– Назад! Отступаем! – закричал Вильсон.
Лошади отпрянули и встали на дыбы. Большей частью залп пришелся поверх головы: матабеле, как обычно, выставили прицелы на максимум. И все же из сотни стрелков кое-кто случайно попал.
Один солдат потерял оба глаза: ему прострелили переносицу. Он покачнулся в седле, прижимая к лицу ладони, кровь текла между пальцами. Его напарник подскочил, чтобы не дать ему упасть, и, поддерживая раненого за плечи, галопом повел лошадей обратно.
Лошадь Диллона получила пулю в шею – мальчишку сбросило в грязь, но он вскочил, с ружьем в руках.
– Срезай седельные сумки! – закричал ему Клинтон, проносясь мимо. – Тебе понадобятся все пули до единой!
Клинтон хотел посадить позади себя одного из безлошадных солдат, однако Вильсон оттер его в сторону, словно на игре в поло.
– Пастор, ваша кляча на последнем издыхании. Двоих не вынесет. Уходите!
Они попытались занять оборону в той чаще, где провели ночь, однако матабеле скрытно подобрались так близко, что подстрелили четырех лошадей. Брыкающиеся кони упали, открывая стоявших за ними солдат, – троих задело выстрелами. Одному, молодому африканеру из Кейптауна, неуклюжая самодельная пуля размозжила кость над локтем – рука повисла на измочаленной полоске кожи. Клинтон оторвал рукава своей рубашки, чтобы сделать повязку.
– Ну что ж, господин пастор, теперь нам точно не поздоровится, – усмехнулся солдат. Его бледное лицо стало крапчатым от брызг крови, точно яйцо дрозда.
– Надо уходить отсюда! – крикнул Вильсон. – Раненых посадить по двое на лошадь. Остальные, кто остался без лошадей, пусть идут рядом с ранеными. Всадникам – взять пеших в кольцо!
Клинтон помог юноше-африканеру сесть на серого мерина, сзади посадили парнишку из добровольцев Борроу, у которого из простреленной ноги торчали острые осколки костей.
Отряд медленно, подстраиваясь под скорость пеших, двинулся назад. Из чащи вдоль дороги трещали выстрелы, клубились дымки. Матабеле прятались в зарослях, не рискуя показываться на глаза даже крохотному отряду из тридцати белых.
Клинтон шагал рядом с серым, придерживая раненного в голень парнишку за здоровую ногу, чтобы не выпал из седла. На плече он нес две винтовки, принадлежавшие раненым.
– Пастор!
Подняв голову, Клинтон увидел подъехавшего Вильсона.
– У нас есть три достаточно свежие лошади. Ингрэм и Бернхэм попробуют прорваться к реке, чтобы предупредить генерала Сент-Джона о ситуации, в которой мы оказались. Третья лошадь для вас.
– Спасибо, майор, – не раздумывая, ответил Клинтон. – Я моряк и служитель Господа, а не наездник. Кроме того, мне здесь найдется работа. Пошлите лучше кого-нибудь другого.
– Именно такого ответа я от вас и ожидал, – кивнул Вильсон.
Пустив коня рысью, он вернулся к голове жалкого отряда. Через несколько минут раздался стук копыт летящих галопом лошадей: три всадника вывернули из ползущей колонны и скрылись в окружающих зарослях.
Послышались разъяренные вопли и негромкое гудение выкриков «Й-и-е!»: матабеле пытались остановить беглецов. Шляпы всадников подпрыгивали над кустами.
– Счастливого пути, ребята! – крикнул им вслед Клинтон.
Шлепая по грязи, прилипавшей к подошвам сапог, он мысленно начал молиться.
Во внешнем ряду еще одна лошадь упала, сбросив всадника, потом рывком поднялась и встала на трех ногах: правая передняя безжизненно повисла, как носок на бельевой веревке. Сброшенный всадник прихромал обратно, вытащил из кобуры на поясе револьвер и выстрелил дрожащему животному между глаз.
– Зря пулю перевел! – во всеуслышание заявил Вильсон. – Больше не тратить боеприпасы на ерунду!
Они медленно продвигались вперед. Клинтон вдруг заметил, что Вильсон перестал следовать вдоль колеи и постепенно уводил отряд на восток, – правда, определить стороны света было нелегко: солнце по-прежнему пряталось в низких серых облаках.
Внезапно колонна остановилась. Стихла непрерывная пальба спрятанных в лесу стрелков.
Вильсон вывел отряд в чудесную рощу, похожую на парк: под величественными мопане росла короткая зеленая травка; некоторые деревья достигали шестидесяти футов в высоту, стволы с морщинистой корой изгибались, точно вылепленные из глины.
Видимость была хорошей: деревья росли негусто. Поперек дороги выжидающе вытянулась цепью армия Лобенгулы. Сколько тысяч воинов там собралось, подсчитать было невозможно: задние ряды прятались в лесу. Пока маленький отряд рассматривал своих противников, те приступили к окружению, испытанной тактике зулусов со времен короля Чаки – джикела.
«Рога» раздвинулись: с флангов выбежали вперед самые молодые и быстрые воины, проносясь по лесу со скоростью лесного пожара. Кончики «рогов» сомкнулись позади отряда белых, точно сеть вокруг стаи сардин, и снова все замерло.
Лицом к лицу с дозором стояли опытные, закаленные ветераны – «грудь быка». Когда «рога» смыкаются, именно «грудь» наступает на врага и уничтожает его, но сейчас неисчислимые ряды воинов чего-то выжидали, молча наблюдая за противником. Щиты у них были черно-белые, в головных уборах – угольно-черные и пенисто-белые перья страусов, юбки из пятнистых хвостов циветт. Матабеле стояли так безмолвно и неподвижно, что Вильсону даже не пришлось повышать голос:
– Ну что же, джентльмены, дальше мы не пойдем – по крайней мере пока. Будьте добры спешиться и встать в круг.
Лошадей поставили кругом так, что нос одной упирался в хвост другой. За каждой лошадью спрятался ее всадник, положив ствол ружья на седло и целясь в окружающую стену черно-белых щитов.
– Пастор! – негромко позвал майор.
Клинтон, помогавший раненым в центре круга, торопливо подошел.
– Стойте рядом со мной: будете переводить, если они захотят разговаривать.
– Все разговоры закончились, – заверил его Клинтон.
Как раз в этот момент плотные ряды в «груди быка» расступились, вперед вышел высокий индуна. Даже с расстояния в двести шагов он выглядел величественно, украшенный перьями и кисточками доблести.
– Ганданг, – тихо сказал Клинтон. – Единокровный брат короля.
Индуна пристально смотрел на мокрых от дождя лошадей, на мрачные белые лица, выглядывавшие над седлами, потом поднял ассегай над головой жестом, весьма похожим на гладиаторский салют, и держал его так очень долго – сердце Клинтона успело стукнуть раз десять. До замерших в ожидании белых отчетливо донесся голос:
– Начнем! – сказал Ганданг и опустил копье.
«Рога» мгновенно перешли в атаку, сжимаясь, будто удавка на горле.
– Спокойно! – крикнул Вильсон. – Не стрелять! Берегите патроны, ребята! Стрелять только наверняка!
Наконечники ассегаев со скрежетом высвободились из ременных петель на щитах, раздался дружный боевой клич:
– Й-и-е! Й-и-е!
Блестящие лезвия забарабанили по обтянутым кожей щитам – лошади встрепенулись и подняли головы.
– Не торопитесь, парни!
Передний ряд нападающих был в пятидесяти ярдах, быстро надвигаясь из серой дымки мелкого дождя.
– Выбрать цель! Выбрать цель!
Двадцать ярдов. Пение и барабанный стук звучали в такт ударам босых пяток.
– Огонь!
Тесный кружок взорвался оружейным залпом – не одновременно, а с промежутками, то есть каждый выстрел был прицельным. Передний ряд атакующих рухнул на раскисшую от дождя почву.
Лязгали затворы, выстрелы, похожие на треск хлопушек, не прекращались, отдаваясь эхом – шлепками свинцовых пуль, входящих в обнаженные черные тела.
В двух местах нападающие разорвали оборону: на несколько секунд внутри круга сплелись в схватке тела, загремели револьверные выстрелы в упор. Черная волна потеряла скорость, дрогнула и схлынула обратно в лес, оставив мертвецов лежать на мокрой траве.
– Получилось! Мы их отбили! – закричал кто-то, и все разразились криками радости.
– Рановато праздновать победу, – сухо пробормотал Клинтон.
– Пусть кричат, – ответил Вильсон, перезаряжая револьвер. – Полезно для поднятия духа. – Он перевел взгляд на Клинтона и спросил: – А вы к нам не присоединитесь? Вы ведь когда-то были офицером.
Клинтон покачал головой:
– В последний раз я убивал людей больше четверти века назад. Я присмотрю за ранеными и выполню любой другой приказ.
– Тогда соберите запасные патроны, заполняйте патронташи и раздавайте по мере надобности.
Клинтон вернулся в центр круга. Туда принесли троих: один убит выстрелом в голову, второй со сломанным бедром и третий с торчащим из груди древком ассегая.
– Вытащите его! – громко закричал раненый, тщетно пытаясь вытянуть древко. – Вытащите, я больше не могу!
Клинтон опустился на колени рядом с раненым: судя по углу наклона древка, лезвие вошло где-то рядом с сердцем.
– Лучше его не трогать, – мягко посоветовал Клинтон.
– Нет! Нет!
На истерические вопли раненого нервно обернулись занявшие оборону солдаты.
– Вытащите его!
Что ж, возможно, так и впрямь будет лучше – лучше, чем медленная смерть и вопли, пугающие остальных.
– Придержите его за плечи, – тихонько велел Клинтон.
Один из солдат встал на колени за спиной умирающего. Клинтон ухватился за древко – какое великолепное оружие! Украшено узорами из блестящей медной проволоки и волос, вырванных из слоновьего хвоста.
Клинтон потянул – широкое лезвие вышло наружу, чмокнув, точно сапог, вытаскиваемый из густой грязи. Раненый издал последний вопль, и следом за вышедшей из груди сталью хлынула ярко-алая кровь.
До полудня еще четырежды накатывала волна черных тел. Каждый раз казалось, что она неизбежно сомнет кружок белых; и каждый раз она разбивалась о него, будто прибой о камень, и отступала обратно в лес.
После очередной атаки кружок стягивался чуть теснее, чтобы закрыть дыры, оставленные упавшими лошадьми, убитыми и ранеными защитниками. Стрелки матабеле подползали, скользя от дерева к дереву, как проворные бесшумные тени, в которые почти невозможно попасть: то выглянет из-за ствола плечо, то заклубится пороховой дымок в траве, то мелькнет над термитником голова воина, привставшего для выстрела.