Роусон, тотчас узнав по голосу, что вернулся хозяин, поспешил закончить молитву, и когда в комнату вошел за стульями негр, он пробормотал «аминь» и поднялся с колен, поспешно пряча в карман молитвенник и тем давая понять своим слушательницам, что церемония окончена.
Тогда Робертс и Гарпер вошли в дом.
– Здравствуйте, миссис и мисс Робертс! – сказал Гарпер, подходя к женщинам, бледный как полотно. Осунувшееся лицо и глубоко ввалившиеся глаза свидетельствовали о пережитых им волнениях. Вдруг он не выдержал и почти без чувств свалился на стул.
– Боже! Мистер Гарпер, что с вами? – бросилась к нему Мэриан.
– Ничего, ничего, не беспокойтесь! Это сейчас пройдет, дайте только, пожалуйста, стакан воды.
Мэриан подбежала к кадке с водой, зачерпнула из нее тыквенной бутылкой и подала гостю.
– Неподалеку от нас недавно совершено убийство, – сказал Робертс, присаживаясь на стул к камину. – Убит командир регуляторов Гитзкот!
– Гитзкот убит? – переспросила миссис Робертс. – Да не может быть! Откуда ты это знаешь?
– Я своими глазами видел его труп, – отвечал фермер, – очевидно, его убил Браун… Но что это значит? Мэриан, что за глупость падать в обморок при известии об убийстве малознакомого человека! Разве ты впервые слышишь об убийстве?
При последних словах Робертса Гарпер, превозмогая слабость, быстро подошел к нему и прошептал на ухо:
– Не говорите ничего об украденных у Гитзкота деньгах. Быть может, нам удастся найти в скором времени и настоящего их похитителя!
– Ладно, не скажу, – также шепотом ответил Робертс. – Тем более что вашего племянника ни в коем случае нельзя подозревать в подобном преступлении.
Роусон, все время стоявший в стороне и как будто отдавшийся каким-то размышлениям, бросил подозрительный взгляд в сторону шептавшихся и произнес:
– Печально, весьма печально, говорю я, слышать, что приличный молодой человек опозорил себя сразу двумя преступлениями: убийством и воровством.
– Воровством? – вздрогнул Гарпер как от укуса ядовитой змеи. – Откуда вы это знаете?
– Конечно, воровством. Помните, тогда Гитзкот сам говорил нам при Брауне, что с ним находится порядочная сумма денег. Я не думаю, чтобы убийца, бросив труп убитого, оставил при нем и деньги.
При этих словах Роусона Мэриан вопросительно взглянула на отца, как бы ожидая, что тот немедленно опровергнет подобное недостойное обвинение, но фермер молча сидел у камина, уставившись на огонь.
– Я нахожу смерть этого нечестивца Гитзкота тем более ужасной, – продолжал Роусон, – что он умер без покаяния. Какую, значит, страшную ответственность взял на свою душу его убийца, совершая это преступление! А где произошло убийство, мистер Робертс?
– Проходя по берегу Литл-Джен, мы наткнулись на кровавые следы. Ассовум нырнул в воду и вытащил оттуда труп.
Роусон немного помолчал, как бы размышляя о чем-то. Потом он поднял голову и спросил Робертса, на каком основании тот подозревает в убийстве Брауна.
– Во-первых, в день убийства Брауна видели в тех местах, где оно было совершено, – отвечал печальным тоном фермер, – хотя не нужно упускать из виду, что убийца Гитзкота был не один: мы нашли там отпечатки следов двух человек. Во-вторых, накануне предводитель регуляторов поссорился с Брауном и грозился его убить. Весьма вероятно, что молодой человек предпочел предупредить своего врага.
– Это возмутительно! Гнусно! – вскричал Роусон. – Я сам отправлюсь на место преступления. Быть может, еще не поздно поймать убийцу!
– Мистер Роусон, не забывайте, что вы менее других должны быть строги к этому храброму молодому человеку, обвиняемому в преступлении. Он поссорился с Гитзкотом, защищая вас от его оскорблений! – смело глядя в глаза своему жениху, сказала Мэриан.
– Мэриан! – накинулась на нее миссис Робертс, возмущенная смелостью молодой девушки, дерзнувшей упрекать почтенного проповедника. – Как ты смеешь так разговаривать с мистером Роусоном? Кто тебе дал право…
– Оставьте, миссис Робертс! – смиренно сказал опомнившийся методист. – Мисс Мэриан говорит так вовсе не из дерзости. Господь видит, что сердце ее чисто от всякой злобы и неприязни даже к этому молодому человеку, решившемуся на преступление.
– Ловить моего племянника бессмысленно! – серьезно вмешался Гарпер. – Во-первых, это не возвратит жизнь умершему, а во-вторых, судья должен будет признать Брауна невиновным, так как мы все подтвердим, что Гитзкот еще раньше грозил убить его. К тому же Вильям вернется сюда на будущей неделе и тогда будет сам защищаться от выдвигаемых против него обвинений.
– Так он еще вернется сюда? – сухо спросил Роусон.
– О, слава богу, значит, он невинен! – радостно воскликнула Мэриан.
– Послушайте, мисс Мэриан, мне кажется, что вы принимаете в этом молодом человеке слишком большое и горячее участие и сильно сомневаетесь в его виновности? – подозрительно сказал Роусон, пытливо глядя в глаза молодой девушки.
– Что ж в том дурного? Я с одинаковой горячностью готова защищать всякого невиновного! – ответила Мэриан, краснея, однако, от мысли, что она слишком уж энергично вступилась за Брауна, как если бы он для нее был не совершенно посторонним человеком.
– Это прекрасно, дитя мое! – ласково сказал Роусон. – Бог не оставит вас за такое великодушие. О, как бы я хотел, чтобы вы навсегда сохранили такую непоколебимую веру в людскую честность! Не дай бог, чтобы вам когда-нибудь пришлось извериться в людях!
После таких наставительных слов Роусон подошел к миссис Робертс, пошептался с ней о чем-то, поцеловал свою невесту и вышел вслед за Робертсом и Гарпером, которые уже садились на лошадей.
Методист, в свою очередь, вскочил на лошадь – маленького пони и медленно поехал по дороге между, засеянными маисом полями, которая вскоре превращалась в тропинку и шла по направлению к северо-западу от реки Арканзас.
Едва женщины остались одни, Мэриан бросилась к матери:
– Матушка, милая матушка! Я не могу любить этого человека, в моем сердце нет той привязанности к нему, какую нужно иметь к мужу и в какой, однако, мне придется клясться перед алтарем!
– Что за ребяческие глупости! – вскричала изумленная и недовольная фермерша, хватая свою дочь за руку. – Молись сейчас же! Ничто так не помогает избавиться от искушений, как молитва. Ты прекрасно знаешь, что я и твой отец обещали мистеру Роусону отдать тебя ему в жены, а кроме того, ты знаешь, что он очень любит тебя. Выходя замуж за такого благочестивого человека, ты многое приобретаешь. Мистер Роусон сказал мне, что, по всей вероятности, ему удастся уладить свои дела гораздо скорее, чем он предполагал. Поэтому он рассчитывает сыграть свадьбу раньше назначенного срока, недели через две. Исполняй свои обязанности, как ты делала и до сих пор, и будешь также счастлива.
Однако эти слова мало порадовали Мэриан, и она, заливаясь горькими слезами, бросилась в объятия матери.
Глава XВыборы в Птивиле
В Птивиле должны были состояться выборы городского шерифа и его помощника. Первую должность явились оспаривать три претендента, а вторую – два. Первым кандидатом в шерифы выступил некий Коулер, богатый местный землевладелец, страстно желавший попасть на эту почетную должность. Для этого он даже неоднократно угощал своих избирателей. Его неизменными спутниками были бутылка виски и жевательный табак. Всякий раз, как этому фермеру удавалось завербовать себе нового избирателя, он неуклонно прикладывался к горлышку бутылки, а затем, отрезав порцию табаку, с наслаждением отправлял ее за щеку, не преминув угостить и избирателя.
Вторым кандидатом был давно уже поселившийся в Арканзасе немец, имевший в городе небольшой магазинчик.
Третьим и наиболее опасным для первых двух конкурентом был Ватель, тоже местный житель, слывший непробудным пьяницей. Он уже однажды избирался, но его непомерная страсть к бутылочке лишила его возможности прошлый раз быть избранным на столь почетную должность вторично. Граждане Птивиля говорили: «Ну напейся два-три раза в неделю, – это ничего; дрыхнуть же без задних ног ежедневно без просыпа – просто неприлично». Но теперь прошел слух, что Ватель начал разбавлять вино водой и уж не хлещет его напропалую. Пример такой трогательной воздержанности пленил горожан, и многие избиратели говорили, что подадут голос за него. К тому же Ватель был очень веселый человек, не обижавшийся на шутки, но при отправлении своих почетных обязанностей умевший надеть маску величия и серьезности.
Выборы должны были начаться вскоре после полудня. У маленькой избушки, или, вернее, барака, перед столом, на котором разложили бумагу, перья и чернила, толпились уже окрестные фермеры и охотники. Внутри избушка была обставлена кроватью, приткнутой к стене, столом да двумя-тремя стульями.
По стенам висели несколько ружей, пороховых мешков с пулями и дробью. Несколько пионеров, проживавших целый год среди лесов, лежали на полу, кто завернувшись в шкуры, кто просто на куче стружек. Они разговаривали о своих домашних делах, расчистке земель, охоте, находках золота в горах Фурш Лафава и о многом другом.
Характернее иных, находившихся в хижине, была группа мужчин, прислонившихся к постели, стоявшей у стены. На этом прямо-таки первобытном ложе, с ногами, свешивающимися на пол, лежал очень высокий худой мужчина, одетый в светло-серое пальто из мохнатой материи. Сукно на спине этой одежды цветом своим совершенно отличалось от цвета на рукавах и воротнике. Голова была прикрыта широкой суконной шляпой, в нескольких местах продранной, вероятно, для того, чтобы поддерживать вентиляцию. Башмаки столь странно одетого джентльмена прочностью своей напоминали шляпу, только дыры их имели несколько иное назначение: не вентиляцию, а возможность мозолям не тереться о кожу. Что касается его панталон, обвязанных ремешками под коленями, то они состояли из такого множества различных кусков и заплат, что их можно было принять за какую-то фантастическую пестро разрисованную географическую карту. Робин, так звали заплатанного человека, как он сам говорил, являлся американцем по происхождению. На нем была старая охотничья сумка, а за поясом, несколько дополняя непрезентабельный костюм, торчал большой нож с деревянной ручкой.