огда пришла в себя, то увидела, что она лежит на диване, на голове и на груди у неё что-то мокрое и холодное и в комнате остро пахнет нашатырным спиртом и валерьянкой. Подняв глаза, она увидела перед собой того мужчину, что открыл ей дверь. Он держал её пульс и говорил ровным и тихим голосом:
– Я – врач, а вы – моя пациентка. И я прошу вас на некоторое время отложить выяснение ваших дел. Помолчать и отдохнуть. Но сначала выпить вот это! – Из-под руки врача выглянула Паола с чашкой крепкого чая, который Марианна выпила медленными глотками. В голове её кружились и путались слова «продали дом»… «уехали»… «Стив Джонсон»… Так вот почему её прогнали, как собаку, из её же дома! Дом, оказывается, уже не её, он продан… Там новый хозяин, сеньор Стив Джонсон… Уж не тот ли это «учтивый» господин, который вышел на её звонок в какой-то грязной робе, не сказал ни одного человеческого слова, оттолкнул её своей толстой грязной лапой и ещё немного, не задумываясь, ударил бы?… Нет, одно сердце не в состоянии выдержать таких смертоносных ударов…
– Соседушка, милая, – ворковала добродушная Паола, – извините меня, что я так сразу и ляпнула вам про дом. Я и помыслить не могла, что вы об этом ничего не знаете!
– Паола, поверьте, вам не в чем себя винить, – слабо улыбнулась Марианна. – Я действительно ничего не знала о продаже дома, но ведь я к вам шла, чтобы звать вас на помощь: новый владелец даже не впустил меня в дом…
– Ещё чайку, Марианна? А может, вы голодны? Как раз время обеда? Ах, я совсем никудышная хозяйка, не предложила гостье даже перекусить! – хлопотала Паола.
– Спасибо, Паола. Я сейчас… сейчас встану. Мне уже лучше. А кто этот сеньор, что приводил меня в чувство?
– Это наш друг, он известный хирург и для тренировки пальцев стал заниматься ваянием. Брал уроки у Хосе. И так ему понравилась скульптура, так он ею увлёкся, что это из простой тренировки пальцев превратилось во вторую профессию, и так преуспел, что на днях в Галерее современного искусства у него персональная выставка. Ему предоставили два самых престижных зала. Марианна, – воодушевилась Паола, – уверяю вас, всё придёт в норму, ваши дети будут опять с вами, конечно, Луиса уже не вернёшь…
– Но дом? Что мне теперь делать? Куда деваться? Я не понимаю, как можно было продать дом и оставить всю семью без крыши над головой! У меня больше никогда не будет такого дома… А мои дети, где они?
В это время в комнату вошли мужчины – скульптор Хосе и его ученик профессор Диего Альмагро, и неприятный разговор оборвался. Тем более он был тяжёл для Паолы, что при всём желании она ничем Марианне помочь не могла. Она ничего не знала о том, что могло интересовать Марианну, и сама была расстроена и озадачена. Хосе же с мужской прямотой говорил, что всё случившееся похоже на детектив, сюжет и секрет которого ещё предстоит разгадать, и что новый владелец дома, ранее принадлежавшего семье Сальватьерра, ему давно подозрителен и неприятен.
– Я физиономист, – добавлял с улыбкой Хосе, – а ты, Паола, доверчивая павлиноглазка и в людях не разбираешься.
– Вот так, доктор, он меня обижает! – расстроилась Паола. – Почему я павлиноглазка?
– Потому что это очень красивая бабочка, которая летает, порхает, но в людях не разбирается! – посмеивался Хосе, стараясь хоть как-то разрядить неприятную атмосферу, вызванную неожиданным приходом Марианны, её проблемами, решить которые по-настоящему никто не мог.
За обедом говорили о разном, но как, ни старались Паола и Хосе развеселить Марианну, нм это не удалось. Она была абсолютно раздавлена жуткой новостью о потере своего дома и едва сдерживалась, чтобы опять не разрыдаться или не свалиться в обморок. Она говорила и улыбалась, но улыбка получалась вымученной, а разговор её постоянно сводился к её бедственному положению и к болезненному вопросу: «Где мои дети?» После обеда она улучила минуту и призналась профессору Диего, что ей необходимо проконсультироваться у психиатра, потому что её всюду преследует образ её покойного мужа, и она уже дошла до того, что принимает совершенно посторонних людей за мужа. Она немного разбирается в медицине, и, по её мнению, у неё развивается какая-то мания… Откровенно, как и полагается говорить с врачом, Марианна рассказала про встречу на корабле.
– Когда этот совершенно чужой человек начинал говорить, мне слышался голос Луиса Альберто, – с тревогой говорила Марианна. – Он держал своего ребёнка, а мне чудилось, что это мой муж Луис Альберто держит на руках маленького Бето – его манеры, его жесты, его повороты головы… И никакими уговорами мне не удавалось сбросить с себя это наваждение!…
– Это бывает, – успокаивал её профессор. – И это должно пройти само собой. Время вас вылечит. Время – великий лекарь.
День клонился к вечеру. В комнатах зажгли лампы. Все устроились у телевизора. Марианна, послушав новости и посмотрев часть программы, попросила разрешения покинуть общество и пойти отдохнуть. Посоветовавшись перед сном с Паолой, она решила, что возвращаться в свой бывший дом ей сейчас не надо, ведь она не знает, почему Бето решил его продать. А самое правильное – завтра не теряя времени пойти к Джоанне – матери Марисабель – и узнать у неё, что же произошло, что Бето решился на такой шаг?
Целуя Марианну на прощание перед сном, Паола понизила голос, лукаво улыбнулась и шепнула на ушко своей «голубке» (как она по старой памяти называла Марианну):
– По-моему, наш Диего на вас загляделся, я заметила… А ведь он – холостяк.
– Старый холостяк? – улыбнулась Марианна.
– Ну, не старый, а холостяк средних лет. А если бы вы знали, какой он талантливый, какой замечательный хирург, какой незаменимый собеседник!… Ну, ну, не сердитесь, не буду, не буду! – засуетилась Паола, видя, что Марианна не отвечает на её полушутливые, полусерьёзные речи. Нет, не до флирта было сейчас этой женщине и вряд ли измученная, распухшая от слёз, ни разу не взглянувшая на себя в зеркало Марианна могла кого-либо привлечь… Если Диего и смотрел на неё как-то особенно, то не как мужчина, а как врач.
– Я сказала ему, что меня преследует образ Луиса, – грустно призналась она Паоле. – Я чувствую, что схожу с ума. Но сегодня я стояла рядом с ним. Он говорил со мной. Это был его голос. Он попрощался и пожал мне руку. Это была его рука. Глаза – его, взгляд – его. Я понимаю, что этого не может быть, что это мания, галлюцинация, маниакально-депрессивный психоз, он протекает в виде приступов, которые сменяются периодами полного здоровья. Так вот, не позднее, чем сегодня такой приступ болезни у меня был: я видела его, говорила с ним. А профессор Диего смотрел на меня и решал, насколько глубоко проникла в мой мозг эта болезнь. Ах, Паола, я стала разбираться в медицине и могу безошибочно определить свой диагноз. Что поделаешь? Никому не пожелаю пережить такое потрясение. Оно не могло пройти бесследно. Крыша у меня явно поехала! – улыбнулась напоследок Марианна, покрутив пальцем у виска.
Бесконечно огорчённая, вконец расстроенная, вышла Паола из комнаты, где оставила Марианну, взяв с неё слово, что она ляжет и постарается заснуть. Застав в гостиной Хосе и Диего, дегустирующих какое-то новое, а вернее, старое вино, привезённое профессором из его недавней поездки во Францию, Паола призналась, что очень обеспокоена состоянием Марианны, на что профессор возразил, что хотя он и не психиатр, но, всё же не полный профан в медицине, и может поручиться, что никакой душевной болезни у их соседки нет, тем более, такой страшной, как шизофрения. А её упадочное состояние – результат житейских бед. «Посмотрел бы я на всех нас, если бы мы приехали в родное гнездо, а там – кукушка даёт нам пинка: летите, голуби, летите, ваше гнездо приватизировано и вам больше не принадлежит».
– Да, вы правы, – задумчиво проговорила Паола, – быть выгнанной из собственного дома…
– Я попробую завтра выяснить, – заметил Хосе, – каким образом этот толстый сеньор оказался хозяином Луиса и Марианны. Мы как-то уж очень быстро поверили его информации, что дом он купил и владеет им по закону. Теперь, после того что произошло с Марианной, я сильно сомневаюсь, что в этой купле-продаже всё делалось по закону.
– Смотри, – вставила слово заботливая Паола, – смотри, как бы этот тяжеловес и тебя не спустил с лестницы.
– А мы пойдём туда вместе с Диего. Пойдёшь, Диего? Ведь наш профессор молод и полон сил. Не дашь меня в обиду, Диего? И мы вместе раскроим этому новому жильцу его толстую физиономию, я хотел сказать – «морду», но в присутствии дамы, как благовоспитанный супруг…
Слушая эту забавную болтовню всегда такого выдержанного и серьёзного сеньора Хосе, Паола и Диего посмеивались, так как прекрасно понимали, что это – результат «дегустации» французского вина. Они знали, что, стоит Хосе выпить лишнюю рюмочку, он тут же превращается в весёлого мальчугана, остряка и балагура. Говорить с ним в это время о чём-то серьёзном бесполезно.
Гость и хозяева ещё немного посидели в гостиной, досмотрели по телевизору смешную комедию с Фернанделем «Закон есть закон» и разошлись по своим комнатам. Прощаясь с Паолой, Диего ещё раз уверил её, что ничего серьёзного, у её милой соседки нет.
– Шизофрения – это тяжёлое психическое заболевание, – сказал профессор Диего, – это изменение личности, снижение активности, бред, галлюцинации, душевное волнение, когда человек перестаёт понимать значение своих действий, руководить ими… Ничего подобного у сеньоры Марианны ни вы, ни я не наблюдали, она в очень плохом настроении – это понятно, но, поверьте мне как только что-то прояснится, ну вот хотя бы с её домом, как только найдутся её дети – не могли же они куда-то бесследно исчезнуть? – так сразу эта женщина придёт в себя, вернётся её прежнее состояние.
– Она всегда была такой жизнерадостной, такой очаровательной собеседницей, всегда вежлива, доброжелательна. Это было самое приятное соседство!
– Я верю вам, – улыбнулся Диего, – ваша соседка и сейчас производит самое приятное впечатление. И я надеюсь ещё увидеть её в прежнем добром расположении духа, да и вас, милая Паола, прошу, будьте благоразумны, помните, что у страха глаза велики. Спокойной ночи!