Наконец, загадочная парочка остановилась и свернула в один из палисадников. Я, пригибаясь, как солдат-новобранец под обстрелом, понеслась быстрее рыси к тому месту, где скрылись Антон и Туша. Если мой глазомер не подвел, они вошли в старый полуразвалившийся дом, черные окошки которого уныло смотрели на улицу. На доме был аккуратно прибит номер, увидев который, я вздрогнула – 13.
Забора здесь практически не было – так, две-три палки одиноко торчали из земли. Крыша дома покосилась и вот-вот готова была съехать на землю. Бревна, из которых был когда-то, видимо, не меньше века назад, сделан этот домишко, прочернели от старости и дождей. Оконные рамы превратились почти в труху, а в крыльце не хватало нескольких досок.
На участке вокруг дома не росло ни одного дерева или куста, так что моя задача сильно осложнялась: ну и как я должна спрятаться, чтобы меня не увидели Антон и Анька?
Практически распластавшись по земле, аки змея, я почти ползком обогнула дом и, зайдя с внутренней стороны, притаилась у окошка, напрягая слух и даже закрыв глаза от напряжения.
Но кругом была тишина. Я уже было подумала, что неправильно определила дом, в который зашли Губанов и Тушканович, как почти рядом с собой услышала хриплый голос Антона. Это было настолько неожиданно и страшно, что я с трудом сдержалась от крика.
– Ну что, милая, говорить будем?
К кому он обращался, было трудно определить. Да и вопрос был чудно сформулирован: Тушара ведь сама приехала для разговора, а Антон почему-то сомневается, будет она говорить или нет.
И вообще мне кажется, что они нашли довольно странное место для переговоров. Зачем идти так далеко, чтобы перекинуться парой слов? Достаточно, по-моему, просто выйти на улицу, чтобы дети не услышали, о чем говорят взрослые. Но, с другой стороны, в доме только они.
Внезапно я услышала слабый-слабый голос:
– Пи-и-ть…
Душа у меня ушла в пятки. Вряд ли голос принадлежал Тушаре. Эта бегемотоподобная бабища обладала зычным трубным контральто.
На какие-то секунды в доме воцарилось молчание.
– Пи-и-ть… – снова послышался леденящий кровь голос, такой тихий, но настойчиво впивающийся в душу, словно принадлежал представителю другого мира.
– А ты согласись со мной и попьешь, – ответил Антон и закашлялся.
Батюшки святы! Да что же происходит в этом доме?! Кто там просит пить? Неужели там кого-то держат без воды? Но пока вмешиваться я не могу. Их там, по меньшей мере, двое сильных «кабанов», а я даже драться не умею. И электрошокер остался, как назло, в машине.
– Я считал, что у тебя было время подумать, – начал снова Антон. – А ты все продолжаешь упорствовать.
– Что тебе нужно? – странный голос вновь ударил меня по нервам. Было что-то отдаленно-знакомое в нем, но понять, кто это, я так и не смогла.
– Давай, звони доброму дядьке Купцову и проси еще пол-лимона, – продолжил Антон.
– С какой-то стати? Он уже заплатил.
– Пусть раскошелится еще. От него не убудет.
– Так дела не делают. Он убьет всех нас.
– Пусть сначала найдет.
– Зачем ты меня держишь здесь?
– Так надежнее.
– Это бесчеловечно. Я не хочу быть пленницей.
– Позвони Купцову, и тогда я отпущу тебя.
– Да пошел ты…
Послышался короткий шлепок. Я с ужасом поняла, что кого-то ударили по лицу.
– Ты, давай, не умничай тут. Понятно? Здесь я решаю, кому что делать, – рявкнул Антон.
– Даш, ну не упрямься, хуже же будет, – вдруг раздался знакомый голос Тушары.
Даша?! От изумления я сползла по стенке вниз и села на корточки.
– А ты, иуда в юбке, я от тебя всего ждала, но чтобы такого… – обиженно произнесла Слепянская, потому как это была именно она.
– Прошу не оскорблять меня, а то вообще воды не получишь, – огрызнулась Туша.
– С тебя станется…
– Да ты поняла хоть, почему нужно шевелиться с Купцовым? – зло вступил в их диалог Антон, – эта, как ты правильно говоришь, иуда в юбке, между прочим, из меня деньги тянет. Так бы я к тебе не приставал. Но она упорно хочет половину от Настиных денег. Иначе грозится продать нас всех с потрохами этому вурдалаку Купцову.
– Зачем ты рассказал ей о шантаже?
– Не твое дело. Я хотел заработать больше денег. И вообще, хватит тянуть кота за хвост. Звони, а то хуже будет, – пригрозил Антон.
– Развяжи меня, тогда я буду звонить, – прозвучал слабый голос Дашки.
Послышалось сопение, видно, Антон начал освобождать Дашку от веревок.
– Аня, зачем тебе столько денег? – спросила все еще слабым голосом Дашка.
– Тебе, значит, есть зачем, а мне нет? – взъярилась Тушара. – Тебе, значит, пол-лимона баксов очень даже кстати, а я так, рядом постою?! Да я вас всех сдам в ментуру.
– Ну, ты, бегемотина, не очень-то скалься, – огрызнулся Антон. – Не забывай, что сама по уши в дерьме. Между прочим, дорогая, это она Никиту на тот свет отправила, – брякнул он.
Воцарилась тишина. Было слышно, как какая-то пьяная осенняя муха, видимо, проснувшись и застряв в одной из многочисленных щелей этого старого дома, злобно жужжит, пытаясь выбраться наружу.
Я стояла, разинув рот. Хорошо еще, что муха зудела не около меня, а то бы она наверняка влетела мне в рот. Так Никиту отравила Тушара?! Вот это да! Вот это новость! Но зачем? Неужели из-за диска? Боже! Какая жестокость и…глупость. Можно просто было бы его напоить до полной отключки и спокойно обыскать всю квартиру. Но зачем же убивать ни в чем не повинного человека? Ну и зверюга эта Тушара! Не зря она меня бесила с момента первой нашей встречи еще много лет назад.
А, может, Туша избавилась от Никиты для того, чтобы ему не досталось ни копейки из денег, полученных за шантаж?
Видимо, Дашка совершенно не ожидала услышать ничего подобного. Она, скорее всего, даже не знала о смерти Никиты. И зря Антон сболтнул в горячке лишнего, потому что раздался короткий вскрик раненной птицы, а потом Дашка заплакала горько-горько:
– Зачем вы Никиту убили, сволочи? Что он вам сдела-а-ал? – рыдала она.
– Во-первых, не мы, а она, – начал Антон, но осекся.
– Так это твой бывший муженек надоумил меня отравить Никиту и найти диск, – парировала Туша. – Наверное, от соперничка хотел избавиться моими руками. Хочет все деньги сам заграбастать, гад.
«Ну, и монстры здесь собрались», – подумала я.
– Как ты могла, Аня? – зашептала Дашка.
– Да пошла ты…
– Убью, сука! – взвыла Дашка.
Внезапно раздались какие-то звуки, возня, глухие удары вперемешку с матом…
У меня сердце просто разрывалось. Я не знала, что делать. Ноги сами понесли меня через всю деревню, к машине.
Бежать пришлось по полю. Не чуя под собой ног, не разбирая дороги, как лошадь, которую пребольно стегнули кнутом, я неслась по скользкой размокшей жиже. Иногда я падала, но снова поднималась и, даже не отряхиваясь, бежала, бежала. Сердце выпрыгивало из груди. Скорей бы только до машины добраться. Там телефон. Сейчас позвоню Соловьеву. Пусть приезжает с опергруппой и разбирается с этими сволочами сам.
Совсем скоро я поняла, что бежать больше нет сил. Последние сто метров я устало шла, еле переставляя ноги, казавшиеся ватными. Пот валил с меня градом. Дыхание часто прерывалось, и тогда я начинала судорожно кашлять. Наверное, я выстудила все кишки, так как бежала с открытым ртом. В горле все сипело и хрипело. Одежда была горячей. Видимо, от меня даже шел пар.
Проклиная свою забывчивость и беспечность – ну, надо же, оставила телефон в машине! – я наконец-то доплелась до речки, подошла к «Жигулям», сунула руку в карман, потом в другой… Ключей от машины нигде не было. Я беспомощно посмотрела по сторонам. Нет… Вероятно, я посеяла ключи где-нибудь в поле, когда падала, или у того страшного черного дома, где мучили Дашку.
Еще раз обыскав карманы и в растерянности оглянувшись вокруг, я поняла, что позвонить мне не удастся. Машину мне не открыть. Если я стану ломать замок вручную (хотя об этом и думать нечего – у меня никаких железок под рукой нет), то машина начнет беспрерывно орать, а тогда Антон и Анька услышат сигнализацию и прибегут сюда. А я даже не смогу завести мотор. Да что там завести! У меня ведь чертова «секретка» на педалях, а «открывашка» к ней осталась на потерянной связке ключей! Вот, где ужас-то! Выходит, что я даже не могу разбить окно (хотя я никогда не пробовала бить окна в машинах), меня тут же вычислят и догонят. У них «Мерседес», а у меня ноги подгибаются от усталости и нервов.
Я села в бессильном отчаянии прямо на землю рядом с машиной и заревела. В голову не шла ни одна мысль. Я только знала, что Дашке нужно как-то помочь, но как?
Внезапно я услышала, что у меня в машине наяривает мобильный. Я вскочила. Заметалась вокруг автомобиля и снова зарыдала. Наверняка меня разыскивает Димка или Маргоша, а может быть, даже сам Соловьев. А я знаю, кто преступники и где они, но ничего не могу сказать, как собака!
Тем временем телефон еще раз всхлипнул и умолк. Я опять горько расплакалась. Но вскоре опомнилась: слезами горю не помочь. Это я знала с детства. Только лицо опухнет, да и голова заболит. Надо что-то делать, а что?
Ближайшее село, «Зайчатинка», было расположено километрах в двух-трех отсюда. Идти к нему нужно по безлюдной дороге, с двух сторон окруженной густым лесом. Страшновато, конечно, но нужно. Хотя, если подумать, как следует, где гарантия, что там кто-то живет? Судя по всему, это тоже какая-то «деревня для дачников». Наверное, все старожилы давно повымирали, а их дети и внуки, разумеется, давно перебрались в Москву и сюда наезжают только летом. Кому охота из теплой уютной московской квартиры перемещаться сюда в холод, сырость и грязищу? А летом – тепло, грибы, ягоды и все такое. Шашлычки, «барбекю»…