– Это что, шестой сектор постарался?
– Да нет, у Тэйлора дисциплина что надо. Тихо–мирно заблевали солдатский бар, побили немного посуду и утопали в казарму спать. За этих я спокоен. Если зверье когда–нибудь перейдет стену, я хотел бы оказаться в шестом. Хоть какой–то шанс… Что вы так смотрите, отче? Да, я и такую возможность допускаю. А чего вы хотите? Счастья для всех разом и чтоб никого не убили? Бессмертие стоит жизней.
«Бессмертие стоит жизней, – про себя повторил капеллан. – Сурово и очень верно. Только нужно ли оно, такое? Не знаю».
– Разрешите идти? – спросил он. – Да, я дам объявление в сети, чтобы уже со среды приходили к исповеди полегоньку. Ох, мне еще разведвзвод отпевать… Ну и в воскресенье полноценная служба. Заходите послушать.
– Скажите речь, отче. Закатите нам такую проповедь, чтобы душа пела. В общем, сделайте что–нибудь. – Полковник вдруг сунулся вперед через стол, ухватил руку Причера и неловко ее чмокнул. Тот перекрестил лысеющую макушку командира и даже невольно умилился.
– Спасите нас, отче, – сказал полковник, заглядывая капеллану в глаза с собачьей преданностью. – Вы же видите, база держится из последних сил. Люди надрываются физически и почти уже сломлены морально. Помогите им выстоять.
– Вы отпустите меня сегодня в джунгли? – спросил Причер, чувствуя себя гнусным шантажистом.
– Я пущу вас куда угодно, хоть в свой банковский сейф, только сделайте что–то для поднятия боевого духа. Вот, считайте, я вам исповедался. Самый тяжкий грех военачальника – неверие в победу. Разве не так? Мой это грех, я им страдаю.
– «Господь крепость жизни моей», – процитировал капеллан. – «Кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут».
– Сами не падут, – уныло сказал полковник. – Хрен от них, зверей, такого дождешься.
За стеной еле слышно взвыла сирена, на столе ожил динамик.
– Внимание, база. Малая воздушная, – буркнул голос дежурного ПВО. – До ста единиц с юго–запада. Не исключен прорыв ограниченной численностью над четвертым сектором. Караулу четвертого принять меры к отражению. Химзащите приготовиться.
Вдалеке принялась долбить зенитная батарея.
– Я же говорю, – вздохнул полковник. – Сами они, гады, не падают…
* * *
Причер лег животом на бортик, поглядел со стены вниз и спросил изумленно:
– Опа! А где?
– В землю ушло, – сказали ему. – Всосалось. А чего вы хотите, полтора суток. Утром сегодня уже ничего не было.
Гигантский вал трупов, опоясывавший базу, исчез почти бесследно. Так, корочка бурая далеко внизу подсыхала, и все. О минувшем побоище напоминал разве что циклопический бурелом вдалеке, на который уже потихоньку наползали джунгли – молодая поросль уверенно пробивалась сквозь поваленные стволы.
– Прах к праху, – буркнул Причер. – Круговорот веществ в природе. Впечатляет.
– Главное – убирать не надо, – заметил старший группы.
Причер, закусив под маской губу, вспоминал, что было про период разложения в файлах по местной фауне. «Да нет, все равно нереально. Полный распад за полтора суток? Ха–ха, слуга покорный. Не разложилось оно, а в почву ушло. Именно – всосалось. Точнее, было всосано. С жуткой силой. Что–то мне прямо как–то неуютно. Допустим, я туда сейчас наступлю, а оно и меня… Всосет. С довольным чавканьем. Ладно, отставить фантазии. Думать. Думать».
Техники опустили вниз транспортер боепитания. Никаких ворот в периметре не предусматривалось, за стену можно было только десантироваться – либо на тросе, либо так, по–детски, на заднице.
– Пошли, – махнул рукой старший. – Капитан Причер, вы предпоследний. И еще раз прошу, будьте осторожны. Пожалейте мои лейтенантские звездочки.
– Для начала я пожалею свою капитанскую шкуру, – пообещал капеллан. – Ее и так мало осталось.
Потеряв целый взвод, Кэссиди благоразумно ограничил зону разведдеятельности пятью милями, а задачи – восстановлением системы датчиков обнаружения, потоптанной атакующей волной, и минированием проходов. Группа, сутулясь под тяжестью ящиков со взрывчаткой, полезла через осклизлые завалы. Осклизлые, потому что мертвые деревья тоже постепенно разлагались, превращались в жижу, которую – в этом Причер не сомневался – очень скоро поглотит земля. Под ногами, когда они касались почвы, хлюпало.
Вплотную к джунглям лежащие стволы пока еще сохранились более или менее твердыми. Уяснить, какие деревья подрубило из пушек со стены, а какие само зверье повалило, было довольно трудно. Причер внимательно оглядел несколько стволов потоньше, с себя примерно в обхвате, и все они оказались не отстреленными, а выкорчеванными. Корневая система у деревьев была смешанного типа – относительно тонкие пряди, стелившиеся по земле, рвались, но мощные стержни, уходившие куда–то в невероятную глубь, оставались целы. Только согнулись, будто резиновые. Если бы по деревьям не прошлись ураганным огнем пушки, они бы наверняка так, лежа, и продолжали жить.
И тут уже начиналось шевеление – повсюду мельтешила какая–то мелюзга. Ползающая, бегающая, прыгающая, низколетающая, она вовсю точила поваленные деревья, ковырялась в перегное и жрала друг друга. Среди мелких и крупных насекомых попадались даже крошечные животные. Слишком маленькие еще, чтобы понимать, какую опасность таит в себе крепость неподалеку. Осажденная крепость.
– Отстаем, сэр, – напомнил замыкающий.
– Момент! – Причер нагнулся к одному из стволов, пострадавшему меньше других. Достал нож, легонько ткнул – и правда, дерево было свежим, налитым соками. Тогда капеллан присел на корточки и в упор пригляделся к странному участку коры.
Никакая это была не кора. Причер шевельнул ножом, поддевая чешуйчатую зеленую шкуру, но та отделяться от ствола и не подумала. Капеллан сделал надрез, приподнял лезвием кусок – под шкурой была обнаженная древесина, и к ней от шкуры тянулись белые тонкие нити.
– Приросла, да? – спросил Причер замыкающего.
– Конечно, сэр. А что такого? Ой, да, вы же новенький. Естественно, приросла. Здесь все какое–то… Однообразное.
«Армия – единственное место, где слово «однообразно» значит «правильно, хорошо», – подумал капеллан. – Однообразно, значит. К чему прилипло, к тому и приросло. Мертвое прилипло к живому и ожило, нашло свое место. Ну чудо и чудо».
– Ладно, пойдем, – сказал он замыкающему. – Ты давно здесь, рядовой?
– Шестой период, сэр.
– Почти три года? Что так долго?
– Да, сэр, подзастрял я тут. Льготу накапливаю, хочу в университет поступить вне конкурса.
– Дело хорошее… Слушай, рядовой, так с самого начала было? Чтобы шкура к дереву прирастала?
– Честно, сэр? – Рядовой вдруг перешел на шепот. – Не замечал…
– Кончай шептать! – раздался в наушниках голос старшего. – Тоже мне, тайну великую открыл. Не было такого раньше, господин капитан. В последний год отмечаем. Докладываем по команде. Толку, сами понимаете, никакого. А наше дело маленькое, знай себе чудеса наблюдай. Вы чего отстали так? Все в порядке?
– Да–да. – Капеллан прибавил шаг, насколько это было возможно в буреломе. Зелень вокруг поднималась выше, местами попадались уже полноценные вертикально стоящие деревья, до кромки джунглей осталось ярдов двадцать. – Это я задержался. Просто кусок шкуры на поваленном стволе увидел… Догоняем.
– Странно еще, что у них руки–ноги отстреленные к стволам не прирастают. – Старший хмыкнул. – Скоро, видимо, начнут. Ох! Скользко как… Осторожней здесь, ребята… А впрочем, господин капитан, никакого особенного чуда тут нет. Креатин же повсюду. Живительная влага. В почве шесть сотых, в деревьях четыре, в тканях животных, по–моему, две.
– Полторы, – вспомнил Причер. – Но это данные пяти–шестилетней давности. И тогда вроде бы ничего ни к чему не прирастало.
– Не отстреливали, вот и не прирастало. Тогда здесь тишь–гладь была. Если, конечно, далеко от базы не уходить. За третьей милей уже хищников полно. Да и на второй хватает.
– На человека нападают? В файлах об этом как–то туманно…
– Крупные рептилии – легко. Они ведь соображают плохо, да и зрение у них так себе. Ну и тащат в рот все, что шевелится. Кричи ей потом из желудка – мол, несъедобный я для тебя, дура слепая… А кто помельче и сообразительней, тот на нас вообще кладет с прибором. Чует, что мы из другого теста. Кстати, и травоядные людей не боятся. Мы тут разгуливали когда–то, не поверите, будто по Центральному парку. Идешь, и ни одна зараза в твою сторону даже не обернется. Настолько мы здесь чужие – ужас. Не наш мир. То–то они в конечном итоге против людей вызверились… Через недельку поднаберут силенок, так каждая мелочь пузатая опасна станет. А сейчас красота, гуляй не хочу. Главное – с непривычки на жабу не нарваться. Жабу видели? Как она языком на десять ярдов стреляет и целого псевдозавра – хрум! Только в файлах жаба не страшная. А в натуре, ей–богу, – обосраться про войну. Одна радость, в атаку на периметр не ходит. Точнее, может, и ходит, но не поспевает – малоподвижная. Тупая, подслеповатая… Сволочь. Я одной такой прямо в глотку из подствольника жахнул – вот это было ух!
– Пыталась вас языком достать? – предположил капеллан.
– Как же! Не такие мы дурные – точно, парни?
– Зачем тогда стреляли?
– Не понял, сэр.
– Я спрашиваю, лейтенант, зачем стрелять в того, кто не представляет угрозы?
– Хм… Разрешите не отвечать, сэр? Честное слово, если вам доведется увидеть эту жуть в реале… Так, группа, внимание! Начинаем делиться… – тут старший хохотнул, подумав, наверное, о «двоящемся» зверье, – и разворачиваться! Господин капитан, давайте ко мне. Третьим будете.
Джунгли стояли перед группой высоченной стеной, и все стволы ярда на два–три от земли были покрыты шкурой–чешуей. Здесь толпа животных перла напролом, обдирая бока, нещадно затаптывая слабых, и между некоторыми деревьями еще виднелись пробитые звериной лавой проходы, сейчас почти совсем заросшие, едва заметные.