Лучший возраст для смерти — страница 57 из 90

– Я буду дома, – он встал.

Дверь распахнулась и в штаб заглянула Джессика.

– Ты здесь, Грег? Вилли умирает!

Грег бегом кинулся к выходу. За ним затопотал Сэм.

Вилли был старшим среди охотников. Старшим не только по положению, но и по возрасту и входил в зону риска. Проблема усугублялась тем, что Вилли был усыновленным ребенком в семье двух программистов из Южной Кореи, взятым из детского дома в Южной Калифорнии, рожденным в бедной мексиканской семье, и точной даты своего появления на свет не знал.

Выскакивая на улицу, Грег подумал, что теперь-то дату можно определить с точностью до недели, но Вилли от этого не легче. Он был прирожденным охотником и стрелком от Бога, и Вайсвиллю его смерть должна была выйти боком. Для заготовок мяса на зиму и пополнения ежедневного рациона городу нужны были хорошие охотники, умеющие не только стрелять, но и ставить капканы и силки, копать ловчие ямы, мастерить ловушки. Небольшой, коренастый и крепкий как росомаха Вилли обожал процесс охоты и умел все, что с ним связано. Замены ему не было и быть не могло. Киды, которых он взялся поднатаскать, и в подметки ему не годились.

– Здесь! – Джессика свернула с тротуара.

Вилли лежал на подъездной дорожке к собственному дому. Мышцы его терзала судорога, лицо «текло», словно Создатель баловался с разогретым воском. Несколько перепуганных зевак топтались у ограды. Рядом с Уильямом был только Клайв, он держал умирающего за руку.

Грег упал на колени рядом с телом и склонился над охотником.

– Уилл, я тут!

– С-с-с-ста-х-х-ховски… – выдохнул Вилли.

– Я тут, друг мой…

– Помог-г-г-г-ги, – голос Уильяма прерывался, челюсти выбивали стаккато. – Я не хочу мучиться…

Он закашлялся и выплюнул передний зуб.

Грег посмотрел на Клайва.

Клайв кивнул Джессике и та, раскрыв саквояж с инструментами, с хрустом обломила шейку ампулы и набрала жидкость в шприц.

Зевак прибавилось.

Грег взял умирающего за руку.

– Наш брат покидает нас, – сказал он громко, так, чтобы его слышали и за оградой. – Сегодня он проживет жизнь до конца и станет добычей того, кто не знает пощады.

Он крепко держал руку Вилли, чтобы Джессика нащупала иглой вену на стремительно сохнущем предплечье.

– Твоя жизнь была коротка, брат, но не бесполезна. Ты сделал немало добрых дел и устал. Уйди с миром!

Джессика нажала на поршень и жидкость устремилась в вену охотника.

Глаза Вилли на миг замерли, словно он увидел что-то вдалеке, а потом начали стекленеть.

Грег не увидел, а почувствовал, что кто-то стоит за его спиной.

Он глянул через плечо – это был широкоплечий парень в теплой жилетке поверх клетчатой рубахи и кепке цвета хаки, одетой козырьком назад. Стаховски не сразу вспомнил лицо, но все-таки вспомнил. Джо, которого все в Вайсвилле звали Джо-Соль, парень, которого Ханна привезла в город. Он сразу же попал в команду охотников, и Уилл его очень хвалил.

– Можно мне? – спросил Джо-Соль, подходя ближе.

Грег кивнул, и парень, опустившись на колени рядом с умирающим, стащил кепку с головы и замер.

Джессика вытащила иглу и в тот же момент жизнь окончательно покинула тело охотника. Глаза стали бессмысленными, пустыми, но вместе с жизнью ушла и боль. Лицо перестало «течь», теперь оно напоминало неудачную восковую модель, брошенную мастером во время лепки.

Грег встал.

– Организуй погребальный костер, – попросил он Джессику, отведя ее в сторону. – Я надеюсь, что это последний покойник на сегодня?

Джесс покачала головой.

– К сожалению нет, чиф. Умер Закс-лесоруб. Его недавно принесли в город. Я не успела тебе сказать.

– Тогда совместите обряд для обоих, чтобы не тратить зря хворост.

– Понятно.

– Я помогу с костром, – сказал Джо-Соль, глаза у него были влажные и покрасневшие. – Он принял меня, как брата, чиф. Я хочу что-то для него сделать.

– Хорошо, поможешь. – Грег бросил быстрый взгляд на Джессику и та едва заметно кивнула: понятно, сделаем! – Ты же Джо? Охотник, как и Уилл? Завтра придешь ко мне в штаб. Надо поговорить.

Он вздохнул и почувствовал, что буквально сдувается, как проколотый мяч. Сэм был прав. Надо поспать и выпить. Это психологическая проблема, дело не в физиологии, но какая разница в чем дело, если его так сильно выбило из колеи?

– Джесс, я домой, все вопросы до вечера к Сэму.

Стаховски положил руку на плечо Джо-Соль.

– Подумай, как ты поможешь городу, Джо. Если хочешь отдать долг Вилли, сделай его дело не хуже, чем делал он. Нам нужен новый Охотник…

Джо удивленно уставился на Грега, но тот уже шагал прочь.

– Привыкай, – сказала Джессика, закрывая свою сумку с препаратами. – Вождь решает быстро, редко ошибается и ненавидит отказы.

– Но я же… недавно только… – выдавил из себя Джо.

– Вилли сказал, что ты хорош, чел, – Джессика пожала плечами. – Но тебе придется это доказать… Не бзди, чел, доказывать надо не нам и не вождю – самому себе.

* * *

В доме Грегу стало еще тяжелее.

Это было настоящее одиночество и слово «навсегда» вдруг приобрело совершенно иной смысл.

Стаховски редко думал о том, что март не за горами и это его последний март. Слишком много забот, слишком много событий было в его жизни за последние месяцы, и они не давали ему думать о том, что приговор не изменить.

А еще в его жизни была Ханна, и именно она придавала этой безумной круговерти смысл. Он должен был остановить ее, не дать ей уехать…

Безумно глупый поступок – отпустить ее. Если бы он знал, как тяжело будет…

Было бы ему не семнадцать, а двадцать семь, все бы получилось совершенно не так, потому что двадцать семь – это возраст, когда мужчина, если он не совершенный идиот, начинает понимать поступки женщин. Но ему было семнадцать. Несмотря на все, что Грег пережил – всего лишь семнадцать.

Он метался по гостиной, меряя ее шагами, и придумывал планы – один безумнее другого. И с каждой минутой они становились все безумнее и неосуществимее.

Между Вайсвиллем и Ханной было уже семь часов пути, не меньше шестидесяти миль, и это расстояние все увеличивалось и увеличивалось.

В дверь постучали.

Курьеру было лет семь, он был убийственно серьезен и горд поручением доставить пакет самому таун-чифу.

– Это от Шэма, – сказал кид, шепелявя. – Ешли што-то нуфно, я принешу!

Грег внезапно улыбнулся.

– Спасибо, чел!

Рукопожатие у мальчишки было слабенькое, ладонь вспотела.

– Можешь идти!

Кид мгновенно выполнил приказ – ссыпался по лестнице и вприпрыжку припустил прочь.

В пакете оказалась бутылка «Jura» и несколько яблок.

Грег не любил спиртное, но попробовать стоило. Он разваливается на куски, и если виски поможет собрать его в паззл, то все здорово.

Он прошел в туалет за разовыми стаканчиками, на ходу скручивая пробку. Разовую посуду они с Ханной не любили, но зато ее было полно, а необходимость мыть тарелки в холодной воде напрягала чрезвычайно. Тем более, что воду приходилось возить в бутылях с соседней улицы, где сохранилась старая колонка с длинной планкой ручного насоса, торчащей в сторону.

Стаховски плеснул виски в стаканчик, проглотил первый шот, не чувствуя вкуса, и снова налил. Пробка выскользнула у него из рук и покатилась под умывальник. Грег поставил бутылку на туалетный столик, и полез вниз, разыскивать пропажу. Пробка закатилась далеко, аж до вентиляционной решетки. Грег протянул руку, чтобы захватить ее кончиками пальцев, но неожиданно зацепил нечто другое – странную пластиковую палочку с окошком и метками в нем.

Тест на беременность.

Он вскочил, больно ударился головой о фаянсовую чашу, зашипел, как кот, и шагнул к окну, чтобы увидеть, что именно показывает тест…

– О черт… – выдохнул Грег и рухнул на край ванной.

Руки у него дрожали, ноги стали ватными и воздух со всхлипом прорывался между сжатых зубов.

– Черт! – повторил он, запрокинув голову к потолку.

И хрипло зашептал, как закаркал:

– Черт! Черт! Черт!

* * *

Дорога в Парк напоминала Ханне фильм ужасов, показанный задом наперед. Словно она заново переживала свое путешествие в Вайсвилль: выхватывала взглядом знакомые места, узнавала какие-то детали пейзажа, но, как и человеку, оказавшемуся рядом с огромным батальным полотном, общая картина оставалась недоступной…

Только сейчас, оставшись с горсткой преданных ей лично людей на усыпанных мумиями дорогах мертвого мира, Ханна в полной мере оценила масштаб изменений в собственном восприятии действительности, в ее внутреннем мире.

Постоянная опасность умереть по тысячам разных причин уже не вызывала у нее ни страха, ни ступора – только желание противостоять опасности, какой бы та ни была. Ханна притерпелась к измененному миру, разрухе, мертвечине, к животной жестокости и немотивированной агрессии окружающих.

Но была одна вещь, принять которую она не могла – отсутствие надежды.

Можно привыкнуть к чему угодно, человек так устроен, что может адаптироваться в любой среде. Но как привыкнуть к знанию даты своего ухода?

Без всего можно обойтись, но как жить без надежды?..

Ханна старалась об этом не думать.

И еще – она научилась не отворачиваться. Как бы тяжело это ни было – не отворачиваться. Только когда они проезжали место авиакатастрофы, закрыла глаза.

Им пришлось продираться сквозь обломки – хайвэй на месте крушения казался совершенно непроездным. Тысячи ворон вились над обломками авиалайнера и остатками того, что было людьми. Небо казалось черным. Вороны оглушительно каркали и шум их крыльев напоминал звук водопада.

– Ты проходила здесь? Сама? – спросил Васко, крутя головой. – Санта Мария!

– У меня не было возможности искать другой путь, – сказала Ханна.

Все вокруг было покрыто птичьим пометом, и летающая над ними стая продолжала щедро орошать все вокруг серыми дурнопахнущими экскрементами.