Тогда я поднял со снега выпавший из рук Фиделины минивизор и тупо уставился в матовую пустоту.
Я ждал, когда экран оживет, и я увижу на нем смуглое лицо Марисель, усталое после напряженного боя. Все-таки защитные экраны должны были спасти ее от безжалостного луча… И стоит мне подумать о Марисель, как она появится на экране, кокетливо пригладит развивающиеся на ветру густые черные волосы и хитро посмотрит мне в глаза обжигающим взглядом. И в ее зрачках я увижу прежнее детское озорство и девчоночье лукавство…
Но сколько я не смотрел на экран, сколько ни нажимал на рельефную выпуклость сбоку — все было тщетно. Минивизор не оживал. И не было Луэллы…
И горько плакала, сидя на холодном снегу, закрыв лицо ладонями, Фиделина.
Но я еще чего-то ждал. Ждал, когда Луэлла появится на экране. Ждал, когда она улыбнется и скажет: «Ну, вот и все… Кшакшей больше нет, их убил их собственный луч. А я жива и здорова…»
И весело рассмеется. Весело и заразительно, как умеют смеяться только красивые кубинские девчонки…
И Фиделина сразу перестанет плакать. Она мигом вытрет слезы и тоже засмеется. И ее грустные глаза нежно озарит теплая светозарная улыбка…
А потом, когда наступит утро, Марисель появится здесь, в «иностранном дворе».
Она тихо-тихо подкрадется ко мне сзади.
И ни я, ни Фиделина ничего не услышим.
И Марисель закроет мне глаза своими маленькими ладошками. И спросит, слегка изменив голос: «Кто?». — «Не знаю, — отвечу я. Хотя сразу узнаю Марисель, потому что только она любила так разыгрывать меня. Ей очень нравилось, когда я угадывал ее имя… но не сразу, а спустя несколько попыток, иначе будет неинтересно играть… И потому я сделаю вид, что не узнал сразу Марисель, и долго-долго буду называть разные кубинские имена.
У кубинцев очень красивые имена, я люблю их произносить вслух, растягивая гласные… А еще мне очень приятно, что Марисель закрыла мне глаза своими ладонями. Руки у нее теплые, нежные, они приятно щекочут мне лицо, и я готов долго не отгадывать ее имя, лишь бы стоять и стоять вот так…
И я буду долго-долго называть разные кубинские имена. Какие помню…
А Фиделина будет стоять рядом и лукаво подмигивать Марисель, громко кричать, прыгая вокруг меня: «Не угадал! Не угадал!» — когда я в очередной раз скажу неправильное имя. Фиделине тоже нравится эта игра… и пусть она длится долго-долго. Почти бесконечно… Я не хочу прерывать эту игру, потому что боюсь, что когда я оглянусь, за моей спиной окажется не Марисель. Не Луэлла…
И когда придет время назвать единственное оставшееся имя, и я скажу:
«Марисель…» — то замру в тревожном ожидании, боясь услышать убийственно короткое слово — «Нет!».
И когда раздастся веселое: «Угадал!» — я пойму, что стал самым счастливым человеком на свете…
Марисель медленно снимет ладони с моего лица. И я увижу ее, навсегда вернувшуюся на Землю инопланетянку. И пойму, что она стала прежней.
Прежней кубинской девочкой двенадцати лет… Время как-то изменило течение свое, и теперь Марисель еще долго не станет взрослой девушкой…
А потом мы втроем отправимся в центр города, и я снова буду рассказывать своим кубинским друзьям об истории Староволжска, об архитектурных памятниках, — в том числе и о тех, которые не сохранились до наших дней, потому что их не сумели или не захотели сберечь люди…
И мы снова окажемся у церкви Белая Троица. И я опять расскажу Марисель удивительную историю этого древнего храма, самого старого в Староволжске, и она снова будет допытываться: «А почему литовцы не разрушили эту церковь?». Марисель, конечно же, не хочет, чтобы церковь была разрушена.
Просто ей, всю жизнь прожившей на мирной и счастливой планете, трудно понять, почему русские люди предпочли героическую смерть позорному плену… У нее ведь была задача — узнать как можно больше фактов из жизни землян и поведать свои знания ученым Ауэи. Родная планета Луэллы когда-то потеряла свою историческую память, и теперь они вынуждены побираться по соседним мирам, чтобы суметь понять свое прошлое, которого сейчас у них нет. И, наверное, никогда и не было… А если и было, то наверняка не такое, как их настоящее. Намного лучше настоящего. Прошлое всегда лучше настоящего, и в своем прошлом земляки Луэллы наверняка жили полноценной жизнью, с заботами и тревогами, мечтали о счастье, и не прятались от проблем в огромный всепланетный футляр, который называется энергетическим полем.
И зла во Вселенной было, наверное, намного меньше…
Надо будет спросить у Марисель, когда мы снова будем стоять у Белой Троицы.
А потом поинтересоваться невзначай, что она думает об этом. Спросить, что такое добро и зло, и чем ее понимание этих философских категорий отличается от общепринятого на Ауэе.
Надеюсь, Луэлла сможет ответить на столь непростые вопросы…
А потом настанет вечер, и мы вернемся во двор. И встретим там болгарку Снежану, поляка Дарика, кубинцев Винстона, Лисету, Алехандро, Дамарис и ее маленького братишку Рауля.
Весь двор соберется вместе.
Так бывает всегда, когда сделаны уроки и нет других занятий…
Вместе с нами будет Танька Громова, которая написала новую главу своего бесконечного фантастического романа и, снедаемая авторским тщеславием, готовится вынести свое творение на суд друзей. Она специально ждала, когда приду я и Фиделина. Без нас она ничего не начнет читать…
И когда мы придем во двор, я с удивлением замечу своего заклятого врага — Ленку Воронюк. Она смирила свою невыносимую гордыню и помирилась со Снежаной, и теперь будет приходить во двор. Как и раньше… Правда, Ленка все равно останется старостой моего класса, но я не буду на нее в обиде ведь она думает не о себе, а обо всей школе. Помогает учителям…
Все, конечно же, удивятся, когда увидят Марисель.
А я скажу, что она снова приехала. И теперь уже никуда не уедет. Потому что не было никакой инопланетянки Луэллы, которая три месяца назад улетела на Ауэю.
А раз так, то никто не убегал с уборки кабинета к Старому мосту, чтобы проститься с ней. Потому что никто не улетал ни на какую планету.
И никто сейчас не спасал Землю от кшакшей. Зачем ее спасать? Что может угрожать нашей прекрасной планете, кроме самих людей, которые думают только о том, чтобы поскорее превратить ее в безжизненную пустыню? Просто я так люблю фантастику, что когда Марисель уехала, придумал про нее фантастическую историю. И нафантазировался до того, что она погибла, спасая землю.
А Марисель и не знает о моих фантазиях, потому что уже три месяца живет на Кубе. Только почему-то не пишет ни мне, ни Фиделине.
Да, конечно же, Марисель сейчас на Кубе. Она же обычная кубинка, дочь военного, которого правительство его страны направило в нашу военную академию. И когда срок его обучения в Советском Союзе истек, он вернулся к себе домой. И Марисель уехала вместе с ним… Все кубинцы, живущие в «иностранном дворе» когда-нибудь уезжают. И такова жизнь, грустная и наполненная разлуками. И с этим ничего нельзя поделать…
Значит, Марисель уехала. А все остальное — сон. Я читал книгу Кира Булычева, и не заметил, как заснул. И мне приснился страшный, кошмарный сон. Сон, в котором придуманная мною инопланетянка Луэлла, очень похожая на повзрослевшую Марисель, погибает, спасая Землю от придуманных мною кшакшей… Ведь это всегда так бывает, когда придумываешь что-то нереальное, фантастическое. Твои фантазии кажутся тебе самому чем-то реальным, взаправдашним, и ты веришь в них, и хочешь, чтобы поверили и другие…
«Но — стоп! — остановил я себя. — Что такое? Почему ты так бездарно утешаешь себя?»
«Конечно, — ответил я самому себе, — я утешаю себя. Хочу утешить, успокоить, заставить себя поверить, что Луэлла — сон, фантазия, сказка.
Потому что я не хочу верить, что ее больше нет. Я успокаиваю себя, потому что не хочу верить, что Луэллы больше нет…»
«Но ведь Фиделина не тешит себя сказками с плохим финалом, она искренне переживает…»
«Она же девчонка. Я же не могу плакать, как она…»
«Ты просто не хочешь…» — был ответ.
Мой внутренний голос был прав. Я обманывал себя. Я знал, что Луэлла была.
Что было еще очень многое. Был побег с уборки кабинета, за который мне потом сильно влетело… Но это столь мелкая и незначительная неприятность, что на нее не стоит вовсе обращать внимания. Потому что рядом больше нет Луэллы.
Но она была. И у меня есть доказательство. Блестящая матовая пластинка размером с ладонь. Минивизор. Чудо инопланетной техники… Мне дала его несколько минут назад сама Луэлла. Когда улетала… Чтобы я мог видеть, как она… Да. Несколько минут назад я действительно видел на экране Луэллу. Вернее, гигантскую сигару космолета, на котором Луэлла смело летела навстречу смертоносному лучу кшакшей, закрывая собой Землю, хрупкую голубую планету…
Минуту назад я все это видел. Теперь не вижу. Ничего… Экран минивизора мертв, он не передает никакой информации о Луэлле. Потому что ее…
Нет!
Экран мертв.
Так зачем мне эта серебристая безделушка?
Я размахнулся и изо всех сил запустил матовую пластинку куда-то вдаль. Она полетела, вращаясь, как бумеранг, но не вернулась, а упала в сугроб рядом с хоккейной коробкой.
— Зачем? — тихо спросила Фиделина. Глаза ее были красными от слез.
— Не знаю, — ответил я. — Просто…
И замолчал, не зная, что сказать Фиделине. Как объяснить ей свой странный поступок. Я на самом деле не понимал, зачем я выкинул этот прибор, чудо инопланетной техники. Можно было забрать его домой, разобрать, посмотреть, как он работает.
Или оставить, как память о Луэлле…
Но у меня не было никакого желания лезть в сугроб за минивизором. Пусть лежит там, куда упал. Может быть, кто-нибудь и подберет, если понадобится…
Фиделина медленно, словно нехотя, поднялась со снега и села на скамейку, которая, полузасыпанная снегом, стояла под деревом. Я присел рядом, смахнув снег.
— Вот видишь, как, — сказал я, чтобы не молчать.