– Отойди, – сказал Васко Ханне. – Тебе не надо на это смотреть…
– Ошибаешься, – сказала она, стараясь не стучать зубами. – Надо. Это будет самое лучшее зрелище…
Он внимательно посмотрел на нее и снова кивнул.
Коротышка лежал на спине, глядя на первые звезды на темнеющем небе и шумно дышал ртом, сплевывая заливающую горло кровь.
– Ты будешь умирать долго, Генри, – пояснил Васко, набрасывая ему на шею петлю. – Я не застрелю тебя, и не сломаю тебе шею. Все по твоему закону, бро. И еще… Я обещаю, что выжгу ваше змеиное гнездо. Вам не поперло, у вас херовые соседи. И я развешу по столбам на шоссе всех, кто останется в живых. Чтобы каждая тварь знала, что их ждет возле нашего дома.
– А как же «не убий»? – прохрипел Коротышка.
– «Не убий» – это для людей, – сказал Гонсалес. – Не для зверей.
Он махнул рукой, Марк с Бастианом натянули шнур, и визг Отбивной перешел в сипение. Он старался дотянуться своими ножищами до земли, но не мог и бежал на месте, и каждый его шаг в пустоту все сильнее затягивал нейлоновую удавку у него на шее.
– Вы пришли и убили пятнадцать девчонок, – Васко смотрел на то, как корчится в петле спортсмен и говорил негромко, обращаясь к Коротышке. – А еще вы убили их детей, которым уже не родиться. А еще…
Он потянул за шнур и петля начала затягиваться на горле Коротышки.
– …вы убили надежду.
Обивная перестал подпрыгивать и только мелко дергал ногами. Его освежеванная морда налилась багровым, глаза вылезли из орбит. Раздался треск и по ногам футболиста потекла коричневая жижа.
– Ты, бро, сказал, что тебе похер, как умереть? – спросил Гонсалес. – Так вот, ты умрешь также, но делать это будешь дольше. Потому что ты легкий и будешь задыхаться час или два, как повезет. Но я надеюсь, что тебе не повезет. Чтобы ты ощутил все за этих пятнадцать девчонок. Как ты думаешь, это справедливо, бро?
Коротышка молчал, и тогда Васко сам ответил на свой вопрос:
– Это справедливо. Это офигеть как справедливо.
Он перебросил шнур через поперечину ворот, а потом налег на него всем телом…
Глава четвертаяУходя – уходи
– Он умирал долго… – прошептала она, уткнувшись Грегу в плечо.
– Тебе не стоило смотреть, – сказал он.
– Стоило.
– Конечно, стоило. Только теперь ты не спишь по ночам.
– Это пройдет…
– Все проходит, Белль. Но все оставляет след.
Она вздохнула.
– Ты позволишь Васко?..
– Да.
– Он боялся, что ты будешь против.
Ночи становились все холоднее и холоднее.
Раньше Ханна не обращала на это внимания, но теперь, когда электричество давали только генераторы, а топлива с каждым днем становилось меньше и меньше, сложно было не замечать, что в комнате под утро становилось совсем свежо и единственным источником тепла становилось тело Грега, и Ханна жалась к нему, как замерзший котенок к электрической батарее.
– Я не буду против. Нам нужно, чтобы до холодов вы нашли еще выживших. Это значит, что надо обследовать северный сектор. А на севере – Рейстер. И до тех пор, пока в Рейстере хозяйничают банды… У нас просто нет другого выхода.
За окнами постепенно становилось серо, наступал рассвет, и уже было понятно, что день выдастся пасмурным, тоскливым, а хотелось солнца. Над Вайсвиллем нависли низкие тучи, на стекла окон то и дело брызгало дождем.
Даже мысль о том, что нужно покинуть теплый кокон постели, выползти из-под одеял, казалась кощунственной. Ханна закрыла глаза и представила себе лето и обжигающее солнце, дрожащее над дорогой марево.
Лучше страдать от жары, чем чувствовать прохватывающую до костей сырость и ежиться под порывами колючего ветра. Когда жарко, можно раздеться, можно, в конце концов, облиться холодной водой и уснуть, а вот уснуть на холоде можно только смертельным сном.
Хорошо бы дожить до жары.
Впереди маячила снежная зима с несколькими обязательными неделями ледяных вьюг, но без снегоочистителей на дорогах и без возможности отсидеться в тепле домов. Один на один, как в начале времен.
Мастерская, клепавшая из бочек примитивные печки, работала в две смены. Такие печи должны были быть в каждом доме, если в нем не было камина. Население города выросло почти до тысячи человек, и Грег все свободные ресурсы бросил на заготовку провизии, дров и топлива для генераторов и автомобилей. У него хватало забот.
А ей предстояло ехать на север, искать выживших, но только после того, как Васко наведет порядок в окрестностях Рейстера.
– Скоро вставать? – спросила Ханна жалобно.
– Уже пора, Белль.
– Может, у тебя найдутся лишние тридцать минуток?
За всю ночь они спали едва ли пару часов – не могли оторваться друг от друга. Тогда их спальня не казалась Ханне холодной, зато сейчас…
– Сообщаю план действий на утро, – сказал Грег, касаясь губами ее уха. – Я встаю, разжигаю печку, делаю что-нибудь нам на завтрак и грею для тебя воду. А ты спишь! Вот тебе и лишние полчаса.
– Без тебя?
Он улыбнулся.
– Я буду рядом.
Он выскользнул из-под одеяла – широкоплечий, подтянутый, и принялся одеваться.
– Спи! – приказал он. – Я быстро.
И она уснула.
Утренний сон, особенно когда давно надо вставать, очень крепок, а ее сон так вообще походил на смерть – Ханна рухнула в темный провал, где медленно кружились неясные тени, и выпала из этого вращения от гула человеческих голосов, звучавших, как шум прибоя.
В комнате было тепло. Нагретый воздух шел через открытую дверь, где в гостиной ярко пылал камин. Но Грега там не было, на столе стояли тарелки с нарезанным запеченным мясом и лепешками да старый медный кофейник. Пахнуло разогретой сосновой смолой и кофе и от этого сразу захотелось есть, хотя еще минуту назад она об этом и не помышляла.
Ханна набросила на голое тело халат и вышла из спальни. Хотелось по-маленькому, и поэтому, прежде чем одеться, она проскользнула в туалет.
Крышка унитаза оказалась холодной, как лед, Ханна чуть не подпрыгнула от неожиданности, но деваться было некуда, сюда тепло из гостиной еще не добралось. Поерзав, она открыла ящик туалетного столика, достала упаковку с тестом на беременность и аккуратно сделала пробу, но завершить процедуру не успела.
За дверями туалета громыхнуло, посыпалось стекло, тест полетел на фаянс раковины, а Ханна, выскочив в гостиную, увидела лежащий на полу камень и россыпь разлетевшихся оконных осколков. Ветер шевелил оконную занавеску и заносил в комнату звуки снаружи.
На улице кричали. Нехорошо кричали, злобно. Слов она не могла разобрать, но интонация не оставляла сомнений – перед домом происходило что-то нехорошее.
Не попадая ногами в штанины, Ханна натянула джинсы и, запахнувшись в халат, выскочила на крыльцо.
На улице перед входом собралась целая толпа, на глаз не менее сотни челов и девушек, причем старшего поколения, многих Ханна знала в лицо, кого по школе, кого по залу для фитнесса, кого по летнему лагерю. Воздух над головами пришедших, казалось, гудел от напряжения, как над электрическими проводами. И толпа была враждебной, наэлектризованной, излучающая неприязнь такой силы, что Ханна почувствовала, как у нее краснеют и начинают гореть щеки.
Она встала рядом с Грегом на ступеньках крыльца и обвела собравшихся перед домом растерянным взглядом. Хуже всего было то, что между толпой и ними стоял всего один человек – Энтони. И Энтони был явно не на их стороне. А за его спиной, в первых рядах, стояла Дана.
– Еще раз спрашиваю, – сказал Грег громко, перекрывая шум голосов. – Зачем вы сюда пришли, Тони? Зачем ты привел сюда людей? У них нет работы?
– Работа подождет! – выкрикнул Энтони. Кулаки его сжимались и разжимались, руки были вытянуты вдоль тела. – Мы пришли спросить тебя, Грег, зачем ты приводишь в город чужих?
– Что происходит? – едва слышно спросила Ханна.
– Спектакль… – отозвался Грег. – Мальчик обиделся. Уйди на всякий случай в дом…
– Еще чего!
Стаховски пожал плечами.
– Я рассказывал на общем собрании, Тони, – терпеливо пояснил он. – Это наш шанс не вымереть через пару лет. Я подробно рассказывал, а ты, наверное, упустил. Нам нужно полторы тысячи жителей, чтобы сохранить город.
– Вы слышали? – спросил Тони у толпы, повернувшись к Грегу и Ханне спиной. – Полторы тысячи!
Толпа застонала.
– Полторы тысячи! – крикнул Тони, поворачиваясь к Грегу лицом. Глаза его горели нехорошим мутным огнем, как у пьяного, поймавшего кураж. – А о нас ты подумал, Грег? Зачем нам столько лишних ртов? Что мы будем жрать зимой?
– Нам хватит еды.
– Вранье!
Энтони снова повернулся к толпе.
– Мы не сможем прокормить столько народу! Нас ждет голод!
– Хватит говорить чушь, Тони! – сказал Грег. – Все посчитано и с запасом. Нам с головой хватит до весны!
– Нам не нужны чужие! – проорал Тони. – Нам-не-нужны-чужие!
– Нам-не-нужны-чужие! – подхватила толпа. – Нам-не-нужны-чужие!
Ханна смотрела на Дану, которая подхватила слоган вместе с другими: лицо у нее было испуганное, глаза бегали. Ханна пыталась поймать ее взгляд, но из этого ничего не выходило. Дана, та самая Дана, с которой всегда было так хорошо и просто, отказывалась посмотреть в глаза подруге!
– Пусть уходят! – проскандировал Тони.
– Пусть-уходят! Пусть-уходят! Пусть-уходят! – подхватила толпа.
Из-за дома, пройдя через бэк-ярд, появился Васко с неизменной М-16 на ремне и стал справа от крыльца, рядом с Грегом. С другой стороны, рядом с Ханной, возник вооруженный Марк.
– А! – расплылся в гримасе Тони. – Привет! Палач явился! Ну, что, Гонсалес, сегодня опять кого-нибудь пороть будешь? Или голову отрежешь?
– И тебе доброе утро, Тони! – сказал Васко.
– По какому праву, – Тони снова повернулся к Грегу, – ты захватил власть в Вайсвилле? Почему ты решаешь, кому жить, а кому умереть? Может, мы не хотим видеть тебя главным? Мы же тебя не выбирали, ты сам выбрался!