К моменту нашего с Алкой знакомства она бодро варила куриный суп следующим способом: первый раз, когда вода закипала, она выливала ее, ужасалась количеству грязной пены и тщательно промывала курицу с мочалкой. Потом снова наливала воды в кастрюлю и еще пару раз вместо того, чтобы снять пенку, устраивала душ-шарко несчастной птице. При этом искренне недоумевала, отчего вместо бульона получается такая невкусная бурда.
Сначала я думала, что Алусик просто шутит. Но когда она однажды, оставшись у меня в гостях с новым кавалером на ночь, приготовила ему на завтрак в обычной чугунной сковороде яичницу без масла, то мужик, оказавшись, видимо, слабаком, попросту сбежал сразу же после трапезы. А мне пришлось потом выкинуть испорченную сковороду и учить зареванную Алку элементарным кулинарным рецептам.
Поэтому Димка совершенно не удивился, узнав, что я вновь отправилась давать советы моей «одинокой гармони»…
Подходя к дому Слепянских, я краем глаза заметила, что света в их квартире нет. Но на всякий случай решила проверить, может, Никита напился и спит. Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, я занимала себя размышлениями о том, что буду делать, если Никиты все же не окажется дома.
Нажав на кнопку звонка, я тут же отдернула руку, испугавшись слишком громкой и резкой трели. Секунду спустя я поняла причину такой особой звучности – дверь опять не была закрыта! Вот блин! До чего же мне везет! Теперь придется проверять, кто дома – не уйду же я так просто, не выяснив, почему не закрыта дверь.
Чуть приоткрыв дверь и на всякий случай еще раз нажав пальцем на звонок, я выслушала жуткую трель снова и, окончательно убедившись, что никто не спешит меня встречать, толкнула дверь пошире и смело шагнула в темную прихожую.
Тишина…Накурено… Почему-то задрожавшей рукой я нащупала на стене выключатель, и в коридоре загорелся свет.
– Никита! Ты дома? – натужно протянула я.
Никто не ответил, и я, осмелев, решила продвинуться дальше. Зажгла свет в комнате и ахнула от невиданного зрелища. В комнате царил настоящий бардак. Подобный беспорядок я видела в кино. Все вещи из шкафов были выброшены на пол, книжные полки разорены, с подоконника упали горшки с цветами, и среди битых черепков и комьев земли валялись видеокассеты, носки, рубашки, ручки, косметика и много всякой другой мелочи, засыпанной, словно снегом, пухом из распоротых подушек.
«Батюшки, да это настоящий погром», – почему-то вспомнилось мне давно забытое слово. Вдруг я увидела на дальнем диване лежащего на животе Никиту. Одна рука его безвольно свисала на пол. Никита, видимо, все же напился и спал беспробудным сном. Рядом, на журнальном столике стояли пустая коньячная бутылка, стакан и пепельница, полная окурков.
Что-то показалось мне странным. Может быть, я привыкла к тому, что мой муж, когда спит, либо зверски храпит, либо сопит и ворочается. А Никита лежал без малейших признаков жизни. Я, слыша стук собственного сердца, осторожно подошла к нему и, потянув за рукав, сказала:
– Никита! Просыпайся. Это я, Яна. Поговорить надо. Вста…
Я хотела сказать слово «вставай», но буквы застряли у меня в горле. Рука, до которой я дотронулась, была сделана, словно из дерева и холодна, как лед. Я наконец обратила внимание на какую-то странную смесь запахов в комнате: сладковатый, немного тошнотворный аромат сливался с горечью миндаля. Входя в квартиру, я еще подумала, что наверняка это какие-то индийские благовония. Дашка очень любила мучить своих гостей, поджигая ароматические палочки и пирамидки, приговаривая, что под них думается лучше, и они отбивают запах табака. Но теперь я совершенно четко осознала, откуда распространяется столь странное амбре.
На автомате, повинуясь только голосу разума, а не чувствам и эмоциям, я с силой схватила за железобетонную руку Никиту и перевернула парня. Он, конечно же, не спал. Он просто… был мертв!.. Широко открытые глаза смотрели куда-то поверх меня, в потолок. Нос заострился и стал неправдоподобно длинен. Щеки, наоборот, как-то странно впали. Рот приоткрылся, обнажив крепкие белые зубы. На подушке, где лежала его голова, осталось какое-то мокрое серовато-белое пятно. Сомнения отпали. Я находилась в комнате один на один с покойником!
Сказать, что я напугалась, это ничего не сказать. Слава богу, что днем я не успела пообедать, а только пила чай. Только поэтому меня и не вырвало. Я лишь беспомощно хватала ртом воздух, чтобы выровнять дыхание и не свалиться в обморок…
Все же Никитка был моим другом детства. Поэтому страх вдруг сменила неимоверная жалость к умершему. Пересилив себя, я попыталась понять, что же здесь произошло. Почему такой крепкий, практически никогда не болевший Никита вдруг лежит сейчас мертвый? Сердце не выдержало? Слишком нервничал и много выпил? Дудки. Я знавала времена, когда Кит мог преспокойно выпить пару бутылок водки и, что называется, быть «ни в одном глазу». Нервы? Да у всех нервы. Но у него ведь жена пропала с детьми! Разве можно вот так просто бездействовать и пить, а потом и вообще концы отдать?! Ведь это не по-мужски! Нет, тут что-то не так. Внезапная догадка поразила меня. Я уже хотела было взять стакан с остатками коньяка и понюхать содержимое, но быстро отдернула руку.
Хватит самодеятельности! Так можно невесть до чего допрыгаться. Одна пропала, другой уже мертв! Пора вызывать полицию. И будь что будет.
Пока местные Дукалисы и Ларины скакали на вызов, я успела открыть окна и позвонить Димке: предупредила его, что скоро не приду, потому что вляпалась в жуткую историю, и в двух словах ввела его в курс дела.
– Не дергайся, я уже иду, какая же ты у меня все-таки балда! – мрачно констатировал муженек и положил трубку. Надо сказать, что я страшно обрадовалась, что оправдываться перед ментами буду не в одиночестве, поэтому нисколечко не обиделась на «балду».
Но начинать оправдания мне пришлось все же одной…
Не могу не выразить огромную благодарность моим родителям за то, что они поспособствовали моему обучению в гуманитарном вузе (хоть и не на юридической стезе). Язык у меня, что называется, подвешен все-таки профессионально. Более того, сменив, подобно Петру Первому, с десяток самых разнообразных профессий (правда, не рабочих), я, прекрасно владея русским языком, научилась общаться с обладателями любого социального статуса – от представителей высших эшелонов власти до маргиналов.
Поэтому, когда оперативники, громко топая, ввалились в квартиру, я уже вошла в роль и скромно сидела на стуле в гостиной, на самом видном месте, немного склонив голову. И, несмотря на то, что они пытались повернуть начало допроса в свою сторону, орали и рявкали на меня, дико вращая глазами, я, обладая незаурядными актерскими способностями, с величайшим трудом, но все-таки победила грубую полицейскую массу и аккуратно и ненавязчиво взяла инициативу в свои руки. Это удалось мне не сразу, но результатом горжусь до сих пор.
Для начала я постаралась выделить из группы ментов самого главного. В фильме «Марш Турецкого» следователя по особо важным делам очень мило называют «важняк». Когда представители закона в форме, то найти «важняка» довольно просто – по погонам, ну а если они одеты в куртки и джинсы, то тогда могут помочь лишь наблюдательные способности. На самом деле все довольно банально: второстепенные участники «менто-шоу» периодически глядят на самого главного, как бы сверяя свои действия с ним.
«Козырного туза» этой «колоды» я нашла сразу. Высокий, плотный, с коротко стриженными светлыми волосами, он был бы похож на эсэсовца времен второй мировой, если бы не добродушный, какой-то полудетский взгляд серо-голубых глаз, смотревших на все вокруг с затаенным юморком. Большой плюшевый мишка, – почему-то подумалось мне.
Пока я готовила дежурную объяснительную фразу, «плюшевый медведь» скороговоркой представился следователем прокуратуры Соловьевым и, сменив полудетский взгляд на взрослый, подозрительный, сурово попросил меня предъявить документы.
Я с готовностью вынула из сумочки паспорт, быстро назвала свои имя, отчество и фамилию, адрес проживания, не забыв сообщить при этом заслуги некоторых родственников перед Родиной, и кратко, но довольно просто изложила всю историю от начала до конца. При этом я не упустила случая «куснуть» следака, упомянув, что еще сегодня утром посылала Никиту в отделение полиции писать заявление о пропаже жены и детей.
Пока мы довольно мирно ворковали со следователем, остальные двое сыщиков планомерно производили обыск. Один все время щелкал фотоаппаратом, наверное, надеясь вызвать у меня нервный тик. Другой, видимо, эксперт-криминалист в латексных перчатках сыпал на все предметы какой-то порошок и после этого елозил по белой поверхности кисточкой. Искоса наблюдая за его священнодействиями, я лишний раз убедилась, что не зря вызвала ментов и рассказываю все, что знаю об этом странном деле.
В коридоре тем временем послышалось знакомое покашливание и приглушенный мужской диалог в серьезном тоне.
– Это я мужа вызвала, – во избежание эксцессов быстро сказала я Соловьеву.
– Пропустите, – рявкнул он кому-то (видимо, я не правильно сосчитала «ментов», наверное, у выхода из квартиры стоял еще и «часовой»).
Прошедший в комнату Дмитрий показал свои документы. Соловьев принялся внимательно изучать их. Потом, вдруг, крякнул и хлопнул себя по толстой коленке ладонью:
– Димка, Быстров, блин, ты что ли?
Муж мой часто-часто заморгал и оторопело уставился на него. А потом вдруг радостно рассмеялся:
– Ну, слава богу, что это ты, «Батон»!
– Ну, ёперный театр! Старшина, здорово! Бывают же встречи! Ты куда пропал?
– Ну, во-первых, я не старшина, а давно уже майор. И как раз я-то никуда не пропадал, это ты исчез из поля зрения. А оказывается, вот ты где – следаком стал.