Роберт был совершенно сбит с толку. Но Луиза, кажется, поняла, в чем дело.
— Вы, наверное, про эти светлые вещи. Мы с мисс Эшкрофт оформили витрину еще утром.
Реакция Роберта испугала Луизу не меньше, чем поведение его отца.
Это был взрыв невероятной злобы.
— Я говорил тебе, чтобы ты никогда не выставляла эту свою одежду в витринах. Проклятие! Тебе обязательно надо пролезть вперед всех!
Джон Престбери повернулся к ней:
— «Свою» одежду? Что это значит? Что здесь происходит, черт побери?
Тут Луиза поняла, что Роберт и не думал показывать свекру ее план. Джон Престбери понятия не имел о готовом платье, которое поступало к ним с фабрики Уилла и которым был теперь забит склад.
Джон Престбери рвал и метал. Немедленно вернуть все готовое платье. Его магазин никогда ими не торговал. А его невестка больше здесь не работает. Он в бешенстве ткнул в нее пальцем:
— Быстро домой! Чтоб ноги твоей грязной больше не было на этом пороге. Я никогда не доверял твоим французским корням и не буду доверять. Убирайся! Уби…
Он задохнулся от чудовищной боли, сдавившей ему сердце. Он чувствовал, как медленно сползает по стулу, и видел обезумевшее лицо Луизы, которая сорвала с него шейный платок и рывком расстегнула воротник. Последнее, что старик видел, — это как француженка обхватила его руками, словно пытаясь вдохнуть в него собственную молодость и силы и спасти от смерти.
На похоронах было много народу. Многие пришли воздать последние почести честному торговцу. После похорон вдова, ее сын, дочь и невестка собрались в библиотеке, где должны были огласить завещание. Других родственников у Джона Престбери не было. Завещание оказалось кратким и четким. Дом, магазин и все остальное его состояние переходят во владение к его жене, а после ее кончины — к его дочери Агнес. Про Роберта не было сказано ни слова. Верена слышала, как ее сын издал глухой стон дикого разочарования, но даже головы не повернула. Завещание ее не удивило. Она знала, что так и будет. Джон Престбери ни за что не отдал бы свой магазин, символ своего личного жизненного успеха, чужому ребенку. Своим завещанием он наконец-то свел с ней счеты, доказал, что ей так и не удалось его обмануть.
Роберт пропал на два дня. Он выбежал из дома и не возвращался. По просьбе свекрови Луиза, как всегда, открыла магазин.
— Ваш муж запретил мне туда возвращаться, — заметила она.
— Его время прошло, — решительно заявила Верена. — Теперь это мой магазин.
Роберт вернулся домой в рабочее время.
— Мне тут сказали, что, пока меня не было, ты заправляла делами. Ты только этого и ждала, не так ли? Не поддайся я на твои уговоры, все было бы прекрасно. Будто я не знал, что, женившись на француженке, попаду в беду. Ты торчала у моего отца занозой в заднице, и это из-за тебя он не сделал дополнительного распоряжения, по которому магазин перешел бы ко мне.
Луиза с трудом сдерживалась. Ссориться с ним бессмысленно. Она уже знала его слишком хорошо, предлагать ему самим начать с нуля не имеет смысла. Его преданность «Престберис» — лишь предлог, чтобы не работать самому, он всегда будет отлынивать.
— Я предложила твоей матери, чтобы вы с ней стали компаньонами. Для этого нет никаких препятствий, ты будешь иметь равное положение и получать половину прибыли.
Он сощурился, заметно повеселев.
— А она согласилась?
— Да. По-моему, да. Поговори с ней об этом.
Но Роберт понял, что все улажено. Конечно, мать не любит его жену, но признает ее прозорливость. И, хотя он был благодарен жене за то, что она за него похлопотала, он пока не готов был в этом признаться, продолжая винить ее в том, что это по ее милости его не включили в завещание. Его слова были язвительными и вызывающими:
— Теперь тебе придется доказывать, на что ты способна, чтобы исправить причиненное мне зло. Если фабричная продукция будет раскупаться так же хорошо, как и теперь, то я не допущу, чтобы моя узколобая мать этому воспрепятствовала. Действуй, дорогая моя жена. Посмотрим, действительно ли ты так умна. Хочу напомнить тебе, что я не перееду из этого дома до тех пор, пока мы не сможем позволить себе такое же жилье, так что посмотрим, как скоро ты справишься.
Луиза окончательно поняла, почему он на ней женился. Любовь здесь была ни при чем — он никого не способен любить, кроме себя самого. Он хотел с ней спать. А она-то, как последняя дурочка, изо всех сил пыталась сохранить былую привязанность. Теперь ничего не осталось. Весь ужас заключался в том, что в образовавшуюся пустоту хлынуло отчаянное желание увидеть Пьера, которое было острее, мучительнее и смертельнее, чем когда бы то ни было. У нее задрожали губы, и она закрыла их ладонью, чтобы унять рыдание.
Роберт пристально ее разглядывал.
— Что такое? Откуда эти слезы? Ты что, думаешь, что не сможешь добиться успеха?
Луиза уже не могла выносить его издевательства. Ей внезапно стало невыносимо все — и он, и этот дом, и «Престберис», и вообще их совместная жизнь. Она не выдержала и горько разрыдалась.
— Да! Да! Да! — кричала она не своим голосом, срываясь на визг. — Могу и добьюсь, но только не в качестве твоей жены! Я возвращаюсь в Париж! Домой!
Он настиг ее на середине лестницы, схватил и с размаху прижал спиной к перилам, ей показалось, что у нее сейчас сломается позвоночник. Над ней нависало его мертвенно-бледное лицо.
— Если ты уедешь, — яростно прорычал он сквозь зубы, — то ты уедешь одна. Пол по закону принадлежит мне. И он останется со мной.
Роберт отпустил жену, понимая, что победил. И она медленно и тяжело стала подниматься по лестнице.
Мелькали дни, недели, дела шли в гору, и произошло кое-что еще. По причине траура Престбери не ходили в гости и никого не принимали, кроме Уилла, который по-прежнему приглашал к себе Луизу с мужем, за что она была ему безмерно благодарна. Там всегда собиралось приятное общество, а ее вечерние черные платья были так элегантны, что взоры всех присутствующих по-прежнему устремлялись к ней, и она получала свою долю мужского внимания.
Однажды во время такого приема у Расселла в гостиной светская беседа приняла неожиданно мрачный оборот. В течение последних двух-трех дней «Таймс» сообщала, что принц-консорт не встает с постели — сначала решили, что это простуда, потом — незначительная лихорадка, но кое-кто из гостей имел связи при дворе и представил более подробные сведения:
— У него жестокие головные боли и нарушение пищеварения.
— А причина установлена? — поинтересовалась Луиза.
— Это серьезно? — спросил Уилл.
— У него подозревают тиф. Все симптомы налицо.
Все охнули от ужаса. Даже человеку молодому и сильному непросто побороть это заболевание, а для сорокадвухлетнего мужчины, который, как известно, уже далеко не такой крепкий, оно представляет смертельную угрозу. Вечер омрачила тень тревоги, которую уже ничто не могло рассеять.
Утром, выйдя из магазина, чтобы нанести свой еженедельный визит надомным работницам, Луиза купила газету, надеясь узнать свежие новости о состоянии принца Альберта. Там просто говорилось, что у него по-прежнему небольшой жар. Луиза хорошо помнила тот день, когда император и императрица проезжали во время своего очередного официального визита в Париж, довольные и счастливые тем восторженным приемом, который устроили им на улицах толпы народа. Она знала, что британцы чрезвычайно чтят принца-консорта, поэтому могла себе представить, в какой траур погрузится страна и вся империя, когда случится неизбежное.
Луиза вспомнила самое первое платье, которое шила у мадам Камиллы. Она спросила тогда, почему вся одежда таких невзрачных оттенков. И ей объяснили, что двор еще не снял траура по сестре короля и что, будь это сам король, они буквально потонули бы в черном. Луиза замедлила шаг, она осознала, что теперь надо делать, и поспешила обратно в магазин поделиться с Робертом своим замыслом. Чтобы сократить путь и войти в магазин со стороны двора, где находился кабинет, она вошла через деревянные ворота, в которые обычно въезжал фургон с товаром, и прошла мимо окна кабинета, заглянув туда, чтобы дать Роберту знак, что у нее необычайно срочное дело. Ее потрясло увиденное. Ошеломленная, не веря собственным глазам, она быстро отпрянула и прислонилась к кирпичной стене здания, зажав рот ладонью, чтобы не закричать. Ее муж и Лили Эшкрофт! Развалились прямо на кушетке в кабинете, предавшись похоти! Как отвратительно! Теперь-то Луиза все поняла.
Луиза вышла через деревянные ворота. Оказавшись в переулке, стряхнула с юбки кирпичную пыль. На улице она окликнула кеб. И уже скоро ее привезли к «Бостон-стрит фэктори». Уилл принял ее у себя в кабинете. Она изложила ему свой план, которым собиралась поделиться с Робертом.
— И ты готова рискнуть и поставить на это все свои сбережения? — спросил Расселл.
— Да! Мало того, я собираюсь набрать заказов в кредит где только возможно — и здесь, и во Франции. Но мне понадобится большой склад и место, где все это можно было бы впоследствии сбыть, оптом и в розницу. Ты мне поможешь?
Его лицо расплылось в широкой одобрительной улыбке.
— У тебя железные нервы. Я всегда это знал. Естественно, помогу, но я хотел бы тебя кое о чем спросить.
— Да?
— Почему ты не поделилась своим планом с мужем, а пришла ко мне? Учитывая, что в его распоряжении «Престберис»…
— Нет! — Луиза вскочила со стула, сжав кулаки. — Я больше никогда ничего не буду делать от лица «Престберис»! С этим покончено. Все товары будут распроданы под моей девичьей фамилией.
Расселл задумчиво потер подбородок.
— Ясно. У меня есть предложение.
— Даже и не думай меня отговаривать!
— Не собираюсь. — Он лениво поднялся и обошел вокруг стола. — Просто хотел предложить тебе взять меня в долю, если не возражаешь. По закону женская подпись на контракте считается недействительной, но мы с тобой в частном порядке заключим партнерское соглашение, и тогда уже никто не сможет претендовать на ту продукцию, которую изготовят мои рабочие, никто.