— А дальше — визг тормозов, визг мамаш… Я обернулась — смотрю, наша коляска зацепилась за бампер синей машины, и машина тащит её за собой… Она, коляска то есть, на тротуаре стояла, а лихач решил по тротуару проехать зачем-то. Ну, коляску и зацепил. И матрасик вывалился, и подушечка, и игрушки все рассыпались, и соска потерялась… Кошмар!
Она снова заплакала. Там, на её конце провода, всё время фоном что-то бубнил мужской голос. Господи, бедная Машка, папа-олигарх теперь убьёт её! Ну, или выгонит, разлучит с Сашуркой, что для самой Мани хуже смерти.
Понизив голос, я спросила:
— Что, ругается хозяин?
— Я не говорила ему ещё. Я даже не знаю, как такое можно сказать. Ведь в коляске мог находиться ребёнок…
— А бубнит у тебя там кто? Степанида?
— Да этот лихач и бубнит. Коляску от тачки своей отцепил, пришёл к нам домой, говорит: не надо милиции, сами разберёмся. Аня, а что, надо было в милицию заявлять?
Святая простота!
— Аня, он у меня трубку рвёт из рук, хочет с тобой поговорить!
— Со мно-ой?.. Я-то здесь при чём?
Но в трубке была уже не Маня. Мужской голос сказал:
— Аня, быстро иди сюда, разобраться надо.
— А что, мы разве на «ты»? — удивилась я. — Я разве знаю вас?
— Я — Барышев.
— Неужели? И что из этого? Вас что, разыскивает милиция?
— Я — Кирилл. Барышев — моя фамилия.
— Кирилл… Липочкин брат, что ли?
— Он самый. Да не ломайся ты, сюда иди!
— Ладно, приду сейчас…
Я пошла к Мане, недоумевая, зачем Кириллу понадобилось сбивать детскую коляску и зачем сейчас там нужна я.
Картину в доме я застала нерадостную. Кирилл сидел на кухне мрачнее тучи, Маня тихонько скулила, то и дело вытирая нос, который покраснел и распух.
— Ты носом ударилась, что ли? — бросилась я к ней.
— Нет, это я себе просто наплакала… — Она снова шмыгнула своим многострадальным носом.
— А Сашурка где?
— Спит. Она как нагуляется на свежем воздухе, всегда так хорошо спит…
Я обернулась к Кириллу:
— Ну что, господин Барышев, зачем вызывали?
— Посоветоваться хочу. Как ситуацию разруливать? Во-первых, я сломал коляску. Во-вторых, я напугал няньку. В-третьих, мне никак нельзя, чтобы узнала об этом милиция и широкая общественность, потому что я депутат и всё такое…
— А пускай бы общественность и узнала, — сказала я задиристо. — Люди должны знать, кого в депутаты выбирают!
— Ой, брось, — скривился он. — Не учи меня жить, я не для этого тебя позвал.
— А для чего?
— Для того чтобы ты сказала этой плаксе, что знаешь меня.
— Я его знаю, — сказала я Мане.
Маня удивилась:
— Какая разница? Коляска же испорчена, ребёнок мог пострадать, и хозяину сказать придётся… Только вчера мать улетела, а я сегодня так отличилась! Скажут, что мне нельзя доверить ребёнка, и выгонят!
— Не выгонят. Кормящим женщинам даже смертную казнь отодвигают на неопределённый срок, чтобы они могли детей выкормить. Она сама грудью кормит Сашеньку, — объяснила я обалдевшему Кириллу. — Она не просто нянька, она — кормилица. А ты напугал её так! Вдруг молоко пропадёт?
— И хозяин за коляску ругать будет, ещё стоимость из зарплаты вычтет, я за полгода не расплачусь! — снова всхлипнула Марья и схватила новую салфетку.
— Ну, это самое простое! — повеселел Кирилл. — Я сейчас куплю точно такую коляску, и хозяину ничего можно будет не говорить. А кто у нас хозяин?
— Ярошенко Павел Александрович.
Кирилл присвистнул и заметно погрустнел.
— Вы знакомы? — спросили мы с Марьей в один голос.
— Ну, не то чтобы хорошо знакомы… Одним словом, крутой мужик. С таким лучше не ссориться. Слушай, няня Маня, давай мы сейчас поедем в магазин и купим новую коляску.
— Я не могу, — испугалась Машка, — у меня ребёнок спит!
— Я могу, — улыбнулась я.
Кирилл схватил меня за руку и потащил к машине.
Я упиралась:
— Не надо меня тащить! Я и сама ходить умею!
— Давай-давай, шевелись! Видишь, как девчонка убивается? Хочешь, чтобы хозяин ей и правда башку открутил?
Я остановилась, как вкопанная:
— Ты ещё скажи, что всё случилось из-за меня! Очень удобная позиция! Это так по-мужски…
— Садись уже, ехать пора! — распахнул он передо мной дверцу.
— Только постарайся больше никаких колясок на бампер не собирать, а то я выпрыгну прямо на ходу!
Он гневно зыркнул на меня и на всякий случай заблокировал дверь.
Правда, ехал он более чем осторожно. Ну, беда научит соблюдать правила дорожного движения…
Я осмотрелась в машине. А ничего он устроился… Всё так красивенько, так цивильненько… Конечно, всё познаётся в сравнении… Это по сравнению с моей каракатицей здесь просто настоящий музей. А если бы сюда попал человек, привыкший к «роллс-ройсам», наверное, нашёл бы тысячу недостатков. Я же не увидела ни одного.
Сначала мы приехали в «Детский мир». Колясок там было столько, что и не сосчитать. Потрясающий выбор! Одно жалко: той, что была нам нужна, в «Детском мире» не оказалось.
Потом мы посетили ещё около десятка универмагов и специализированных детских магазинов. Ничего хоть сколько-нибудь похожего на нашу коляску в наличии не было.
— Да где же они её взяли? — злился Кирилл. — С Луны, что ли, привезли?
— Очень может быть! Даже запросто может быть! У Сашурки мама — модель, живущая в Париже почти что постоянно. Она и сейчас там.
— Как — постоянно? — опешил Барышев. — Как это — сейчас там? Ей хоть сказали, что у неё ребёнок родился?
— Да, она в курсе. Но коляску она вполне могла выписать именно из Парижа. Или из Лондона. Да хоть из Австралии! С их-то деньжищами это не проблема. Так что мы с тобой зря время убили в поисках, которые ни к чему не привели.
— Что же делать? — растерялся он.
— Ну, я не знаю… Идти к этому самому Павлу Александровичу и во всём чистосердечно признаться. Повинную голову меч не сечёт…
— Ещё как сечёт! И повинную, и невинную. Я имею в виду детективную историю с покушениями на Игната. Он, хоть и ни в чём не виноват, всё равно — кандидат в покойники. А я-то виноват по-настоящему!
— Ну, делать-то всё равно нечего. Как Машка хозяину объяснит, почему коляска сломана? Не повинишься ты, ей точно будет секир-башка!
— Ладно, сейчас поеду к ним и буду там его ждать, делать нечего, — обречённо вздохнул лихач, он же — народный депутат.
— Нет, ты лучше позвони. Тебе сегодня не стоит задерживаться. К тебе сегодня Липа приедет, — вспомнила я.
— А ты почём знаешь?
— Это я её пригласила.
— Пригласила ко мне домой без моего ведома? Ты с ума сошла, точно — сбрендила! — догадался он.
— Ну, вообще-то я пригласила её пожить у нас с Игнатом, но она чего-то стесняется…
— Пожить у вас с Игнатом? — вознегодовал Барышев. — А больше ты ничего ей не предложила?
— Нет ещё. Не успела просто, — честно ответила я.
Я придерживаюсь золотого правила: говорить как можно больше правды. Люди к этому привыкают и гораздо охотнее прощают мелкую ложь, если в таковой возникнет необходимость.
Надо ли говорить, как весело и содержательно прошла у нас обратная дорога. Всё наше общение свелось к Кирюшиному монологу. Весь монолог был посвящён моей персоне. Я такого о себе никогда в жизни не слышала и надеюсь, что больше никогда не услышу. Несколько раз я порывалась выйти из машины прямо на полном ходу, но дверь была прочно заблокирована. Когда мы стояли на перекрёстках, нам пару раз попадались постовые милиционеры. Я отчаянно жестикулировала, пытаясь объяснить, что меня удерживают в машине насильно. Но люди в погонах смотрели на меня как на сумасшедшую и ничего не предпринимали. Ну ладно, меня Кирилл рано или поздно высадит в нашем квартале — то ли возле Машки, то ли возле Игната. А вот если бы меня настоящий террорист взял в заложники? Или меня, к примеру, похитили бы с целью выкупа?
Я пришла к выводу, что в нашей стране похитителям бояться нечего. Наша доблестная милиция стоит на страже их интересов.
Сначала Барышев повернул к дому Игната, потом опомнился, развернулся и подкатил к дому Ярошенко. Маня гуляла на крылечке с проснувшейся Сашенькой на руках.
— Эх, надо было хоть какую-то коляску купить, — сокрушался Кирилл. — Вон как девка мается, ей ребёнок уже через час все руки оборвёт!
— Маша, ты можешь дать телефон своего хозяина Кириллу?
— А коляску новую не привезли?..
У Мани снова задрожали губы и подбородок.
Я стала спешно объяснять ей, что таких колясок, как сломанная, у нас в продаже нет, а покупать первую попавшуюся мы с Кириллом не решились. Вдруг хозяин снова захочет выписать по каталогу какое-нибудь чудо заморское!
— Да какое ему дело до коляски? — искренне изумилась Мария. — Он и дочку-то свою от других детей вряд ли сможет отличить, так разве ему интересно, как выглядит её коляска?
Тут Кирилл снова схватил меня за руку, швырнул в машину, и мы снова помчались через весь город. Я даже не стала спрашивать, куда мы едем и зачем. К чему задавать вопросы, на которые никто не собирается отвечать?
Выражение лица у него было зверское, и я поостереглась с ним связываться.
Мы снова приехали к «Детскому миру». Снова пошли в тот отдел, где продавались коляски.
Одна из продавщиц узнала нас, заулыбалась, поспешила навстречу:
— Снова к нам вернулись? И правильно, у нас самый большой выбор! Вы — молодые родители, да?
Услышав это, Барышев отпрянул от неё, как от чумной, а я сказала с улыбкой:
— Нет, нас пригласили быть крёстными родителями. Вот выбираем совместный подарок для малышки!
— Ну, если у вас девочка, возьмите розовую коляску или красную. Вот ещё интересная расцветка, в красно-фиолетовую клетку. Ярко, нарядно! Родители вам благодарны будут!
Но я отвернулась от дикой расцветки и побежала в другой конец отдела. Там я узрела вельветовую коляску благородного серого оттенка.
Продавщица очень удивилась моему выбору и всё уговаривала меня взять что-нибудь поярче. Мне пришлось сказать, что у мамы малышки серо-голубые глаза, одеваться она любит в тон глазам, а значит, и коляска эта должна ей понравиться. Ну, в самом деле, не могла же я сказать, что в Париже нынче в моде именно этот цвет, а не сумасшедший красно-фиолетовый!