взгляд.
Его торс перемотан бинтами. Одна нога в гипсе. На лице пара ссадин и гематом. Но его жизни больше ничего не угрожает.
Он больше не сюсюкается со мной, не зовёт меня «малыш» и даже по имени очень редко, только при матери или медицинском персонале. Поэтому я встаю с места и без лишних вопросов подхожу к своему «любимому парню».
— Что такое, «малыш»? — произношу ласково, касаясь кончиками пальцев его волос.
Соколов отклоняет голову и еле заметно морщится. Не отвечая, протягивает мне свой телефон, и я чувствую, как сжимается ни на секунду не перестававшее ныть сердце.
На коротком видео, выгруженном в социальную сеть, Мирон вальяжно устроился на кожаном диване в каком-то клубе. Неоновые огни блуждают по его лицу и телу. Он пьян. На нём чёрная расстёгнутая рубашка, знакомый браслет с бусинами на правой руке и несколько колец, нанизанных на длинные пальцы. На его коленях сидит блондинка, по-хозяйски обнимая Мирона за шею.
На третьей секунде видео блондинка присасывается ко рту Гейдена. Они пожирают друг друга с такой страстью, что я вижу, как между их губами мелькают языки. Гейден кладёт руку девушке на бедро и с силой сжимает, скользит выше, пробираясь под короткое платье.
Не могу на это смотреть.
Молча возвращаю телефон Саше.
— Зачем ты мне это показываешь? — спрашиваю негромко.
— Хочу, чтобы тебе, суке, было так же больно, как и мне. Пошла вон.
Бросаю вещи в сумку и выхожу из палаты. На негнущихся ногах дохожу до туалета на этаже. Закрываюсь в кабинке и сажусь на крышку унитаза. Вытягиваю руки вперёд и опускаюсь лбом в сгиб локтя. Пытаясь унять головокружение и подступающую к горлу тошноту. Воспалённый мозг на повторе воспроизводит грязный поцелуй Мирона с другой.
Сколько их уже было после? Они дают ему то, что он хочет. Продажный секс без обязательств.
Пустота внутри меня разрастается и заполняет целиком. Поглощает как чёрная космическая дыра. В груди крутит и ломает. Словно у меня опять температура и я горю. Только это никакая не простуда. Это болезненная агония безответной любви. Она выжигает всё, оставляя после себя только пепел.
Он целует другую. Трахается с другими. Не вспоминая обо мне ни секунды.
Он выиграл.
Я проиграла.
Потому что я думаю о нём каждый день.
Конец первой книги