«Эксперты в недоумении. В трупе, найденном в одной из квартир на Юго-Западе г. Москвы вместо крови обнаружена обыкновенная водопроводная вода. Каким образом она могла туда попасть, пока не известно. Следов взлома и проникновения в квартиру, расположенную на четырнадцатом этаже, не установлено. Ведется следствие».
Прочитав текст несколько раз, Андрей выучил его наизусть. С этим и пошел к Гурко.
— Это же наш случай, — выслушав подчиненного, констатировал подполковник. — А вообще ранее прецеденты встречались?
— Я изучал этот вопрос еще на прошлой неделе. С водой — точно не было. Имели место просто обескровленные жертвы.
— Давай так. Я немедленно свяжусь с людьми, которые занимаются этим делом. Наверняка у них есть какие-то наработки — все-таки Москва.
— Илья, у меня другая идея. Гораздо полезней с этими людьми просто встретиться, да и на месте не мешало бы осмотреться. Вдруг обнаружатся какие-либо совпадения. Уверен, что убийца либо тот же, либо они связаны… нет, скорее всего, тот же.
— Так что ты предлагаешь?
— Послать меня в командировку…
— Да что ты говоришь?! Развеяться захотел, Андрюш? А кто работать будет? Кстати, пришел ответ на запрос по Ежову. Регистрация в паспорте липовая. Нет там такого дома…
— Ну вот, заодно и в Одинцово сгоняю. А отдел за пару дней не развалится, товарищ подполковник.
— Сегодня успеешь собраться?
— Что?
— Спрашиваю, готов убыть сегодня вечером?
— Так точно! — недоуменно выпалил Никитин.
Он ожидал от Гурко любую экстравагантность, но уж точно не такую мгновенную метаморфозу.
— Ты знаешь, Андрей, — объяснился начальник. — Утром проинформировали, что завтра наш отдел посетит Резников. Только сейчас понял, по чью душу. Поэтому и принял такое решение.
Полковник Резников Владимир Самуилович являлся помощником начальника Управления по собственной безопасности и по совместительству лучшим другом подполковника Беседина Станислава Михайловича.
А капитан Никитин Андрей Владимирович отправился оформлять командировку в столицу.
Школа
Он ворвался внезапно. Очень свежий, с запахом раскинувшейся за окном сирени, майский ветер пронесся над партами, срывая с них тетрадные листки. Собранные в кучу, они, наконец, опустились на голову не кому-нибудь, а завучу Малашенко Зое Кузьминичне. В это время она как раз и захлопнула входную дверь, остановив движение воздуха.
— Что же вы, восьмой «Б», творите, а? В такую погоду распахнуть все окна! Сейчас же закрыть! Куропаткин, я тебе говорю!
Костя Куропаткин нехотя встал и со словами «В какую погоду?… Нормальная погода…» по очереди закрыл все три окна.
— Ну что, ребята, пообщались? — продолжила Зоя Кузьминична. — Мы с Людмилой дали вам достаточно времени. Теперь же поступим следующим образом: вначале проголосуем открыто, а затем — тайно. По итогам последней процедуры мы и узнаем, наконец, имя комсорга вашего дружного коллектива.
Вот уже второй час восьмой «Б» Смоленской средней школы номер один выбирал себе комсомольского вожака. Это было внеочередное собрание, состоявшееся после того, как Люба Петровская, добродушная и вечно улыбающаяся девушка, покинула эту почетную должность, как и родную школу, не доучившись до конца года всего полтора месяца. Причину этого беспрецедентного случая никто не озвучивал, точнее, официальная версия заключалась в том, что она переехала в другой город. Однако по слухам родители отправили Любу к родственникам подальше от Смоленска и от нехорошей уличной компании, увлекающейся азартными карточными играми.
Так случилось, что этот класс, как никакой другой, был разделен на два враждующих лагеря. Внешними критериями деления являлись успеваемость и поведение, обусловленное нормами комсомольской морали и руководства школы. В «правильной» части класса находились четыре отличника и практически все хорошисты. В «неправильной» — все остальные. Парадокс состоял в том, что личности, имеющие свое мнение и умеющие постоять за убеждения и за себя вообще, преобладали почему-то во втором коллективе. Кроме того, лидером в нем был пятый отличник, он же — лучший спортсмен класса — Леша Мишин. Первой же половиной класса командовал любимчик многих учителей, а особенно Зои Кузьминичны — Сережа Карпинский. Необычным являлся тот факт, что между лидерами в целом были нормальные отношения.
— Ну, вот и Люда, — обрадовалась завуч появлению комсорга школы. — Так что продолжим. Итак, по итогам нашего с вами предварительного голосования остались две кандидатуры — Карпинский и Мишин. Ваше самостоятельное совещание, похоже, ни к чему не привело. Поэтому ставлю вопрос на голосование. Пока — открытое. Кто за то, чтобы комсоргом класса был Сережа Карпинский, прошу поднять руки.
Зоя Кузьминична, а за ней и Людмила Львова тщательно пересчитали руки той самой «правильной» части класса, а также с укором, по очереди заглянули в глаза тем, кто руку не поднял. Тем не менее, они остались довольны, поскольку поднятых рук было больше, чем не поднятых. Аж на целых две штуки.
— Кто за Мишина?
В данном случае арифметика нарушена не была. Соотношение осталось прежним. Воздержавшихся также не было.
— А теперь — формальность, — радостно произнесла завуч. — Возьмите свои листки, поставьте букву «К» те, кто за Карпинского, и букву «М» — кто за Мишина.
Львова быстро собрала свернутые листки и пригласила к столу двух учеников в качестве членов счетной комиссии. Далее весь класс с изумлением наблюдал, как четыре вроде грамотных человека не могли совершить элементарных действий. Зоя Кузьминична, покрывшаяся красными пятнами, после очередного подсчета вновь возвращала листки в исходное положение. Бесконечное действо, наконец, прервала комсорг школы:
— Ребята, у нас небольшая нестыковка. Давайте еще раз открыто проголосуем. Поднимите руки, кто за Карпинского.
— Ну, вот! — пробежав глазами по поднятым рукам, воскликнула пришедшая в себя завуч. — Шестнадцать — за, четырнадцать — против. Откуда тогда взялось восемнадцать «М»?
Последнюю фразу Зоя Кузьминична произнесла явно по инерции, потому что сразу осеклась и прикрыла рот рукой. Положение опять спасла не по годам хитрая десятиклассница Люда Львова:
— Просто ребята устали и ошиблись, Зоя Кузьминична. Немного упростим задачу. Вот на таких листках мы поставим «плюс» — кто за Карпинского, и «минус» — кто за Мишина.
С этими словами она с помощью линейки оторвала полоски от предыдущих «бюллетеней» и раздала ученикам, а после процедуры, уже свернутыми — собрала. На этот раз вокруг стола сгрудился весь класс. Люда развернула бумажки и… насчитала всего двенадцать крестиков.
— Теперь я все поняла! — вдруг обреченно закричала завуч. — Среди нас присутствуют лицемеры! Эти четыре человека… они меняют свое мнение или… боятся, а, впрочем, решайте, как хотите.
Зоя Кузьминична решительно последовала к выходу и хлопнула дверью. Люда, натянуто улыбнувшись, проговорила:
— Комсорг класса выбирается тайным голосованием. Я поздравляю Мишина Алексея с… победой. Мишин, зайди потом ко мне.
Она тщательно собрала со стола бумажки и, гордо подняв голову, тоже не прощаясь, вышла из комнаты. Ученики, высидевшие пять уроков и два часа выборов, наперегонки устремились на свободу. В проеме двери притормозил лишь Куропаткин.
— Леха, ты с нами или… как? — неуверенно спросил он.
— Ты чего, Костян? Что изменилось?! Мы же договорились! Подождите меня, я к Львице — быстро. Одна нога там, другая — здесь.
Расписавшись в протоколе и недослушав нескольких наставлений от Людмилы Львовой, спустя всего несколько минут новоиспеченный комсорг мчался по улице Соболева. За ним, едва успевая, бежали его верные друзья Костик, Жека и Рома. Впереди замаячила вечная стройка с двумя не менее древними красочными лозунгами. На одном из них с годами менялись лишь цифры. Верхний требовал: «Живешь на Смоленщине — будь строителем!», а нижний обещал: «Задание 1984 года — за десять месяцев!». Свернув перед дырявым забором долгостроя, ребята пробежали еще пару сотен метров и… вот он — ни с чем несравнимый дикий днепровский пляж. Вчера они договорились открыть купальный сезон, и теперь уж этому никто и ничто не помешает. Даже не очень теплый порывистый ветер.
Побросав сумки и едва раздевшись, ребята с ходу бросились в воду. Иначе и быть не могло, даже если бы там было не пятнадцать градусов, а ноль. Казаться слабаком для каждого из них было равноценно потере дружбы. После длинного нырка первым, как повелось, оказался Леха. Выплыв почти на середину реки, он интенсивно принялся грести против течения. Параллельно ему выстроились и остальные пацаны.
— Вам не жарко, придурки?! — вдруг раздался зычный голос с берега.
Так исторически сложилось, что первая школа являлась неформальным центром такого известного микрорайона города, как Рачевка. Там находился, пожалуй, самый крупный в городе избирательный участок, где выбирали депутатов в Советы всех уровней. Танцевальная площадка школы, в последнее время именуемая модным словом «дискотека», также была известна в городе. Этому способствовал не только собственный популярный вокально-инструментальный ансамбль, но и нередко играющие здесь другие музыкальные коллективы Смоленска. Поэтому каждый субботний вечер возле данного учебного заведения жизнь кипела в буквальном смысле: толпы молодежи со всех районов города, контролируемые бригадами дружинников, которые в свою очередь были дополнены парой штатных милиционеров. Последнее обстоятельство было оправдано тем, что в темных углах школьного двора порой не только фарцевали, но и торговали алкоголем и сигаретами. Среди подобных «продавцов» даже встречались известные всем рецидивисты.
Один из таких «замечательных» людей по имени Гера и стоял сейчас на берегу, размахивая бутылкой с пивом. Рядом с ним скалили зубы два его «однополчанина».
— Плывите на берег, пацаны! — крикнул Гера. — У меня к вам дело на сто рублей. Давайте, быстрее, пока яйца не отморозили.