Марианна была с ним рядом, и это придавало ей уверенности. В её блокноте уже появились первые записи – число, день, час, номера палат, имена больных.
Больные были тяжёлые. День сегодня был прекрасный, не жаркий, и выздоравливающие, те, кто мог передвигаться, прогуливались в саду. В палатах, на специальных огромных кроватях, управляемых педалями, лежали люди, сломленные болезнью. Иссохшие тела, потемневшие лица, ввалившиеся рты, лихорадочно блестевшие глаза, в которых читалась мольба и… надежда, надежда и… мольба. Почти все палаты были рассчитаны на две кровати, и только в некоторых кровать была одна. На них лежали «тяжёлые» и нередко те, перед недугами которых медицина была бессильна.
В одной из таких одиночных палат на кровати под тёплым одеялом лежал пожилой индус с редкими седыми волосами, с глубокими морщинами на измождённом лице. Заглянув через плечо доктора Кумара в историю болезни этого старика, Марианна с несказанным удивлением узнала, что это вовсе не старик, а молодой человек двадцати семи лет! Она содрогнулась при виде того, что может сделать с человеком болезнь. Она не поняла диагноза, который был написан по-латыни, но дальше на хорошо знакомом ей английском языке было написано: «Понижение тонуса тканей. Пониженное артериальное давление вследствие инфекционно-нервно-эндокринных заболеваний. Резкие головные боли, головокружение, невозможность стоять на ногах, самостоятельно передвигаться. Состояние больного постоянно ухудшается». Не надо было быть врачом, чтобы понимать: жизнь в этом теле едва теплится.
Когда доктор Кумар выслушивал и осматривал больного, он лежал неподвижно, безучастно, едва отвечая на вопросы врача. Взгляд его, устремлённый в потолок, вдруг остановился на Марианне. Марианна, поймав этот взгляд, улыбнулась в ответ. Усталое, безразличное выражение исчезло с его лица, больной сделал усилие, пытаясь приподняться. Марианна с доктором помогли ему сесть, Марианна держала его за плечи, а доктор подхватил его руки выше локтей и велел санитарке быстро принести ещё одну подушку, чтобы подложить её под спину. За всё время болезни этот молодой человек ни разу не оказал сопротивления своему недугу, наоборот, он полностью отдавал свои силы болезни, что сводило все усилия врачей к нулю. Если бы он, хоть немного помог врачам, проявил бы, хоть йоту самообладания, желания одолеть недуг, медицина могла бы поставить его на ноги. Но что-то было в судьбе этого человека, из-за чего он не хотел выздоравливать, он хотел, чтобы его оставили в покое. Все советы врача он игнорировал, мог неделями отказываться от еды, выплёвывать лекарства. Это был тяжёлый, капризный больной, и врачам приходилось, и кормить, и лечить его насильно. И вдруг – первое движение, даже не движение, а порыв!…
– Ну, ну, молодцом, – подбадривал его доктор Кумар, – давай, давай, приподнимайся!
– Доктор, – тихо попросил больной, – пусть она, – он кивнул в сторону Марианны, – побудет со мной. Я, знаете ли, доктор, всё это время её ждал. Вот наконец-то она пришла. Побудь со мной, – сказал он, уже обращаясь к Марианне, – не уходи, красивая, я сегодня ночью видел тебя во сне… – Нет, он не бредил, и сознание его было ясным, он несколько раз упрямо повторил, что видел её во сне. – Да, видел. Сегодня ночью ты приходила ко мне!…
Марианна вопросительно посмотрела на доктора Кумара, и тот всем своим видом показал: «Да, конечно надо остаться, выслушать больного, который вдруг, после долгих недель упадка, состояния предельной истощённости расслабленности, безразличия ко всему, неожиданно проявил интерес к окружающему, к новому лицу, желание что-то сказать – это великое благо для борьбы с недугом!»
– Я принесу вам ужин, – проговорила Марианна, – посижу с вами, и мы поговорим!
– Не обманешь? – спросил больной, и в голосе, и в глазах его появилась та самая надежда и мольба, которая помогает человеку выжить, выздороветь.
– Если этот юноша справится, сам захочет жить, это будет ваша заслуга, Марианна! – взволнованно говорил доктор Кумар, когда они возвращались в ординаторскую. – И вы хорошо сделали, что пообещали принести ему ужин, может быть, он и поест нормально, не станет капризничать и устраивать голодовки.
В это время по коридорам больницы уже катились тележки с горячим рисом, мясными соусами, овощами и другими блюдами знаменитой индийской кухни, а госпиталь Святого Сингха мог гордиться своими поварами.
По совету доктора Кумара Марианна принесла в палату ужин не только для больного, но и для себя. Она придвинула к его кровати маленький круглый стол, помогла молодому человеку сесть, прислонившись к подушкам, поставила перед ним специальный столик-поднос, и они оба принялись за еду.
Но первое, что этот молодой старик выговорил, заставило Марианну поперхнуться.
– Послушай, – сказал он совершенно серьёзно, – если я поправлюсь, буду опять здоров, ты выйдешь за меня замуж?
– Милый, хороший, – засмеялась Марианна, откашливаясь, – вы даже не знаете, как меня зовут! А уже – замуж…
– Это не важно, – прервал он Марианну. – Ты знаешь, как меня зовут? Не знаешь? Меня зовут Аймар Тупи-Гуарани, но ты зови меня просто Аймар. А я буду звать тебя… ну, как мне тебя называть?
– Марианна. Так можете меня называть. И мы вернёмся к этому разговору, когда вы выздоровеете. Хорошо?
– Вы смеётесь надо мной, – вдруг помрачнел Аймар, – а ведь я говорю серьёзно. Я никогда не был женат, и жизнь моя сложилась так глупо, мне всегда не везло, родители мои умерли от какой-то подлой лихорадки, когда я был ещё младенцем. И я всю жизнь выбивался в люди. И я стал лётчиком, летал в США, в Японию, Великобританию, но однажды мне дали не самолёт, а таратайку, он в воздухе стал разваливаться, пришлось катапультироваться – и вот результат: болячки меня одолели.
С грустью и жалостью слушала Марианна сбивчивую речь этого несчастного, безнадёжно больного, для которого вдруг блеснул луч надежды. А бедняга уже тяжело дышал, голова его упала на грудь, и видно было, что та крошечная вспышка энергии, благодаря которой он смог сесть на кровати и съесть несколько кусочков салата и ложку риса, отняла у него весь запас сил. Она сняла с его одеяла столик-поднос с блюдами, которые в основном были нетронуты, вынула из-под спины лишнюю подушку, уложила и погладила его по щеке, как ребёнка. Так когда-то укладывала она спать маленького сына, и малютка требовал, чтобы она обязательно посидела у его кровати, до тех пор, пока он уснёт. Это была такая славная материнская обязанность – сидеть у кровати, мурлыкать песню, поглаживать тихонько по щеке…
– Придёшь завтра? – засыпая, спросил Аймар. – Приди…
– Приду, милый, приду, – повторяла Марианна. Она не убрала своей ладони с его впалой щеки и, склонившись над его подушкой, нашёптывала какие-то добрые, хорошие слова, говорила, что он ещё будет счастлив, что всё плохое пройдёт, что она никогда его не оставит… И – удивительное дело! – этот человек, которого она знала всего несколько часов, стал ей вдруг близок и дорог, и сердце её болело и ныло от жалости к нему.
Марианна вернулась в ординаторскую со следами слёз на лице, похудевшая, вернее, как-то сразу осунувшаяся. Доктор Кумар, только что вернувшийся после осмотра пострадавших в огне на лайнере «Тамиланд», сказал, что есть тяжёлые больные, которые могут не дожить до утра, поэтому, медперсонал, сегодня всю ночь будет дежурить, и спасать этих людей.
– Среди них есть совсем молодые, – тяжело вздохнул он, наливая себе из термоса чёрного, как пиво, чая.
– Если вы не против, – попросила Марианна, – я тоже буду дежурить.
– Нет, – резко ответил Кумар, – в ожоговом отделении вы не нужны. Там многоопытные едва выдерживают… Хотите чаю?
– Спасибо, доктор, нет, чаю не надо. Вы правы, я пойду, отдохну. Какой я помощник, я не выношу вида крови… А этот несчастный, которого я приняла за старика, Аймар…
– Да, у бедняги слишком много травм, и беда его ещё в том, что никто его нигде не ждёт, никто его не навещает. Как-то, впервые дни после катастрофы, кто-то из его товарищей справлялся, как, мол, летел с высоты пять тысяч метров и жив? Я даже не знаю, завели ли в связи с катастрофой уголовное дело, ответит ли хоть кто-нибудь за лётчика, ведь он теперь инвалид на всю жизнь.
– Но как вы думаете, доктор, он выздоровеет? – срывающимся от волнения голосом спросила Марианна. – Вы разрешите мне завтра ещё до завтрака пойти проведать его? Он просил меня прийти, я обещала…
– Конечно, Марианна, пойдите. И поддержите его морально. И проявите заботу – это подействует сильнее всякого лекарства. Но об одном хочу вас предупредить: не тратьте так себя, берегите свои душевные силы, иначе вас надолго не хватит, а ведь у вас, как я знаю, серьёзные жизненные проблемы.
– И это вы мне говорите, доктор! – не сдерживая слёз, воскликнула Марианна. – Мне же жалко его, понимаете, жалко! Я сделаю всё, только бы он выздоровел!
– Но я не удерживаю вас, – смущённо проговорил доктор. – Если этот несчастный выздоровеет, это будет огромная радость для меня. Но вот если вы заболеете, это уж будет совсем, ни к чему! – И добавил уже по-отечески, строго: – Идите, Марианна, вам действительно надо отдохнуть. Обход я начинаю в десять часов, а до этого времени можете быть у Аймара. Попробуйте заставить его поесть, уговорите, отвлеките. Да, впрочем, я вижу, вы сами знаете, как помочь этой больной душе, ведь он страдает оттого, что никому не нужен.
Придя в свою комнату, Марианна зажгла свет и с тревогой осмотрела все стены. Слава Богу, стены были пусты и комната показалась приятной и уютной. Здесь были и полотенца, и мыло, и другие принадлежности, на кровати лежала белоснежная ночная рубашка. Конечно, сразу же навалились мысли о доме, о том, что столько времени она не имеет никаких известий о своих детях, и опять она долго рыдала, уткнувшись в подушку, вспоминая Луиса. Уснула Марианна с мыслью об Аймаре. И на следующее утро, едва проснувшись, она поспешила к нему.
Было семь утра, когда Марианна, осторожно постучав, приоткрыла дверь и вошла в палату Аймара. Он уже был помыт, причёсан и ждал её.