– Есть, но до такого скотства мы еще не докатились. И никогда не докатимся, слава Господу и императору. Ладно, похоже, мы пришли.
Дверь в бар уже успели навесить, и даже стены, кусок которых выбил Полубой, были как новые.
Мичман остановился, распахнул плащ и перекрестился.
– Ну что, господин Сандерс? За веру, царя и отечество!
– За Бога, демократию и президента, – поправил Сандерс, сжимая под курткой рукоять «бастарда».
– Каждому – свое, – рассудил Полубой и толкнул дверь бара.
Брус, который Полубой выворотил вчера, уже заменили. Двое рабочих вставляли цветные панели в потолок. Неопрятная женщина в халате, толкая перед собой моющую машину, бродила по помещению, оставляя за собой широкую влажную полосу. Несколько человек сидели в углу, потягивая пиво из высоких стаканов, возле стойки над чашкой кофе скучала стриптизерша в длинном плаще.
Бармен, увидев входящих с улицы Сандерса и Полубоя, нырнул под стойку. Когда он выглянул, в лицо ему смотрело острие палаша. Стриптизерша с восторгом уставилась на сверкающее лезвие «бастарда», будто это была редкая драгоценность. От группы сидящих отделился мужчина. Когда он вышел на свет, Сандерс узнал двоеликого. Полубой, не торопясь, обнажил клинок и постучал острием по полу.
– Господа, вчера мы, кажется, не договорили.
Двоеликий подошел ближе, и Сандерс с удовлетворением увидел, что под глазами у него иссиня-черные круги, а раздвоенный нос свернут в сторону.
– Я считаю, что разговор окончен, – кислым голосом заявил двоеликий, – вчера ребята слегка перебрали, а вы спросили что-то невпопад.
– Мы и сегодня спросим, – сказал Полубой, – только сперва вот что: мы начинаем «сквознячок». А теперь, если желаете, можем повторить свои вопросы.
Сидящие в углу переглянулись. Бармен почесал выступающий над стойкой объемистый живот, двоеликий одобрительно кивнул:
– Ясно. Будем считать, что нас вы прошли. Два раза такого погрома мой бар не выдержит. Что вы хотели узнать?
– Милый, ты мне нравишься, – тягуче провозгласила стриптизерша, обращаясь к Сандерсу. – Хочешь, я тебе отдамся?
Она сбросила плащ и соскользнула с табуретки, проделав перед Диком танцевальное па. Перья на плечах и бедрах встрепенулись и распушились павлиньим хвостом, качнулись огромные груди, вызывающе и бесстыдно блеснули золотом кольца в сосках.
– Оставь нас, – резко приказал двоеликий.
– Ну-у, Тим! Посмотри, какой красавчик.
Двоеликий развернулся и залепил ей пощечину. Обиженно надув губы, стриптизерша подобрала плащ и, покачивая необъятными бедрами, удалилась за подиум.
– Извините, господа. После модификации она зациклена на одном. Итак, о чем речь?
– Прежде всего, – Сандерс, убедившись, что бармен настроен миролюбиво, отвернулся от стойки, – после того, как мы вышли от вас, нас очень быстро нашли люди Сигевару.
– Понял, – двоеликий поднял руку, – двое из клана были здесь, когда началась свалка и одному от вас, – он кивнул Полубою, – крепко досталось. Здесь рядом у Сигевару лаборатория. Они взяли глидер и отследили вас. Что еще?
– Мы можем быть уверены, что сказанное не выйдет отсюда? – спросил Сандерс.
– Нет. Правила есть правила, но особый смысл имеет вот что: ваши вопросы передаются по цепочке, и чем дальше вы пройдете, тем больше узнаете – сведения начнут собирать, как только вы покинете бар.
– Ну что ж, придется рискнуть: у нас есть информация, что на Хлайбе несколько месяцев, а может быть, и не один год скрывается Агламба Керрор. У вас есть данные о его местонахождении?
Двоеликий присвистнул, среди сидевших в углу возникло оживление.
– Полгода назад один из боевиков Сигевару здорово перебрал здесь и бормотал что-то о Керроре, но поскольку он захотел получить мою танцовщицу, невзирая на очередь, его быстро зарезали. Мы тогда еще подумали, что парень спьяну захотел повыпендриваться, но если вы прибыли, чтобы найти Агламбу, стало быть, он знал, о чем говорит. Ничего конкретного сказано не было – вот все, что я могу вам сообщить.
– Немного, – с сожалением протянул Сандерс. Он отвел Полубоя в сторону, пошептался с ним и обернулся к двоеликому: – Вы говорили, что у Сигевару рядом лаборатория. Где конкретно?
– Мой человек проводит вас, однако большей помощи не ждите. «Сквознячок», господа!
– А что, – вступил в разговор Полубой, – разве вы сами не работаете на клан?
– Мы работаем на его территории, – поправил Тим, – он для нас и банк, и суд, и закон. Но иногда закон так приятно переступить… – Он криво усмехнулся. – Господин Сигевару в последнее время что-то стал слишком закручивать гайки. Банды глюкеров и сликов уже вышли из-под него, но им проще, а я привязан к своему бизнесу, – он обвел рукой помещение.
– Глюкеры, слики… – пробормотал Сандерс. – Кажется, это я уже слышал. Кто это?
– Банды мародеров из Развалин. Развалины не делятся на сектора, и они работают, где выгоднее.
– Ясно. Что вы говорили насчет провожатого?
Тим обернулся:
– Гастон! Проводишь.
Из-за стола поднялся тощий маленький человечек со стриженной налысо головой и молча двинулся к дверям бара. Сандерс и Полубой кивнули двоеликому и направились вслед за ним.
– Желаю удачи, господа, – сказал тот, – однако не советую заканчивать «сквознячок» у господина Сигевару – правила существуют для всех, но не все их соблюдают. А у вас перед ним должок со вчерашнего дня, или я не прав?
– Вы правы, – буркнул Полубой, – но и он нам кое-что должен.
Гастон ждал их на улице, сидя прямо на тротуаре. Он поднялся и резво пошел вперед.
– Что это нам должен Сигевару? – спросил Сандерс.
– Десерт, – коротко ответил Полубой.
Провожатый довел их до переулка, осторожно выглянул из-за угла и поманил Сандерса.
– Видите глидер? – Голос у него был высокий и писклявый, как у евнуха.
– Вижу.
– В нем каботажник. Ждет товар. За машиной дверь, будто в обычный дом, но это бутафория. Там лифт в подвальные этажи, на самом нижнем производят товар, два других – склад и ночлежка для персонала. Лифт кодовый, его может вызвать только каботажник, внизу трое-четверо охранников. Не знаю, как сейчас, а раньше это были модификанты. Без перьев и совсем не такие грудастые, как наши птички. Пока, ребята. – Гастон повернулся и засеменил к «Саду наслаждений».
Переулок был зажат между высотными домами, и ветер в нем свистел, будто набирающий силу ураган. Справа, возле мусорных баков, накрывшись рваньем, отдыхал какой-то бродяга. Если фасады зданий, выходящие на главные улицы, были в более-менее приличном состоянии, то выходящие в переулок выглядели так, словно их не обновляли со времени постройки. Окна казались черными зрачками наркомана, расширенными во всю радужку, из-за налета грязи и копоти. За стеклами стоявшего в переулке глидера тоже было ничего не разглядеть, но по другой причине – они были или тонированы, или поляризованы. В них, как в зеркале, отражались стены и сам переулок, пустой и непривлекательный.
– Каботажник, как только увидит нас, подаст сигнал тревоги. Скорее всего, если нет камер слежения, он выполняет функции наблюдателя, – негромко сказал Сандерс.
– Вряд ли есть камеры – это ведь их сектор.
– Что будем делать?
Полубой почесал затылок, потом распахнул плащ, стянув его с одного плеча, чтобы пола волочилась по земле. Лицо его вдруг оплыло, губы распустились, и сам он как-то обмяк.
– Вы пьяны в стельку, – заявил он, – а я еще могу ходить. Ясно?
– Пока нет.
– Ничего, скоро сообразите. – Полубой подхватил Сандерса за талию, приподнял так, что его ноги едва касались земли, и вывернул из-за угла в переулок.
Сандерс поначалу оторопел, но потом, сообразив, что к чему, опустил голову и повис на мичмане, загребая ногами дорожную пыль.
– Вернулся я из боя, – внезапно заголосил Полубой надрывным голосом, – да к молодой жене, а там сидит поручик и лапает ее…
– Не в рифму, – пробормотал Сандерс.
– Зато жизненно, – отрезал Полубой. – Подпевайте… Схватил я верный бластер, а он как закричит…
Этой песни Сандерс не знал, а потому затянул свою:
– Среди звезд, среди тысячи солнц, я одной лишь тобою живу… – Изредка вскидывая голову, будто норовистая лошадь, он обводил переулок взглядом, пытаясь увидеть на стенах камеры наблюдения. – Губы алые, белая грудь, и глаза сквозь туманность глядят…
Полубой оперся на капот глидера всем весом, качнув висевшую на стояночной подушке машину, собрался с силами и закричал что было мочи:
– В военном трибунале защитник выступал, сам слезы утирает и мне так говорит…
Боковое стекло со стороны водителя опустилось, и на Полубоя брезгливо уставились тусклые глаза на отекшем лице землистого цвета.
– Хватит орать, придурки!
– …а был ты подполковник, а стал ты рядовой! А я мальчонка смелый… – ревел Полубой, не обращая на водителя внимания. Хлопнув себя по колену, он присел, будто собирался пуститься вприсядку, – а сорока годов…
– …отнесу на руках, лунным светом постель застелю… – задушевным голосом тянул свое Сандерс.
Подобравшись к дверце, Полубой стремительно просунул руку в окно, хватая водителя за горло. Сандерс, неожиданно лишившийся его поддержки, упал на четвереньки, больно стукнувшись коленом.
Водитель посипел, пытаясь оторвать от глотки железные пальцы мичмана. Открыв дверцу, Полубой перехватил шею водителя правой рукой, вытащил его из глидера и пару раз стукнул головой о корпус машины.
– Вызывай лифт, – шепнул он, немного ослабляя хватку.
– Не могу, – прохрипел водитель, – они сами…
Полубой сжал пальцы, и водитель засучил конечностями, как лишенный программы кибер.
– Вызывай, тебе говорят. Мы на «сквознячке» и все равно пройдем через вашу лавочку. А ты о себе подумай. Как вызвать лифт?
– Сканер считывает данные с сетчатки глаза.
– Ну так пошли, посмотришь в дырочку и гуляй себе.
– Они меня убьют!
– Или они потом, или я прямо сейчас. Выбирай.