– Да мы вернулись уже!
– А–а… А я проспал, наверное. Как–то вы быстро.
– Да тут с космодрома серия пусков была. Так разворошили атмосферу, что весь планктон сдуло к едрене матери! Ураганище! Врезало, блин, как из пушки! К югу отсюда джунгли прибрежные легли на фиг! До сих пор не разогнутся. Адмирал лютует, грозится на транспортников в суд подать – у него фуражку за борт сдуло… Ну, садитесь же. Будем отмечать. Сначала ваши подвиги отдельно, потом нашу удачу вообще.
– Так штормило, что могло не поздоровиться? – с деланным пониманием спросил Причер, останавливаясь у столика и думая, что неплохо бы представиться генералу как подобает. Генерал, он даже в стельку пьяный все равно генерал – это Причер, генеральский сын и внук, знал не понаслышке. А тут еще генерал союзнической армии – проявишь сдуру неуважение, отвечай потом за международный конфликт…
– Штормило знатно, – гордо заявил Кронштейн. – Видали и хуже, но реже. Жаль, тут ваших супертоннажников нет. Линкоров там, авианосцев.
– Зачем? – удивился Причер, изучая русского генерала. Какой–то он был… Подозрительный. Хотя кто его знает, что у них за генералы.
– Посмотреть, как тонут! – сообщил Кронштейн и радостно заржал. – Да садитесь же, Причер! Эй, военный! Где наше топливо? Майкл, очнись! Погляди, кого я привел! Настоящий святой отец, едрит твою! И мужик боевой, между прочим!
«Нет, это не генерал», – подумал капеллан. У него отлегло от сердца, он присел к столу и буркнул «Здравствуйте».
– А кто тут не мужик? – уныло поинтересовался «генерал». – Одни мужики повсюду. Твари непобедимые. И невыразимые.
С этими словами он припал к стакану. Капеллан отметил, что пиво у «генерала» какое–то странно бледное. И отдувался «генерал» после глотка, будто что–то другое пил. После чего снова уставился в пространство.
– Не обращайте внимания, Причер, – посоветовал Кронштейн. – У Майкла припадок фантомной боли. Саднит ампутированный романтизм. Да, прошу любить и жаловать – прапорщик Воровский. Человек на самом деле выдающийся, творческая личность, при этом не зазнайка, свой в доску, лучший друг мичмана Харитонова и все такое прочее. Ага, вот и пиво… Ну–ка, отче, глоток отпейте и давайте сюда ваш бокал.
Причер, не очень понимая, чего от него хотят, все–таки послушно отхлебнул и подвинул бокал Кронштейну. Тот воровато оглянулся, с изумительной ловкостью извлек из–за пазухи тускло блеснувшую флягу и щедро плеснул капеллану в пиво какой–то прозрачной жидкости.
– Это что? – спросил капеллан, машинально переходя на шепот.
– Это то, чего тут не подают. – Кронштейн повторил ту же операцию над своим бокалом, спрятал флягу и хитро подмигнул. – И не смогут вплоть до ближайшего грузовика.
Причер тупо уставился в бокал. Потом нагнулся и понюхал.
– М–да, – сказал он. – «Горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток…» Может, сразу вызвать «эм–пи»? Или лучше прямо санитаров…
– Почему? – На этот раз пришло время удивляться Кронштейну.
– Я думаю, нам сейчас будет плохо.
– Коллега Причер! Нам сейчас будет исключительно хорошо!
Причер, не отрывая глаз от бокала, медленно перекрестился.
– И это человек, с которым мы на киче выдули почти литр! – укоризненно покачал головой Кронштейн.
– Откуда? Моя фляжка рассчитана всего лишь на полтораста, больше в протез не влезет.
– А у меня что, с собой не было?..
– Не надо «эм–пи», – подал голос Воровский. – Здесь от нормальных–то мужиков не продохнуть. А если что, так я вас к себе отвезу.
И опять загадочно умолк.
– Все слышит! – восхитился Кронштейн. – О своем думает, а что ему надо – слышит. Одно слово, творческая натура. Ну, святой отец, давайте. Вздрогнем! За боевое крещение. Во всех, мягко говоря, смыслах. Подключайся, Майкл. Приобщись к благодати. Когда ты в последний раз поддавал со священником? С ними пьется, я тебе доложу, потрясающе. С гражданскими так не засосешь.
– Ладно, уговорили, – вздохнул Причер. Поднял бокал, чокнулся с русскими, быстро сотворил про себя молитву, сделал осторожный глоток и замер, прислушиваясь к ощущениям.
– Сейчас вставит, – пообещал Кронштейн. – Вы еще отхлебните. Бояться нечего, честное слово. Это ж не отрава, а эликсир жизни все–таки.
– Эликсир жизни у нас под ногами течет, – пробормотал капеллан. – Если верить ученым, конечно.
– А вы как, верите?
– Не знаю… – Капеллан глотнул вторично и мысленно согласился – действительно, не полная отрава. Просто нечто противное на вкус, с крепкой сивушной отдушкой. Причер слыхал, что русские это пьют, но не очень представлял – как. И, главное, зачем.
– Я в Господа верую, – сказал капеллан грустно. – Угодно ему будет шарахнуть по людишкам таким чудовищным соблазном – значит, шарахнет. Значит, время пришло испытать нас по–крупному. Вы только не подумайте, Эйб, что я какой–то там безвольный фаталист… Слушайте, а ведь правда, вставляет!
– Еще бы! Ну–ка, по глоточку! Na zdorovie!
Третий глоток проскочил легче, и капеллан наконец–то понял – не как русские пьют такую гадость, но зачем.
– А какова официальная точка зрения Ватикана на креатин? – спросил психиатр.
– Понятия не имею. По–моему, она еще не сформулирована. А что это вы вдруг?..
– Да как вам сказать… Просто одно дело всякие присадки к лекарствам, регенерирующие кремы…
– Я сам таким кремом пользуюсь ежедневно, – перебил капеллан. – Вы хотите знать, что скажет Церковь, если прогнозы насчет эликсира жизни сбудутся? Так? Какова будет реакция Святого Престола на то, что любой, доселе проходивший по категории «простых смертных»…
– Станет простым бессмертным, – заключил Кронштейн коротко и ясно.
– Я, честное слово, не знаю, – сказал Причер кротко. – Понимаете, Эйб, у нас субординация такая же, как в армии. Будет распоряжение насчет креатина – доведут до каждого священнослужителя в части, его касающейся.
– И вы обязаны будете распоряжение выполнять? – спросил психиатр, щурясь на капеллана сквозь полупустой бокал. – Претворять, так сказать, в жизнь строго и последовательно?
– Хм–м… – Причер задумался, выискивая для ответа правильные выражения. «Священник, он в чем–то как генерал, – мелькнуло в голове. – Даже нетрезвый все равно священник. А Кронштейн, язва такая, естественно, хочет получить от меня сугубо личное, человеческое мнение. То–то он сам из себя постоянно обычного человека разыгрывает… Психиатр».
– А вот я… – неожиданно вступил в разговор Воровский, о существовании которого собеседники просто забыли. – А я на днях видел бабу с во–от такими сиськами!
Капеллан ошарашенно уставился на прапорщика.
– Все нормально, Майкл, – сказал Кронштейн. – Все в порядке. Ситуация под контролем. Не обращайте внимания, Причер. Вы продолжайте. Мне очень интересно.
– Обойдетесь. – Капеллан выпил еще немного и почувствовал явственный прилив душевных сил. – Ничего я вам не скажу, Эйб. Наверное, я сам для себя еще ничего определенного не решил. Да и потом… Какое именно бессмертие даст человеку креатин – если даст его вообще, конечно? И что считать истинным бессмертием – вы над этим задумывались когда–нибудь? Вы хоть представляете разницу между понятиями «сознание» и «душа»? А? Вижу, не представляете. А это серьезный вопрос. Нужно будет вам как–нибудь лекцию прочесть на эту тему. Да и не только вам.
– А вы проповедь закатите!
– Да легко. И «закачу», как вы выразились.
– Ну, за это и накатим… За первое выступление капитана Причера в роли капеллана Причера! Я в смысле – официально, с высокой трибуны. Так–то вы настоящий капеллан. Ну, поднимем и сдвинем!
– А кто–то сейчас раздвигает… – заметил Воровский глубокомысленно, но с соседями чокнулся.
Капеллан выпил, обнаружил, что бокал пуст, и небрежно отодвинул его на край стола.
– Эй, военный! Дозаправщик! – тут же отреагировал Кронштейн. – Правым галсом – на сближение, бегом!
К столику метнулся официант с подносом.
– Вы бы потише, а? – попросил он, сноровисто меняя емкости. – И так все заведение на вас таращится. Задолбали уже с собой приносить и распивать.
Воровский свою посуду отдавать и не подумал – официант просто вынул у него из пальцев освободившийся бокал и воткнул на его место полный.
– Замечания офицерам? – осведомился Кронштейн вкрадчиво.
– Просто другим обидно, – хмуро сказал официант. – Если водки хоть залейся, так лезьте на свой пароход и жрите. Тут–то зачем?
– И залезем, – пообещал Кронштейн с угрозой в голосе. – И зальемся. А потом зальется слезами безутешная мама одного умника, который любит давать полезные советы. Думаешь, мы просто так в вашем поганом кабаке сидим? Мы тут чтобы культурно и без эксцессов. Обстановка, понял? Мягкая и располагающая.
– Ну–ну, – хмыкнул официант. – Мне–то что, мое дело маленькое, подай–принеси. Только старший говорит, если увижу среди русских мичмана Харитонова, вызову «эм–пи» мгновенно. Старший нервничает очень с тех пор, как тут лейтенант Мерфи погулял. Так что учтите, господа офицеры, я вас чисто из уважения предупредил.
– Уважение – это правильно, – сообщил Воровский.
– К вам не относится, – тихонько буркнул официант и испарился.
– Что он там булькнул? – Кронштейн проводил официанта тяжелым взглядом. – Наверняка гадость какую–нибудь. А действительно, Причер! Давайте–ка еще по одной дернем – и на нашу коробку? Экскурсию вам устроим.
– А мне потом обоих на себе тащить? – оживился Воровский. – По сто двадцать кэгэ на каждое плечо? Или ты грыжу вправлять умеешь?
– Ерунда, вахтенных матросиков позовешь. – Кронштейн достал флягу. – Ну–с, готовьте посуду, святой отец.
Причер отпил немного пива, двинул бокал к Кронштейну и с интересом спросил:
– Вы каждый раз, вернувшись из похода, так лихо керосините?
– И в промежутках тоже. А как без этого? Страшно же. Вы бы видели, Причер, какая гадость оранжевый планктон. Ты его напалмом херачишь, а он тебе в это время борта прогрызает. Допустим, «Тревога» ему не по зубам, не какая–нибудь банка консервная американская, но все равно каждый раз оторопь берет. Я вам так скажу, Причер. – Кронштейн подвинул капеллану бокал с адской смесью и за