Только вот сделать это лицом к лицу… Нет сил.
За все надо платить, да, учитель? Вы–то это знаете. Поэтому никогда не идете поперек совести. И мешаете делать это другим. Вы много лет учили меня думать раньше, чем делать. Помню эту вашу фразу: «Прежде чем совершить ошибку, подумай, не окажется ли она для тебя роковой». К сожалению, я плохо выучил урок. Как жаль.
Как обидно, что Кенди – астронавт до мозга костей. Ее любовь ко мне велика, но девочка не знает и не хочет знать другой жизни. На днях она мне это очень доходчиво объяснила. А я ведь плюнул в самое главное, на чем эта жизнь держится. Экипаж – семья, а у меня был за пазухой камень. И то, что он оказался жутко тяжелым, не искупит моей вины.
И все–таки я счастлив. Я узнал, ради чего на самом деле стоит жить. Оказывается, это так просто – …»
Текст обрывался. Рашен повертел кусок ткани в руках, но больше не увидел ни слова. Видимо, Эндрю не успел написать, в чем же смысл жизни. Просто не успел.
– Возьмите платок, драйвер, – раздался откуда–то издали голос Боровского. – Ну, что там?
Рашен нашарил протянутый ему платок, утер слезы, высморкался, аккуратно сложил письмо и спрятал его за пазуху.
– Лучший экипаж Солнечной… – тихо произнес он.
– Это он про нас? Ну правильно, – кивнул Боровский. – А что там еще?
– Завещание, – сказал Рашен, поднимая глаза. – И вы его, господа, не видели. Ага?
– Опять русские заморочки, – вздохнул Боровский. – Абрам! Вставай. Пошли–ка, брат, на процедуру.
– И скажите Ди Ланца, что этого письма не было, – приказным тоном, очень напоминающим его былые манеры, заявил адмирал. – Жан–Поль, выясни, кто еще из техников в курсе, и тоже прикажи забыть. Откровенно говоря, пристрелил бы всех, чтобы не было утечки, да, видно, стар уже…
– Выздоравливает, – объяснил Боровский удивленно вытаращившемуся на адмирала Файну. – Да что такое, драйвер? Почему секретность? Ну хотя бы в общих чертах?
– И тебя убил бы… – прокряхтел Рашен, с видимым трудом поднимаясь на ноги и разгибая спину.
– Будет жить! – радостно воскликнул Боровский. – Таков мой диагноз. Ох, драйвер, как я рад! А то вы меня просто достали этим своим нытьем…
– Я тебя еще битьем достану, – пообещал Рашен. – Ну, идите, вояки, на вечернюю клизму.
– Вам оставить? – ехидно спросил Боровский.
– И побольше, – кивнул Рашен, повернулся и зашагал в ту сторону, где Ива спустилась к краю воды и присела на теплый от солнца бетон.
– Лучший экипаж Солнечной… – пробормотал он себе под нос. – Лучший экипаж Солнечной… Да, Andrey, так и есть на самом деле. И ты, глупышка, был в нем совсем не последний человек. Ох, как жаль…
Ива улыбнулась адмиралу навстречу мягкой, чуть рассеянной улыбкой. Рашен сел рядом и понуро уставился в воду.
– Вещи собрала? – буркнул адмирал. – Когда прилетит Фил, у тебя будет совсем немного времени.
– Времени… – задумчиво протянула Ива. – А хорошая у нас радиационная защита, правда?
Адмирал непонимающе уставился на нее.
– Уж какая есть, – пробормотал он. – Внешнюю обшивку теперь отодрать придется и захоронить. И чем скорее, тем лучше. Ужас, сколько работы, проще весь корабль выкинуть. Ты видела, как излучает?
– Я все думаю об Эндрю, – объяснила Ива. – Какую дозу он получил, как вам кажется?
– Где? – осторожно спросил Рашен, машинально отодвигаясь. Адмирал, конечно, привык иметь дело с нервными расстройствами у членов экипажа, но откровенных сумасшедших до сих пор стеснялся. «Бедная девочка, – подумал он. – Вот и тебя война достала. Зацепила по самому больному месту. Как жаль». – Где получил?
– В лапе, – сказала Ива, тыча пальцем в сторону корабля. И снова улыбнулась, застенчиво и как бы виновато.
Рашен обернулся настолько резко, насколько позволяло здоровье. Громада «Тушканчика» выглядела сейчас очень странно. Вместо мощной обтекаемой кормы в задней части судна красовался распустившийся бутон. Это торчали во все стороны «лапы» – консоли, еще сутки назад державшие мертвой хваткой реакторный отсек.
– У него был такой голос, когда он прощался… Вы не заметили, шеф? Он будто бы шел или лез куда–то. Знаете, я весь день сегодня просидела над схемой корабля. В реакторном есть пазухи, по которым можно выбраться прямо к лапам. А в самих лапах тоже ведь шахты…
«Эндрю работал в тяжелом скафандре, – вспомнил Рашен. – Неповоротливая штука, но зато всюду свинец. Так… Что там еще? Термозащита в четыре слоя. Экзоскелет. С какой скоростью он мог двигаться? В училище мы пробовали бегать в таких скафандрах. У меня не вышло. А какой ширины кабельная шахта в лапе? Секундочку… Интересно, кто из нас более псих, я или Кенди?»
– Вы здорово с ним поссорились? – спросил он.
– Я идиотка, – сказала Ива. – Ну, дура я была, и все тут. Я просто никак не могла понять, что мы очень разные, и… Ну, у него есть право быть таким, какой он есть. Вот… А он, по–моему, насмерть обиделся.
– Насмерть… – эхом повторил адмирал, размышляя. – Насмерть…
– Дура я была, так что ж мне теперь, застрелиться?! Не понимала я, что он такой ранимый…
– Угу…
– Чего «угу»?! – злобно выпалила Ива, забывая, что Рашен какой–никакой, а все–таки трехзвездный адмирал.
– Я говорю – мальчик всегда особенно быстро соображал в критических ситуациях, – объяснил Рашен. Адмирал поднялся на ноги, упер руки в бока и нахмурился. Ива тоже встала.
– А еще у него инстинкт самосохранения просто зверский, – продолжал думать вслух Рашен, не замечая, что говорит об Эндрю уже в настоящем времени, будто тот и не мертв вовсе.
– А–а…
– Бэ! – адмирал потянул из воротника микрофон. – А ты, Иветта, на самом деле редкостная дура. Будь я тебе отцом, всыпал бы по первое число! Завела себе мужика с богатым прошлым – так береги его! А этот… Откуда он только взялся на мою голову, отставной сумасшедший и бывший уголовник! Где мне его теперь искать, а?! Тонкая и ранимая натура, чтоб ему ни дна, ни покрышки… А если он загнулся там? Сутки же прошли уже!
Ива надулась, сунула руки в карманы и демонстративно встала к адмиралу спиной.
– Боровский! – рявкнул адмирал в микрофон. – Внимание! Всех, кто может стоять на ногах, поднимай немедленно! И в корму! Обшарить все закоулки, где может поместиться человек! В каждую дырку заглянуть! Вдруг он сознание потерял, или что еще… Обязательно в лапах посмотри, может, он там валяется!
– Кто?! – обалдело спросил Боровский.
– Да лейтенант Вернер, мать его!!! – заорал Рашен.
Некоторое время Боровский молчал, осмысливая происходящее.
– Это, конечно, совершенно не мое дело, – начал он, – но мне кажется…
– Вы–пол–нять! – пролаял Рашен и переключился на другую волну. Сделал несколько глубоких вдохов, чтобы привести нервы в порядок, и сказал уже гораздо спокойнее: – Успенский вызывает де Вилье. Ответьте, Виктор. Срочное дело.
– Ну? – отозвался староста.
– У вас там моих людей случаем нет?
– Пока что не видел. А хорошая идея! – обрадовался де Вилье. – Я как раз думаю, чего они у вас в лагере без дела болтаются. А мне…
– Виктор, я серьезно.
– Да вроде нет.
– А не замечали никого?
– Что, дезертиры?
– Не совсем. Просто мог уйти погулять один деятель. Вы его помните, Andrey. Лохматый такой, с хвостом.
– И с рогами… Нет, командир, не было его здесь.
– А где доктор Ллойд?
– Да вечером еще сел на свою таратайку и в Новгород укатил. Резко так, я даже удивился. Вроде какая–то идея его осенила. Сами понимаете – ученый, что с него возьмешь…
– Та–ак… – протянул Рашен. – Ну, спасибо, Виктор.
– Людей–то дадите?
– Да какие это люди – так, инвалидная команда. Не могу пока, болеют все. До свидания.
Ива, поджав губы, прохаживалась вдоль берега туда–сюда. Рация у нее в кармане тихо бурчала на разные голоса. Это дежурная вахта, облачившись в скафандры, чтобы не подцепить лишний рентген, прочесывала корму «Тушканчика».
– Новгород… – вздохнул адмирал. – Не поеду. Надоело мне здесь.
– Что так? – сухо поинтересовалась Ива.
– Не знаю. Противные какие–то места.
– Совесть мучает? – невесело усмехнулась Ива.
– Да с чего ты взяла? – окрысился адмирал. – Кто ты вообще такая?! Нет у меня совести и не было никогда! Я адмирал, ясно?!
Он повернулся и, спотыкаясь, зашагал к лагерю, что–то злобно бормоча себе под нос. Остановился на полпути и через плечо бросил на Иву сумрачный взгляд.
– Ты за ним поедешь! – крикнул он. – Именно ты! Как подлечишься, тут же бери катер и лети! Сама его прошляпила, сама и ищи теперь! Все! И отстаньте вы от меня со своими проблемами! Задолбали! Вот, читай! Наслаждайся! – Он швырнул под ноги густо исписанную белую тряпку. – Ранимый он, видите ли… Да он просто дурак! И–ди–от! Невр–р–растеник!!!
Ива вынула руки из карманов и почти бегом кинулась подбирать письмо.
– «Лучший экипаж Солнечной»! – разорялся вдалеке адмирал. – Негодяи! Кровопийцы! Смерти моей хотите, да?!
Когда Ива дочитала письмо до конца, фигура адмирала уже давно затерялась среди лагерных палаток. Но все равно слышно было, как он там орет на подчиненных. И голос его отчего–то показался Иве уже не таким злобным, как несколько минут назад.
– Ее любовь ко мне велика… – негромко повторила Ива строку из письма. – Милый Энди! Ты сам не знаешь, как ты прав…
Словарь и именной указатель
АТРИДЕС, ПОЛ – он же Император Пол Муад–Диб. Гениальный провидец. Род. во II в. 11 тысячелетия на планете Келадан. В возрасте 15 лет вместе с родителями переехал на Арракис (Дюна), где и прожил большую часть жизни. В ходе борьбы родовых кланов за контроль над разработками «спайса» (многофункциональный наркотик, важный элемент системы дальней навигации) А. одержал внушительную победу и провозгласил себя Императором. Развязал тотальный джихад – религиозную войну, в ходе которой полностью овладел заселенной людьми частью Вселенной и насильственно установил в ней мир. Известен также как Махди (Пророк). При вступлении в племя фрименов получил имена Узул и Пол Муад–Диб. «Муад–Диб» в одном из вариантов перевода с языка чакобса – кенгуровая мышь, арракинский пустынный тушканчик. Этим объясняется фривольная трактовка имени А. экипажем СБК–100 «Пол Атридес». Подробнее об А. см.: Ф. Херберт, «Дюна» и др. Экранный образ А. – Кайл Маклахлан (Kyle McLahlan).