— Было нападение, папа. На нас напала тварь… в общем, если я скажу тебе её название на латыни, ты ведь не поймёшь. Тут в обиходе её называют великаном и, можешь мне поверить, она действительно впечатляющих размеров. В общем, мой научный руководитель погиб, меня слегка контузило… Ничего страшного, я уже оправилась, пара деньков в госпитале и уже на ногах! Только ты маме не говори, пожалуйста.
— Хорошо, не скажу, — пообещал Голицын.
С руководителем у Лизы тоже был не то небольшой роман, не то лёгкий флирт. Судя по тону, с которым она сообщила о его гибели, скорее второе. То есть с сожалением и переживанием, но не как о близком и любимом человеке.
— А ещё мне рассказывали, что в какой-то момент всё было настолько плохо, что мы все едва не погибли. Но нас спас некий Ланской. Кажется, он из этих… ну ты понимаешь о ком я?
— Понимаю, — горло у Голицына перехватило, поэтому вместо ответа получился какой-т булькающий звук.
— Я слышала, что он влип в какую-то неприятную историю, там всё как-то очень мутно и непонятно… Мне кажется, его подставили, или он сам зачем-то наговорил на себя. Папочка, думаю, тебе стоит его отблагодарить. В конце концов он ведь спас мне жизнь.
— Хорошо, — сухо кивнув Василий Васильевич. — Я узнаю обо всём поподробней и подумаю.
Глава 12
Дверь кабинета врача захлопнулась за моей спиной.
— Ну как? — участливо спросил фельдфебель с простой русской фамилией Иванов. Не удивлюсь, если его ещё и звали Иванов Ивановичем, уж больно шло ему это имя.
— Врач сказал — ничего серьёзного. Годен к дальнейшему несению службы без ограничений, — отрапортовал я.
— А ты легко отделался, Ланской. Не зря говорят: новичкам везёт, — сказал Иванов. — Раз годен без ограничений, ступай за мной. Будем тебя определять.
Мы подошли к лифту с массивными дверями. Как удалось выяснить с первых минут пребывания, основная — научная — часть «Обьекта-13» находилась под землёй. Не знаю, из каких соображений — быть может так легче сопротивляться агрессивной внешней среде, но могу себе представить каким титаническим и опасным был труд тех, кто его строил, и сколько здесь полегло народа в процессе.
А вот административные здания и казармы расположились на поверхности, что меня порадовало. Клаустрофобией или боязнью подземных пространств я не страдал, но наверху мне казалось как-то веселей и даже уютней.
Почти все строения, оказавшиеся на пути, смахивали на форты или маленькие крепости. Собственно, так оно и было: многие стены были в выщерблинах от пуль, чувствовалось, что тут частенько разворачивались нешуточные сражения.
Несколько раз мимо, лязгая гусеницами, или шурша шинами, проезжала техника. Я привык, что наша пехота обычно располагается на «броне», то есть бойцы сидят на бронемашинах, а не внутри. Здесь это не практиковалось, даже на марше.
Хотя в остальном БМП или БТР были похожи на советские, которые я помнил по фильмам и фотографиям. Возможно, в этом мире их конструирование пошло по тому же пути.
И, как всегда, там, где «бронепоезд не промчится, тяжёлый танк не проползёт», топала на своих двоих пехота, поскольку стальные птицы, увы, не летали.
По дороге Иванов рассказывал, где и что находится на территории. Сразу чувствовалось, что это не учебка, а боевая часть: отношения между унтерами и нижними чинами были намного проще уставных, хотя панибратство, конечно, запрещалось. А к офицерам разрешалось обращаться без титулования, то есть не употребляя всех этих «благородий».
— Здесь находится штаб, — показывал фельдфебель. — Сбоку столовая с «чипком», кстати, «чипок» недорогой. Склады под землёй, их не увидишь. Вон там КТП и парк. Брони у нас до хрена, правда, по понятным причинам, постоянно приходится пополнять — хорошо, что Большая земля на нас не забивает и новую технику шлют исправно. Слева кочегарка — зимы здесь, скажу я тебе, Ланской — ещё те. Дубак конкретный, на моей памяти до минус сорока доходило и так целый месяц держалось. Выходишь на улицу и яйца звенят, — он усмехнулся.
Я с грустью вздохнул. Зима, конечно, хорошо: пушистый снежок и всё такое… Но это пока ты сидишь в тепле или вылезаешь наружу на какое-то время: на лыжах, скажем, прокатиться, или на коньках покатать. А вот тащить службу на морозе… романтика мигом из башки выветривается.
— Эти два здания — казармы, вернее, раньше были казармами, — поправился Иванов. — Лет десять назад их переделали в общаги. Комнаты на двоих, душ, тёплая вода и всё такое. Но я предпочитаю по старинке, в бане. Тем более парилки у нас на любой вкус: хочешь — русская, хочешь — сауна или хамам, хотя хамам, как по мне, чистое баловство и извращение.
Я машинально кивнул, хотя считал, что посидеть и погреться в хамаме после тренировки — самое то.
— Вон там целый посёлок для научных работников и прочего важного персонала, — мотнул головой в сторону почти кукольных домиков фельдфебель. — Хотя большинство днюет и ночует на работе, так что внутри никого не встретишь. И да, ты не смотри, что дома с виду как игрушечные — стены у них: о-го-го, не всякий снаряд возьмёт. Ну и всякие охранные системы на каждом шагу. Короче, лезть не советую. Это я на тот случай, если насчёт баб приспичит, — предупредил Иванов.
Я бросил на дома тоскливый взгляд. Признаюсь, такие мысли появились у меня практически сразу, как только узнал, что на базе есть женщины, причём некоторые, как та, что чуть не погибла сегодня, довольно красивые.
И пусть она была старше меня лет на десять а то и все пятнадцать, выглядела просто сногсшибательно. Как говорил в таких ситуациях Цыган — я б ей вдул! И здесь я был с ним согласен процентов на двести. Когда ещё доведётся увидеть вблизи красотку и, тем более, потрогать!
— Теперь о главном — кормёжке, — судя по тону, Иванов пытался настроить меня на позитив. — Кормят у нас как на убой. Повара — молодцы, стараются. Ананасов в шампанском и рябчиков не обещаю, но еда отменная. Наши нормы — всем нормам нормы! Ну, на выходе, конечно, сухпай — как без него, но опять же не типовой, а созданный специально под боевые условия. В общем, жрательно.
— Жрательно — это хорошо! — стоило мне только это произнести, как тут же заурчал желудок, что не укрылось от внимания фельдфебеля.
— Сейчас, заселю тебя и можно сходить в столовку. Тем более, ты у нас практически герой, заслужил внеочередной приём пищи.
Заселение прошло в штатном режиме. Действительно, казарма больше напоминала студенческую общагу, чем воинское учреждение. Комнатки хоть были маленькие и типовые, но вполне комфортные. В принципе, жить можно.
На вопрос, а где мой сосед, Иванов ответил, что тот на боевом выходе, вернётся через пару недель.
— И часть тут бывают боевые выходы? — заинтересовался я.
— Почитай каждый день. Яйцеголовым на одном месте не сидится, подавай им всё новую информацию. Постоянно по всей округе лазим. Но ты пока зелёный, вот так тебя из огня да в полымя — слишком рискованно.
Загрузив меня кучей всякой информации, Иванов ушёл. А я минут десять посидел в комнате, чтобы свыкнуться с новым жилищем, разложил невеликий скарб по полочкам и ящичкам шкафа, и потопал в столовку. Война, как говорится, войной, а обед по расписанию. А если ещё и вне его допом — так совсем замечательно.
Очереди в столовке не было, я взял поднос и встал на раздачу. Выбор блюд оказался значительно лучше, чем в учебке: одних супов насчитал с полдюжины. Взял себе тарелку густого борща со сметаной, печёного картофеля с мясом, на третье кофе и булочки с корицей. Пахли они умопомрачительно, хотя, возможно, это моё обоняние так обострилось за время службы в армии, как и восприятие цветов.
Раньше спокойно реагировал, а теперь всё, что отличается от защитного, повергает в своеобразный культурный шок, аж по мозгам долбит.
Чуть погодя рискнул сходить на раздачу ещё разок и притащил солидный шарик мороженного, щедро политый клюквенным сиропом. Сочетание сладкого и кислого… м-м-м! лучше не придумаешь!
И вроде каких-то пару часов назад я даже не верил, что останусь хотя бы живым, а не то здоровым — сейчас меня охватило чувство покоя и умиротворения.
Правда, и то и другое улетучилось, когда я вспомнил о судьбе погибших парней, о смерти поручика. Такие вещи творятся здесь сплошь и рядом, каждый божий день.
Иванов сказал, что хоронить на территории «Обьекта-13» не принято, тела мёртвых отправляют в цинковых гробах на Большую землю. Впрочем, бывало и такое. Когда хоронить собственно было нечего. В таких случаях проводилась ритуальная церемония.
М-да, от хорошего настроения теперь не осталось ни следа.
С удовольствием бы хряпнул стопку-другую, но на базе царил строгий сухой закон, он касался даже яйцеголовых.
Помяни, как говорится.
Рядом появился мужчина в белом халате, накинутом поверх классического костюма.
— Здравствуйте!
Я поднял на него взгляд.
— И вам не хворать.
— Простите, ваша фамилия не Ланской?
Я кивнул.
Мужчина радостно просиял.
— Отлично. Я так и понял. Я заходил в казарму, и мне сказали, что вы отправились на обед. Позвольте представиться, Черкасов… из тех самых…
Хоть я не понял, о каких тех самых речь, но сделал вид, что приятно удивлён.
— Позвольте подсесть к вам, — не дожидаясь моего согласия, он опустился на соседний стул.
Подноса при нём не было, так что я сделал вывод, что господин Черкасов, кем бы он ни был, просто явился по мою душу. Осталось лишь узнать, на кой ляд та ему понадобилась.
— Елизавета Васильевна пришла в себя и попросила разыскать своего спасителя.
Видя мой абсолютно непонимающий взгляд, учёный снизошёл до пояснения:
— Это моя коллега, сотрудник лаборатории… Она находилась вместе с вами в одной машине, когда всё произошло. В общем, она полагает, что вы спасли ей жизнь и хочет с вами встретиться.
— Кхм, — в горле у меня запершило.
Тут до меня дошло, кого имеет в виду этот господин в белом халате.