– Да на прошлые выходные. Я приезжала к ней пива попить. Никитка в командировке, дети у бабушки. А Дашка даже обрадовалась, что я приеду. Вообще-то, знаешь, что-то нервничала она сильно. Все ждала какого-то звонка.
– Какого звонка?
– Да откуда мне знать? Она мне сердце свое не раскрывала.
– А причем тут сердце?
– Да ясно же, что от мужика звонка ждала. Вся извелась прямо. Я ей говорю что-то, а она вроде бы слушает, да не слышит. О своем, о девичьем, видно, думала. А когда телефон зазвонил, так она аж стакан с пивом опрокинула на стол и понеслась в прихожую.
– А кто звонил-то?
– Дэвушка, – ехидно и свысока загундосила Туша, – ты что считаешь, что я могу подслушивать чужие телефонные разговоры? Не надо, цыпа, равнять по себе всех.
Я чуть было не выплеснула остатки чая в противную морду Тушары. Но, помня о своей миссии, чудом сдержалась и проглотила обиду. Сосчитала до десяти и произнесла, как ни в чем не бывало:
– Знаешь, Ань, просто Галина Владимировна попросила меня найти Дашку, она ей никак дозвониться не может ни по одному из телефонов. И дома ни ее нет, ни детей. Бабка прям вся извелась. Вот я и пытаюсь понять, куда наша подруга могла дернуть. Думала, может, ты в курсе.
– Да есть у нее мужик какой-то. Точно не знаю. Но тогда после телефонного разговора на кухню вернулась она вся пунцовая. Глаза как тарелки, и смотрела сквозь меня. Все о чем-то своем, видно, думала. Кстати сказать, после этого телефонного звонка она вообще меня замечать перестала. Ушла в себя. Стала зевать, жаловаться на усталость. Ну, я не дура, чтоб надоедать, когда тебе на дверь указывают. Взяла и ушла.
– А с выходных вы больше не разговаривали?
– Не-а. – Лениво ответила Туша, наливаясь пивом. – Я поняла, что ей не до меня, так чего я буду лезть человеку в душу?
И она посмотрела на меня так, словно я как раз и занимаюсь этим грязным делом, о котором она упомянула:
– Да и тебе нечего вынюхивать. Подумаешь, Галина Владимировна решила в «дочки-матери» поиграть. Да найдется Дашка, нагуляется и вернется. И тебе в это дело лезть не советую. Сами разберутся.
Но от меня не так просто было избавиться. Я продолжила интервьюировать Тушару:
– Ань, скажи честно, у Дашки что, любовник был?
– Откуда мне знать? – равнодушное чавканье.
– Ну, тебе-то да не знать? Ты ж у нее в любимых подругах ходила.
– Так то давно было, – опять чавканье.
– Неужели так-таки и не было мужика какого? Ты ведь только что сама рассказывала про звонок какого-то ее знакомого.
– Так это я только предположила.
– А на работе в «Бизнесмене» у нее не было никаких адюльтеров? Ты же ведь бываешь там иногда. Наверняка, тусовка перемывает косточки друг другу.
– Ну, бываю, и что? Говорили, правда, давно, что ее непосредственный начальник, Грищук Олег часто с ней в кафе сидит, иногда они вместе домой уходят. Но со свечкой я не стояла! – и Тушара, давая понять, что аудиенция закончена, грузно поднялась из-за стола.
– Ну, ладно, Ань, спасибо за информацию, – я поднялась со стула.
Так и не сказав Туше о гибели Никиты, я мило распрощалась с ней и порулила домой.
Еле оправдавшись перед грозно сдвинувшим брови Димкой, которому пришлось самому разогревать себе борщ, я оставшийся вечер «мела хвостом», поэтому притормозила расследование до утра.
Уже лежа в кровати и слушая равномерный храп мужа, я стала перебирать в памяти свою встречу с Тушей. Что-то определенно не нравилось мне в ее ответах, а что, понять я не могла. Возможно, объективной оценке мешало мое предвзятое отношение к этой наглой бабенке, а может, и была в ее словах какая-то червоточина, какая-то неточность…
Но подумать, как следует, я не успела, потому что впечатлений за день было слишком много для обычной домохозяйки, и Морфей весьма ловко заловил меня в свои объятия и уже не отпустил до утра.
Утром я проснулась от настойчивого птичьего пересвиста дверного звонка. Подумав, что это к алкашу из соседской квартиры подтянулись маргиналы на ранний «ланч», я разозлилась и села в кровати, надеясь, что дверь пьянчугам откроет кто-нибудь из соседей по лестничной площадке (у алкаша давно отключили электричество за неуплату, поэтому звонок не работал).
Но надежды мои таяли с каждой минутой. «У-тю-тю-тю-тю. У-тю-тю-тю-тю» – настойчиво высвистывало в прихожей. Соскочив с кровати и распахнув две свои входные двери, я яростно рявкнула: «Ну, какого лешего звоните нам?! Я ведь уже объясняла, что швейцаром работать не собираюсь».
В ответ на мою гневную тираду с той стороны общей двери лестничной площадки раздался возмущенный голосок, показавшийся мне знакомым:
– Ян, это я. Открывай давай.
– О, господи! Маргоша! – только и смогла произнести я, лихорадочно поворачивая запоры металлической преграды.
На пороге стояла действительно Маргоша, она же Маргарита Пучкова. Как всегда, похожая на «звезду» черно-белого кино с Ч.Чаплиным, смешную полную мадам, которая все время хлопает в ладоши и радостно смеется, когда Чаплин падает, и с ним происходят самые невероятные пассажи.
Правда, на этот раз «звезда» была мрачной и в ладоши не хлопала. Еще бы! Недавно Маргариту уволили с работы, по ее собственным словам, подло сократили, придравшись к тому, что у нее нет высшего образования.
Что делает с людьми неудавшаяся карьера! Из добродушной хохотушки Маргоша за короткий срок превратилась в злобного пессимиста-фаталиста. Наверное, восточные философы правы: люди своим настроением и мыслями создают вокруг себя определенную атмосферу.
Весельчакам, не унывающим даже в самых безвыходных ситуациях, везет всегда, за что им завидуют многие. Все у них как-то легко и просто, они твердо знают цель, к которой стремятся всю жизнь, и, может, поэтому все им и удается.
Хуже дело обстоит с такими, как Маргоша. Они злы на все, что шевелится, ходит, бегает, слушает, смотрит и говорит. При этом они считают себя ужасно одинокими, оскорбленными в лучших чувствах и напрасно потратившими на друзей свое время, деньги и усилия.
Со скорбным видом «всеми покинутая» Маргоша изливала желчь направо и налево, не считаясь с тем, что портит своим нытьем настроение окружающим.
Естественно, что все, кто мало-мальски берег свои нервы, давно постарались вычеркнуть Маргошу из числа знакомых. «На амбразуре», по случайному недоразумению, а может, по велению судьбы или просто доброте душевной, осталась лишь одна я.
Тяжело сопя, Маргоша перешагнула порог моей квартиры и, недовольно потянув носом воздух, произнесла:
– Душно у вас что-то.
– Да ты просто с улицы, сейчас привыкнешь. Окно я открывать не буду, замерзнем, – довольно весело, но твердо сказала я. – Давай, разоблачайся, сейчас чайку выпьем.
– Во как! Чайку – это хорошо, – согласилась капризница. – Я вот тут кексик купила. Знаешь, я ведь к тебе денька на три-четыре приехала, – ошарашила она меня, – к мамаше гости из Иркутска прилетели. Сама понимаешь, в «однушке» разместиться всем негде. Вот я и решила тебя навестить…
Маргоша проживала в престижном «спальном» районе, в «Крылатском», вместе со своей мамой. Их однокомнатная квартира, расположенная в элитном доме, метражом намного превышала «двушку», в которой мы жили с Димкой. К тому же, в квартире имелась огромная застекленная и утепленная лоджия, которую вполне можно было считать еще одной комнатой.
Вся квартира была завалена от пола до потолка разнообразным шмотьем вперемешку с кастрюлями «Цептер» и едой. Наверное поэтому приезд родственников из Иркутска все же вносил некий дискомфорт в привычное перешагивание Маргоши через барахло, и она решила осчастливить меня своим визитом.
Кое-как проглотив столь категоричное «программное заявление» подруги, я накрыла на стол. Позавтракав, мы уселись с ней на диван и стали «перетирать» события, произошедшие со времени последней нашей встречи. Собственно говоря, я почти молчала, только изредка поддакивая ноющей без передыха Маргоше, которая скулила, что ее в очередной раз бросил «жених» (скорее всего, это был фантом), близкая подруга нагло воспользовалась ее добротой и не отдала долг (на этой ее фразе я закашлялась), а младшая сводная сестра, наконец-то устроив личную жизнь, перестала ей звонить.
Марго, словно мучимый жаждой африканский слон, все трубила и трубила о своих бедах и несчастьях, и неизвестно, до чего бы она договорилась, если бы в ее монотонный бубнеж не вмешалась я. Честно говоря, слушать ее нытье было чрезвычайно утомительным занятием, поэтому я решила поставить эксперимент, переключив ворчунью на нужное дело.
– Маргош, ты знаешь, позавчера Никитку Слепянского убили, – вклинилась я в ее непрерывный гул.
– Как убили? – охнула Маргоша и начала с шумом фильтровать носом воздух.
– Да вот, позавчера, еще ничего толком не известно. Менты молчат.
– А как Дашка? А дети?
– Вот в этом-то загвоздка и состоит, – задумчиво произнесла я и осторожно ввела подругу в курс дел.
– Да уж, – только и смогла произнести она. – Бывает же такое! Как в плохом кино…
– Маргош! Ты должна мне помочь.
– Во как! Я? Это как? – испугалась она.
– Ну, побудь немного моим секретарем, – решила я не слишком загружать плохо соображающую от страха Маргошу. – Будешь сидеть на телефоне, записывать, кто звонил. Помнишь, как в давно забытые времена? (надо сказать, что Маргоша действительно много лет назад была моим секретарем, доставшись мне вместе с должностью).
– Ну, если только секретарем, – уже бодрее произнесла «бывшая подчиненная». – А ходить никуда я не буду. С ума сойти. У них тут убивают всех, а я не знала ничего… Приехала, как ни в чем не бывало…
Чтобы остановить ход мрачных мыслей Маргариты, я успокоила ее, пообещав, что всем расследованием буду заниматься сама, а ее попрошу только о самом безопасном: думать.