С видом, приличествующим молодому английскому джентльмену, Ральф следовал за друзьями – и все же кепка была сдвинута на самый затылок, а руки он засунул в карманы, где позвякивали золотые монеты. На лице юноши сияла блаженная улыбка, которая стала еще шире, когда он заметил знакомую фигуру с выпирающим животиком, – Барри Леннокс выкатился из дверей заведения Бриллиантовой Лил.
– Мистер Баллантайн! – закричал он через улицу. – Мистер Баллантайн, окажите мне честь выпить со мной стаканчик!
– С превеликим удовольствием, сэр, – шутливо ответил осмелевший Ральф.
Леннокс фыркнул от смеха и, обняв юношу за плечи, проводил в бар.
Ральф торопливо огляделся: в подобном месте ему раньше бывать не приходилось. Увы, на столах не танцевали обнаженные женщины, картежники в камзолах не размахивали тузами и не загребали золото пригоршнями.
Единственное полуобнаженное тело принадлежало могильщику Чарли, который храпел на посыпанном опилками полу, – расстегнутая до пояса рубаха открывала волосатый пупок. Картежники – хорошо знакомые Ральфу люди, рядом с которыми он работал каждый день на подъемниках или в шахте, – одеты были не в камзолы, а в обычную рабочую одежду. Играли они засаленными картами, на кону стояла кучка меди и стершихся серебряных монет.
– Ральф! – воскликнул один из картежников, поднимая взгляд. – А твой папаша знает, где ты?
– Как насчет твоего? – парировал Ральф, ничуть не смущаясь. – Ты хотя бы знаешь, кто он?
Присутствующие расхохотались, и мужчина дружелюбно улыбнулся:
– Черт побери, у парня не язык, а бритва!
– Налейте моему дорогому другу пива! – велел Леннокс бармену.
Тот с сомнением покосился на юношу:
– А сколько лет вашему дорогому другу?
– Будет сорок – в один из предстоящих дней рождения. Тем не менее, сэр, подобный вопрос бросает тень на честь моего друга. Я за куда менее дерзкие вопросы зубы выбивал.
– Сию минуту принесу два пива, мистер Леннокс.
Барри Леннокс и Ральф взяли кружки.
– За нашу знакомую даму, будь благословенны ее очаровательные глазки и прелестные ножки! – провозгласил тост Леннокс.
Тепловатое пиво на вкус оказалось смесью мыла с хинином, но Ральф заставил себя сделать глоток и причмокнул. Лучше бы зеленую бутылочку прохладной имбирной шипучки!
– Сигару? – Леннокс открыл серебряный портсигар.
После секундного колебания Ральф вытянул толстую кубинскую сигару и откусил кончик, как это всегда делал отец. Прикурив от предложенной Ленноксом зажигалки, юноша осторожно задержал дым во рту. Затягиваться он не пытался, а лишь элегантно размахивал сигарой, точно дирижерской палочкой, создавая вокруг себя облако ароматного дыма. Ральф стоял, привалившись к барной стойке из необструганных досок, но каким-то невероятным образом ухитрялся выглядеть так, словно расхаживает вокруг с важным видом.
– Всем хорошо известна боевая тактика зулусов: они ищут труднопроходимую местность и густые заросли – им нет равных в искусстве использования укрытий и маскировки. – Прихлебывая пиво и размахивая сигарой, Ральф обсуждал текущую кампанию лорда Челмсфорда против зулусского короля Кечвайо. Сын слово в слово излагал заученные наизусть взгляды отца, поэтому зрители ничего не могли возразить, хотя перемигивались и подталкивали друг друга. – Зулусы выманили ударный отряд Челмсфорда из лагеря, потом вернулись обратно и напали на оставшийся почти без защиты лагерь – да эта уловка стара, как зулусский король Чака! Что тут скажешь, Челмсфорд сам виноват.
Некоторые слушатели мрачно покачали головой при упоминании о катастрофической неудаче британского отряда под командованием Челмсфорда возле холма Изандлвана в Зулуленде, на противоположном берегу реки Баффало.
Вот уже полгода трупы семисот британских солдат и ополченцев лежали на пыльной равнине возле холма Маленькой Руки, вокруг валялись обломки повозок и прочий мусор. Лорд Челмсфорд покинул поле боя; мертвые остались лежать там, где упали, – зулусы вспороли им животы, чтобы выпустить души. Стервятники, шакалы и гиены дочиста обглодали кости. Мысль о том, что британских солдат бросили на поле боя без погребения, подрывала само основание величайшей в мире империи.
– Челмсфорд должен отбить холм обратно, – заявил один из слушателей.
– Нет, сэр, – твердо покачал головой Ральф. – Этим мы навлечем на свои головы еще одно несчастье – из чисто сентиментальных соображений.
– Что же вы предлагаете, мистер Баллантайн? – с неприкрытым сарказмом осведомился старатель.
– Воспользоваться опытом буров.
Взрослые мужчины слушали его если не с уважением, то по крайней мере с интересом. Опьяненный вниманием юноша позволил себе чертыхнуться:
– Черт побери, эти парни умеют воевать с чернокожими! Всадники прикрывают колонну повозок, которая за несколько минут превращается в оборонительное укрепление. Нужно бить в сердце зулусов – добраться до их стад, выманить боевые отряды на открытое место, где нападающих легко перестрелять, укрывшись за поставленными в круг повозками… – Ральф замолк, не сформулировав до конца план битвы. Внезапно потеряв нить рассуждений, юноша стал заикаться как идиот. Яркий румянец разлился по загорелому лицу.
Барри Леннокс проследил за взглядом Ральфа и довольно усмехнулся.
Через заднюю дверь в бар вошла Бриллиантовая Лил. Было шесть вечера – час назад она проснулась, потягиваясь и зевая, точно сонный леопард, и встала с постели в затемненной комнате позади питейного заведения.
Слуга наполнил эмалированную ванну горячей водой. Вылив в нее флакончик духов, Лил с наслаждением опустилась в ароматную воду и крикнула управляющего. Глядя в сторону, чтобы не видеть молочно-белые плечи и проглядывающие сквозь пену упругие груди с розовыми сосками, управляющий доложил о вчерашней выручке. Небольшая морщинка прорезала безупречно гладкий лоб хозяйки бара – Лил сосредоточенно слушала. Взмахом руки отпустив управляющего, она вылезла из ванны. Обнаженное тело порозовело от горячей воды, влажные от пара волосы спадали на изящную белую спину. Прихлебывая джин из стаканчика венецианского стекла, Лил принялась пудриться и краситься. Перед зеркалом она практиковала профессиональные ужимки: стрельнула глазками, улыбнулась, сверкнув крошечным алмазом в ровном ряду белоснежных зубов.
Лил внимательно вглядывалась в свое отражение: ей двадцать три года, за спиной – долгий и нелегкий путь после «Мэйфер-хауса», где мадам Гортензия продала ее девственность престарелому министру за сто гиней. Прошло всего десять лет, а кажется, что десяток жизней. Лил с тоской вспоминала годы, проведенные в «Мэйфер-хаусе», – другого дома у нее никогда не было, а мадам Гортензия многое позволяла ей и обращалась как с дочерью: на Рождество и на день рождения всегда дарила красивую шляпку или новое платье. От Гортензии Лил многое узнала о мужчинах, деньгах и власти и за эту науку была безмерно благодарна.
Однажды субботним вечером «Мэйфер-хаус» посетили молодые офицеры из знаменитого кавалерийского полка – они праздновали назначение на службу за границей. Один молодой капитан – удалой, богатый и неотразимый – приметил девушку, и через десять дней Лил отправилась с ним в Индию, а мадам Гортензия рыдала на пристани, махая платочком вслед кораблю, пока он не скрылся за поворотом реки. Еще через сорок дней Лил осталась одна.
Из окна верхнего этажа в отеле «Маунт-Нельсон» она смотрела, как корабль с бравым кавалеристом на борту вышел из Столовой бухты и взял курс на Калькутту. Роскошно обставленный номер смягчил горечь расставания. Лил стряхнула печаль, опрокинула стаканчик джина, приняла ванну, накрасилась и послала за управляющим.
– Мне нечем заплатить за номер, – сказала она и отвела управляющего в спальню – тот не сопротивлялся.
– Мадам, вы позволите дать вам совет? – немного позже спросил он, завязывая галстук и натягивая сюртук.
– Хороший совет никогда не помешает.
– В пятистах милях к северу есть алмазный прииск, где живут пять тысяч старателей, и у каждого карманы набиты алмазами.
Для воскресенья час был ранний, но Лил уже вышла к посетителям. Как говорила мадам Гортензия, приходить нужно задолго до назначенного времени: клиенты будут довольны, а обслуга ничего не стащит. Лил мимоходом оглядела посетителей – воскресные завсегдатаи. Скоро народу прибавится. Наклонившись, она пересчитала бутылки под стойкой бара, убедилась, что восковые печати на горлышках не тронуты.
«Никогда не жадничай, милочка, – поучала мадам Гортензия. – Пиво можно разбавлять водой, ничего другого они не ожидают, но виски должно быть крепким».
Звякнули колокольчики – Лил открыла огромную резную кассу, проверила правильность указанной суммы и провела пальцами по золотым соверенам, аккуратно уложенным в отдельный ящичек. Какое чудесное ощущение! Она взяла монету, словно наслаждаясь ее весом. Золото – единственное, чему Лил доверяла.
Вытирая стойку, новенький бармен наблюдал за хозяйкой в зеркале. Та сделала вид, что положила монету на место: соверен звякнул и тут же опять оказался в ее ладони. Лил закрыла кассу. Интересно, доложит ли бармен о недостаче или промолчит? Лил всегда обращала внимание на подобные мелочи, что и позволило ей разбогатеть в столь юном возрасте.
Лил в очередной раз посмотрела на себя в зеркало, рассматривая лицо и плечи в коварном ярком солнечном свете, который выставляет напоказ самые мелкие недостатки. Кожа вокруг глаз была ровной и свежей, точно лепесток розы, – ни малейших признаков увядания.
«Ты не скоро состаришься, – говорила ей мадам Гортензия, – если будешь пользоваться джином, а не увлекаться им».
Гортензия оказалась права: в двадцать три Лил выглядела на шестнадцать.
Она оторвала взгляд от своего лица и посмотрела на отраженный в зеркале зал. Серебряное покрытие зеркала кое-где пошло темными пятнами и слегка искажало лицо молодого человека, не спускавшего глаз с Лил. Она отвернулась, потом всмотрелась в него повнимательнее: залившийся краской юноша пожирал ее глазами. Сдвинутая на затылок мальчишеская кепка, куртка трещит по швам на крепких, еще растущих плечах – да ведь он явно несовершеннолетний! Этого еще не хватало, и так с комитетом старателей проблемы! Несовершеннолетний – и наверняка без гроша в кармане. Надо его отсюда выпроводить, и побыстрее.