Ещё одно слово – и Марианна убила бы эту высокомерную, подозрительную мадам. Боже! Бывают же на свете такие зануды! Они же боятся собственной тени!… Огорчённая, раздосадованная, Марианна присела на мраморную скамью и задумалась.
– Вы не могли бы дать мне стакан воды, простой воды! – обратилась она к сухонькому и тёмнолицему аптекарю, который продолжал – уже на расстоянии – следить за ней, смотреть на неё. Эту маленькую просьбу индус выполнил моментально. Вода оказалась под рукой, и аптекарь подал её Марианне в каком-то поразительно красивом хрустальном сосуде с утолщённым дном.
Не успела Марианна сделать несколько глотков, как (опять неизвестно откуда, откуда-то из глубин роскошного помещения) появилась «зануда» в белом халате и белой шапочке. Но это была уже не зануда, а другая дружелюбная, улыбающаяся женщина. Она, буквально, подбежала к Марианне, со сложенными на индийский манер руками, выражая одновременно и радость, и раскаяние, что не должным образом встретила такую милую посетительницу, такую уважаемую гостью?
– Мадам Тангам ждёт вас, – сообщила она с такой умилительной улыбкой, как будто это была её собственная радость. – Сердечный привет от меня и всех нас уважаемой госпоже Тангам и её супругу! Надеюсь, вы простите меня за… неласковый приём. – Она рассмеялась, как будто «неласковый приём» был всего-навсего невинной шуткой! – Но я не ожидала, то есть я не предполагала… Ах, если бы вы знали, как тяжело быть владелицей такого крупного магазина, столько недобрых людей вокруг, надо быть постоянно настороже!… Но теперь, если вам что-то понадобится из лекарств… впрочем, нет! Пусть лучше не понадобится! Но в нашей аптеке – самый полный ассортимент новейших средств и лучшие в Индии фармакологи. Извините, я заговорилась. Мадам Тангам сказала, что вы не знаете города, что вам надо объяснить, как к ним проехать. Их аптека далековато отсюда, но городской транспорт работает бесперебойно. Вы доезжаете до университета, а там… Вот я вам сейчас нарисую! Шумит, – крикнула она кому-то, – принесите мне бумагу и карандаш!
Шумитом оказался тот самый сухонький, тёмнолицый аптекарь, который первым встретил Марианну на пороге этого мраморного зала. Он поднёс хозяйке лист бумаги и карандаш, и та стала с необычайным старанием вырисовывать путь, который предстоит пройти и проехать Марианне, что встретится ей на этом пути, сколько остановок ей надо будет проехать, а потом пройти направо, налево и вот тут, буквально пять шагов от остановки…
Всё растолковала и разрисовала добросовестная хозяйка аптеки. Не сделала только одного: не предложила Марианне нескольких пайсов, на которые она могла бы купить билет на тот самый «бесперебойно работающий транспорт». Невнимание ли это или результат широкоизвестной скаредности индусов вообще, для Марианны в данную минуту не имело значения. Мадам уже прощалась, произносила напутственные речи, выражала вежливую надежду на дальнейшее знакомство, а Марианна всё ждала, всё ещё надеялась, что любезность хозяйки достигнет апогея и та спохватится и предложит эту жалкую мелочь на дорогу. Увы, надежды не оправдались, а у несчастной женщины, чью гордость, чьё достоинство постоянно втаптывали в грязь, не хватило мужества попросить – одолжить! – несколько монет. Так она и ушла, не посмев заикнуться о деньгах на дорогу, извиняясь за беспокойство, которое причинила, бормоча какие-то ненужные слова благодарности.
А между тем, как уже говорилось, путь ей предстоял неблизкий. Мадрас – административный центр индийского штата Тамилнад, большой город и порт на берегу Бенгальского залива. Посетить его в качестве туриста – очень интересно: есть чем полюбоваться, провести время, пощёлкать фотоаппаратом. Но для Марианны в том страшном положении, в котором она очутилась, этот длинный переход из одного края города в другой был тяжелейшим испытанием.
Она вышла из аптеки, зажав в руке листок бумаги с линиями, крестиками и ноликами, изображающими улицы, площади и остановки с названиями этих улиц и площадей, которые ей ничего не говорили, и пошла, что называется, куда глаза глядят. Название одной улицы она запомнила – ту, на которой находилась аптека Тангам. Но когда она подходила к очередному прохожему и называла эту улицу, реакция была одна и та же: люди качали головами и говорили: «О, это очень далеко, вам надо воспользоваться таким-то транспортом!» И тогда Марианна, едва сдерживая обиду, говорила: «Но я спрашиваю вас, как пройти, а не как проехать!»
И неторопливые индусы пожимали плечами, удивляясь, что мадам предпочитает идти по такой жаре, когда можно сесть в автобус и проехать.
Солнце палило нещадно, и невольно Марианна вспомнила о десятках изумительных сомбреро, панам, кепочек с козырьками и разных, самых разных шляпок, прикрывавших её голову от мексиканского солнца. Здесь у неё не было ничего. И если бы не лёгкий освежающий ветерок с Бенгальского залива, бедняжка не выдержала бы этого тяжёлого путешествия.
Марианна не замечала времени, она не знала, сколько минут или часов шла она по раскалённым улицам Мадраса. В какую-то минуту она – в сотый раз! – остановила прохожего и спросила, где находится Никобарская улица, и тот, к великой её радости, сказал, что вот она рядом, за углом:
– Завернёте направо на улицу Брахмапутра, дойдёте до конца – это недалеко, до улицы Читтагонга и тут же на углу Никобарская.
– И там аптека? – не веря, что она у цели, обрадовалась Марианна.
– Да там много чего, – пояснил прохожий. – Ну и аптека тоже!
Тангам ждала на пороге своей маленькой аптеки. Она была взволнована и, как сама призналась, ничего не понимала.
– Что произошло? – был её первый вопрос, как только Марианна, которая едва держалась на ногах, переступила порог аптеки. – Что у вас произошло с Дорианой? Я ничего не поняла, Поль звонил мне и рассказал… Я не поверила своим ушам! Вы понимаете, Марианна, для меня всё, что он сказал, – это какой-то бред, кошмар… Я же ничего не знала, не подозревала, я была уверена, что он счастлив, что они живут хорошо! Но то, что он мне сказал, в чём признался… Эта болезненная ревность? Зачем она? Зачем?…
Что могла ответить Марианна на все вопросы, волновавшие Тангам? Она потеряла столько сил, что едва могла говорить. Да, несчастья преследуют её. И там, где, казалось, всё должно было быть хорошо, она стала жертвой какого-то нелепого, нездорового ослепления вздорной женщины – или психопатки, истерички – нет, сама Марианна ничего не может объяснить. Единственное, что она твёрдо знает, это то, что она ни в чём не виновата, она ничего не сделала, чтобы вызвать этот приступ гнева, ревности, весь этот скандал.
– Это его второй брак, – говорила Тангам. – Мы, вся наша родня, были против, когда вдруг он объявил, что оставляет свою жену и женится вторично. Родители были просто в отчаянии, семья у нас – священна. Но, говоря откровенно, я, его сестра, никогда его не осуждала, наоборот, старалась даже оправдать, поддержать, заступалась за него перед родителями. Старики ничего не хотели знать, они любили его первую жену, считали её дочерью, она отвечала им такой же привязанностью. Но я думала: «Любовь всегда права» – и этим всё сказано. У меня и в мыслях не было, что он, оказывается, глубоко несчастен, страдает с этой сумасшедшей и вынужден скрывать, то есть делать хорошую мину при плохой игре!
– Да, Тангам, вы правильно поняли: именно «игра» – он вынужден играть, он всё время в напряжении, он всё время – это нельзя было не заметить! – подделывается под её настроение, а она помыкает им и начала помыкать мной. Я это почувствовала сразу, но стерпела, сдержалась, приняла как должное, и решила, что буду терпеть, чего бы мне это, ни стоило. Но мне и в голову не могло прийти, что причиной скандала станет… ревность!!! Я… я… не могу даже… как она могла… Я готова была работать, не жалея сил, ведь у меня нет выхода, я в отчаянном положении, муж погиб, я разлучена с детьми, на мои телеграммы, запросы в Мехико никто не отвечает! Я теряю голову, буквально, схожу с ума, и работать должна ради денег, ради того, чтобы выжить. Я нахожусь между жизнью и смертью, вы, Тангам, это понимаете, так о какой ревности можно было говорить?! Она – эта Дориана, – самая настоящая садистка! Одним ударом она истязала двоих – Поль, бедняга, на него страшно было смотреть, а на меня и подавно. Что я могла сделать? Как себя защитить? Только спастись бегством!…
– Пойдёмте, Марианна, – сдерживая подступающие слёзы, сказала Тангам. – Вам надо отдохнуть, привести себя в порядок. Я оказалась невольной причиной ваших новых оскорблений и мук, но ведь я не могла ожидать, что всё так дико обернётся!
– Не корите себя, Тангам, дорогая! – простонала Марианна. – Разве вы виноваты? Вам не за что себя винить! То, что я встретила вас, могу смело сказать, это редкая счастливая встреча, я всей своей жизнью не смогу отблагодарить вас за вашу доброту. Конечно, ваш брат Поль сделал необдуманный шаг, женившись на этой женщине, это ужасная особа, и Поля можно только пожалеть. Как ему помочь, я не знаю, но хорошо уже то, что у него теперь будет с кем посоветоваться, теперь он сможет найти опору в вас, его сестре, ему не надо будет больше притворяться!
– Конечно, конечно, – подхватила Тангам, – но то, что я узнала о жизни Поля, для меня как удар молнии, я не могу прийти в себя, это как страшный сон.
– Вот так и мне всё время кажется, что я сплю, что весь ужас моего положения мне приснился… Что я очнусь, очнусь, пелена спадёт с моих глаз, и я окажусь снова в Мексике, в моём доме, а всё, что происходит, и наша с Луисом поездка, и всё, что случилось, и издевательство Дорианы – всё это дурной сон, кошмар. Одно утешение всё же есть у меня: это вы, Тангам! Вот вы, рядом со мной, живая, реально существующая! То, что вы есть, для меня спасение!
– И я почувствовала в вас близкого человека, Марианна! Говорят, что старый друг лучше новых двух, но это далеко не так! У меня такое чувство, что я знаю вас много лет. А теперь, когда вы открыли мне такую важную страницу в жизни нашей семьи, вы стали мне ещё дороже! Я сделаю всё, чтобы спасти брата, во всяком случае, постараюсь облегчить ему его несчастную судьбу, он ещё молод, я не дам ему погибнуть. С вами вместе мы что-нибудь придумаем. А теперь мне надо помочь вам. Не будем терять времени, быстро в ванную, потом обед и – отдыхать!