Незадолго до того, как он взорвался.
Проклятье! Да все улики были против меня!
— Хорошо, — я приставил посох к стене и прошёлся по кабинету, засунув руки в карманы. — Хорошо. Я тоже должен был сгореть там. Моё присутствие мешает плохим парням.
— Ваше присутствие мешает всем, — отрывисто сказал Икрамов. — Кого именно вы имеете в виду?
— Одного из них вы знаете под именем Дон.
— Его телохранители пытались схватить нас, когда мы были в его клубе, — добавил Вещий.
— Полагаю, после того, как вы попытались обвинить его в чём-то?
— Никоим образом, — соврал Олег. — Но сразу видно было, что Дон не в ладах с Теслой.
— А что было потом?
— Потом?… — Олег задумался, выбирая ответ помягче. — Тесла устроил беспорядок в клубе.
— Болваны, — Икрамов отвернулся. — Вы хоть понимаете, что вы наделали? Зачем вы, вообще, туда полезли? У Дона слишком хорошая защита, слишком хорошие свидетели… Даже если он испортит воздух и сам в этом сознается, мы всё равно ничего не сможем доказать! Хотите знать его следующий шаг? Что-то вроде иска об «уничтожении частной собственности»!
Он повернулся к Олегу.
— Я ожидал подобного от Теслы, но не от тебя. Глупо. Очень глупо. А вы, Тесла, верните-ка улики. Да-да, не удивляйтесь, мне известно про записную книжку Тимура Караева. Она у вас.
— Нету у меня никакой книжки, — ответил я, изображая удивление и намереваясь отпираться до последнего.
— По словам официантки, она лежала на барной стойке. И вы об этом знали. Однако после того, как вы покрутились рядом, книжка пропала. Я не знаю, как вы это провернули, но улику вы вернёте.
Я медленно выдохнул.
— Послушайте, у меня возникли проблемы только из-за того, что все думают, будто я взял какую-то записную книжку. Какой смысл мне брать её?
Икрамов медленно встал из-за стола и отошёл к окну. Он заговорил, как обычно — тоном, не допускающим возражений. Даже в мыслях.
— Тесла, вы, полагаю, приняли мою сдержанность за терпеливость. Это большая ошибка. Фатальная. То, что я выдерживаю вашу клоунаду дольше пяти минут, не более чем издержки профессии. Если я буду принимать всё слишком близко к сердцу, или переживать за всех, или вдаваться в тонкости их жизни, то однажды просто свихнусь. Или, ещё хуже, захочу творить справедливость, невзирая на законы. Но то, что я не кричу на вас и не стучу кулаком по столу, совсем не помешает отправить под суд… какого-нибудь мошенника. Надеюсь, вы меня поняли?
Развернувшись на пятках, следователь пересёк кабинет и остановился передо мной.
— Вернёмся к записной книжке. Она была раскрыта на вашем имени. Полагаю, перед смертью Караев собирался звонить вам.
— Это тоже Рита рассказала?
— Угу, — подал голос участковый. — Она и мне это рассказать успела, а я только спросил… а, ладно.
— Теперь понятно, — пробормотал я, — откуда растут слухи. Но вынужден огорчить — ничего я не брал. Ищите получше. Разве не это ваша работа?
— Мы бы поискали, — с лёгким раздражением сказал Икрамов. — Только эта девчонка сегодня вдруг отказалась от всех своих показаний. Почему-то я уверен, что там не обошлось без одной из этих ваших «шуточек».
— Ну да, — согласился я, вспомнив фразу про живого молчаливого бармена. — Возможно, одна из них была не слишком удачной. Вот, только, знаете, что интересно? Я не видел Риту ещё со вчера.
Икрамов нахмурился, пододвинул телефон, полистал телефонный справочник и набрал номер.
— В таком случае, поговорите с ней, — он протянул мне трубку. — С нами она говорить отказывается.
Это о многом говорило. Риту легко было назвать болтливой и легкомысленной. Однако немногие знали, что ей достаточно перекинуться с человеком всего парой-тройкой фраз, чтобы понять, о чём с ним можно говорить, о чём нельзя, и не стоит ли плюнуть ему в кофе.
Если она отказалась давать показания, значит, у неё были веские основания не доверять доблестной милиции. Та же мысль беспокоила и меня сегодня утром.
Ярко-красная лента соединила ещё несколько разрозненных прежде слов, и картина у меня в голове стала ещё чуточку яснее.
— Да? — спросила Рита на другом конце провода.
— Э-эм… Это Виктор. Виктор Тесла… — неуверенно промямлил я. — Тут такое дело… Мне говорят, будто я запугиваю свидетелей. Ты вчерашний наш разговор в голову не бери…
— Какой? — она на секунду задумалась. — А, тот… Послушай, Виктор…
— Ты уже встречала того странного человека, да? Лицо, которое не разобрать, голос, который не расслышать.
Я, разумеется, не услышал этого, но почувствовал, что Рита кивнула. По крайней мере, я подумал, что она должна была кивнуть.
Она помолчала, подбирая подходящие слова.
— Да. Он посоветовал мне не распространяться об увиденном. Виктор, знаешь, что-то в нём такое было. Что-то внушающее страх. У меня аж коленки подкашивались, когда он говорил.
— Он ещё чём-то спрашивал?
— Не пропало ли чего из бара. Его записная книжка очень интересовала. И ваза.
— Какая ваза?
— Ваза стояла среди бутылок позади стойки. Тимур часто шутил, что она на вес золота.
— А…
— Нет, — вдруг решила Рита. — Это всё, что я могу сказать. Извини.
И повесила трубку.
— Любопытно, — пробормотал я, переводя взгляд между собравшимися. — Почему мне не сказали, что из бара пропал сосуд?
— Ваза? — переспросил Олег. — Для убийцы красть её было совершенно бессмысленным ходом. По описанию, она не имела ни материального, ни исторического значения. Скорее всего, ваза…
— Сосуд… — я прошёлся по кабинету, вернулся к столу и опёрся на него кулаками. — Что есть сосуд? Дайте определение.
— Посуда для хранения жидкостей, — быстро ответил Вещий.
— Именно! Для хранения.
Связи возникали одна за другой, так быстро, что я сам с трудом успевал отследить их. Лао говорил, что Маларья с колдуном нашли что-то. Рита рассказала о пропавшей вазе. Понятно. Вот что они «нашли». Теперь вся честная компания ищет переводчика. Зачем обычным грабителям знать, что и где на ней написано? Выходит, что грабители не обычные, и это не ваза, а сосуд. В нём, конечно, хранится что-то очень полезное, однако никто пока не знает, как этим пользоваться. Вот почему Тимур так дорожил вазой. Из-за неё его и убили.
Следом в заваривающуюся кашу ныряет высший демон Дон Маларья. Таинственный колдун — его новый хозяин — думает, будто может контролировать такое могущественное существо. Но это старый трюк: Маларья лишь выждет удобный момент и самолично наложит лапу на сокровище из вазы. А уже потом исполнит свою клятву относительно меня.
Пока неясна была роль грызущихся между собой Обезьяна с кучей механических летучих тварей и оберонов.
— Да забудьте вы об этой вазе, — прервал мои размышления Икрамов. Он нетерпеливо побарабанил ручкой по столу.
Я скрестил руки на груди и с укором посмотрел на него.
— Только не говорите, что Рита тоже в списке главных подозреваемых. Сколько их у вас? Каждый встречный?
— Я не обратил бы на неё внимания, если бы не один нюанс: за неделю до своей смерти Караев написал завещание, где оставил свой бар в наследство угадайте кому?
— Неужели Рите?!
Следователь кивнул.
— Более того, был опознан расстрелянный бомж. Он оказался совсем не бомжем. Представьте: живёт на свете человек, работает себе в нотариальной конторе, жена красавица, дети умницы — жизнь удалась. Как вдруг наряжается этот человек в лохмотья и уходит на улицу, оставляя семье только записку, мол: «Прости, прощай». А через неделю мы находим его труп.
— Интересно, — пробормотал я.
— Дальше ещё интереснее, — Икрамов придвинулся ближе, почти опёршись животом на стол. — За несколько дней до своего ухода именно он заверял завещание Караева! Как вам такое, а? Но заглянем глубже, этот же самый нотариус помогал Караеву с оформлением документов на тот злосчастный бар. И работал он тогда с неким Айвазом Озаняном. Хотите знать имя третьей жертвы? Айваз Озанян. Мы выяснили, что все трое прибыли из Москвы в Ташкент в девяносто четвёртом с разницей максимум в месяц.
Он выгнул бровь, ожидая от нас реакции.
— Они все связаны, — неторопливо проговорил я. — Что и требовалось доказать. Но при чем здесь Рита?
— Мы не исключаем возможности её непреднамеренного участия. Всё равно здесь что-то не вяжется. Если официантка и решила преступным путём завладеть каким-то замшелым баром (что само по себе нелепо), ей не к чему убивать третьих лиц. Кстати! — следователь схватил со стола папку, раскрыл её и продемонстрировал фотографии изувеченного трупа. — Мы нашли утреннего снайпера.
Я цокнул языком.
— Зачем же вы с ним так жестоко?
— Тело выкинули из фургона, проезжавшего над каналом Актепе. К счастью, бросавшие не рассчитали силы и, вместо того, чтобы перелететь через перила моста в реку, окровавленный мешок шлёпнулся на тротуар.
— Как же вы определили, что это именно наш снайпер? — спросил я, изучая фотографии. На груди трупа красовался большой круглый синяк, в котором четко просматривались соединения разных геометрических фигур. Если это и правда был тот самый снайпер, то синяк мог быть оставлен каким-то амулетом. Возможно даже, тем же, о котором рассказывал Лао.
— А вот это то, что поставило в тупик патологоанатома, — Икрамов положил передо мной ещё одну папку — заключение о вскрытии. — Помните, я подстрелил его? Помните, как он упал на забор?
Я кивнул, перерисовывая на обратную сторону визитки Лао формы синяка.
— Всё это зажило.
Мой взгляд невольно переместился на Икрамова.
— Вы не ослышались. На правой руке шрам от пулевого ранения, а позвоночник… Патологоанатом чуть с ума не сошёл, когда его увидел. Половина позвонков будто бы сначала была раздроблена, а потом склеена обратно. Человек не мог выжить после такой травмы, не то, чтобы восстановиться. А если учитывать, что всё это произошло с ним менее, чем за восемь часов до окончательной смерти…