Подтянув к себе стул, Белланже рухнул на него и потер затылок: дорого бы он дал сейчас за массаж.
– Люси говорит, все четверо – наши клиенты?
– Ну да, наркотики, кражи, хранение и прочее в таком роде. Эмманюэль Прост попался в 2013-м вместе со своим дружком Тони на краже меди с железнодорожных линий. Получил полгода; выйдя из тюрьмы, через некоторое время нанялся в «Хеффнер Транспорт». Собачьи бои позволят нам связать его с убийством, но на данный момент у нас нет ни одной прямой улики, доказывающей, что он в этом замешан. Ни ДНК, ни отпечатков…
– Подошвы?
– Я смог проверить, когда у него забирали шнурки. Ни его подошвы, ни его дружка Тони не соответствуют отпечаткам, снятым с краев ямы.
– Скверно.
– К счастью, имеются сделанные Спик фотографии щитов, находящихся дома у Проста. Он не сможет отрицать кражу. Этот говнюк все нам выложит.
Шарко постучал по экрану:
– Видел число подключений?
– Сколько?
– Больше девяти тысяч, а ведь сейчас час ночи и большинство людей спит. А что будет завтра?
– Девять тысяч? Как такое возможно?
– Я только что виделся с Жеко. Его телефон уже раскалился от звонков. Обратный отсчет, который мы запустили, и те программы, которые обнаружила Летиция Шапелье, заодно разослали мейлы десяткам журналистов из бумажной прессы, но в основном телевизионщикам. Около часа назад информация прошла на BFM[58].
– Шутишь…
– Жеко наорал на них по телефону, и знаешь, что ему там ответили? «Если не мы, то передаст кто-то другой. В любом случае уже слишком поздно, потому что информация попала в Twitter и на Facebook». Twitter и Facebook, вот ведь срань…
Его взгляд затерялся в пустоте, потом вернулся к Николя.
– В шесть утра вся пресса Франции и Наварры соберется у нас под окнами со своими паршивыми фургончиками спутниковой связи. И захотят узнать все, вплоть до цвета наших унитазов. И будут висеть у нас на хвосте, как голодные щенки.
Николя был подавлен. Продолжалась гонка за ужасами, стычками и сенсациями, симптоматичная для общества, где безраздельно царят социальные сети, внося смуту в официальную прессу. Коп вспомнил о бойне в «Шарли»[59] и том заснятом каким-то любителем моменте, где было видно, как один из братьев Куаши в упор расстреливает их коллегу-полицейского. Автор видео разместил запись на Facebook, потом через пятнадцать минут убрал, но было уже поздно. Телеканалы и газеты уже завладели ею. Все, что попадает в котел Facebook, обречено вариться там до скончания времен.
– Нам осталось около восемнадцати часов до истечения срока ультиматума, – продолжал Шарко. – Нельзя терять время ни на что, могущее отвлечь нас от самого срочного, а именно от спасения пленников. Другими словами, прокладываем курс и лезем в самую гущу.
Его губы поджались, превратившись в тонкий шрам, что у него было признаком глубокого гнева. Николя узнал прежнего бескомпромиссного Шарко, акулу, жаждущую крови. И в глубине души возрадовался. Шеф посмотрел на часы:
– Хватит с меня этой хрени.
Он резко встал и зашел в камеру Проста, который беседовал с адвокатом. Схватив задержанного за плечо, он, несмотря на протесты, поволок его за собой:
– Закончишь исповедь позже. Пошел.
Шарко вернулся в бокс и излишне резким движением захлопнул за собой дверь. Николя указал Просту на правый стул, адвокат устроился слева и попросил, добавив несколько формальных угроз, включить запись. Шарко с удовольствием разбил бы ему голову об угол стола, но вместо этого приступил к обязательным формальностям.
В Просте не было ничего от наглого главаря. Никаких вызывающих взглядов, подавленный вид, бегающие глазки. Ссутулился на стуле, зажав ладони между коленями. На правой щеке еще виднелся отпечаток гравия. Франк достал пластиковый пакет и положил перед собой:
– Похоже, собачьи бои доходное дело, Эмманюэль. При тебе было три тысячи евро, как и у одного из типов в «мерсе», у некоего… Лекуантра. Твой пес срубил для тебя бабки, но, судя по его состоянию, ветеринар наверняка сейчас его усыпляет.
Прост заерзал на стуле, но держал себя в руках. По всей вероятности, адвокат посоветовал ему вести себя тише воды ниже травы. Через окошко в двери Шарко увидел, что кто-то прошел по коридору: все четыре допроса должны были начаться одновременно.
– Черт, ты же перерезал своим псам голосовые связки! А знаешь, что полагается за жестокое обращение с содержащимися в неволе животными? Два года тюрьмы и тридцать тысяч штрафа как минимум! А ко всему этому добавим, как сам понимаешь, незаконную торговлю, незаконное владение незарегистрированными опасными собаками, ну и так далее… Но как тебе должно быть известно, ты здесь не только из-за этого, Эмманюэль. Уже поздно, у всех нас был дерьмовый день, так что давай не будем вилять и решим все по-быстрому, пока я не рассердился.
Франк достал из пластика фотографии сцены преступления в лесу Бонди и подтолкнул их к подозреваемому:
– Кто это?
Прост посмотрел на снимки, скривился и резко оттолкнул их от себя:
– Я ничего об этом не знаю, клянусь, что ничего не знаю. Черт, да я даже не понимаю, о чем вы! И никакого отношения к этому не имею!
Франк разложил перед ним другие фотографии, как карты в пасьянсе. Яма, тело, татуировка, укусы…
– Что ты делал в ночь с понедельника на вторник?
Прост глянул на адвоката, тот коротко кивнул.
– Я был дома, один. У меня был тяжелый день.
– Не гони. Тяжелый день, вроде вчерашнего?
Прост не ответил. Николя подошел к его стулу. И остался стоять прямо позади него, положив руку на спинку. Спросил, что он делал в тот день, что ел, какую программу по телевизору смотрел. Прост отвечал запинаясь, не очень уверенно. Сказал, что выпил и курнул травки, а больше ничего не помнит.
– Ладно, освежим тебе память, – бросил Шарко, ткнув пальцем в одну из фотографий. – Этого человека сожрала собака, стафф, вроде тех зверюг, которых ты незаконно выращиваешь для боев. Ты единственный из четверых, кто работает в «Хеффнер Транспорт», а щиты, которые ты видишь там, в яме, они как раз из твоего «Хеффнера», а не откуда-то еще.
– Это не доказательство, это не я.
Шарко показал ему фотографии, которые переслала Одри. Крупным планом маркировка щита.
– Мы обнаружили эти щиты у тебя на втором этаже, под клетками с собаками. Та же маркировка, тот же источник. «Хеффнер Транспорт».
Удар попал точно в цель. Прост замер, ощетинившись:
– Что за фигня, вы влезли ко мне в дом!
– Не волнуйся, сперва мы вытерли ноги. Но еще вернемся с обыском в твою конуру в Гуссенвиле. Пороемся в мозгах твоего компьютера, разберемся с банковскими и прочими счетами, а главное, распотрошим твой телефон. Ты же отлично знаешь: эти маленькие гаджеты настоящие стукачи. Через несколько часов мы будем полностью в курсе любых твоих передвижений за последние месяцы, с точностью до десяти метров.
Шарко указал на камеру:
– И догадайся, что подумает следователь, если ты нам скажешь, что нога твоя не ступала в лес Бонди, а мобильник докажет обратное? Ты не хуже моего знаешь, как следователи не любят вранья и что ложь может удвоить наказание.
Шарко понял, что попал в точку, когда увидел, как побледнел Прост. Водитель-дальнобойщик заерзал на стуле. Адвокат напомнил ему о праве не отвечать на вопросы, подчеркнул, что полицейский говорит без доказательств в виде данных с телефона, но задержанный знал, что с мобильником копы его прижмут. И он решил частично расколоться.
– Ну да, мы с Тони соорудили яму для собачьих боев. Мы провели три или четыре fights[60], но вот уже несколько недель мы ее не использовали: спокойнее работать на ходу, это привлекает меньше внимания. А что до трупа, понятия не имею, откуда ему там взяться. Это не я, я тут вообще ни при чем, я не преступник.
– А разве не преступление то, что ты делаешь с этими собаками? – проорал Николя, наподдав ему по затылку.
Адвокат открыл было рот, но Шарко встал так резко, что стул с противным скрежетом отъехал по полу. Он обошел стол и помахал фотографией трупа перед носом Проста:
– Итак, подведем итоги: ты выкопал яму в чаще леса, накрыл ее доской и всякой растительностью. Этакая… невидимая яма. Верно?
Никакого ответа.
– А мы внутри ее находим бедолагу, искусанного псом, который непонятно как перемолотил ему половину костей, вырвал горло и выгрыз печень. Так объясни нам: если виноват не ты, то кто? Святая Инквизиция?
Прост вялой и влажной рукой взял одну из фотографий. Потом другую, где крупным планом были видны укусы.
– Кости размолочены, вы говорите?
– Большая берцовая, локтевая, лучевая… просто в порошок стерты.
– Я знаю только одну собаку, которая на такое способна…
Он отвел глаза от фотографии, его зрачки расширились. Он уставился на какую-то воображаемую точку на столе.
– Когда мы в первый раз встретились, я еще в жизни не видел такого здоровенного стаффа… Клянусь, это чертово чудище, а не собака. В холке немногим выше обычного, но такой накачанный, мускулы прямо прут отовсюду, как… как Шварценеггер, только среди псов. И морда в два раза шире, чем у нормальных. Клянусь, я не выдумываю. Ни одна зверюга против него больше пяти минут не выдерживала. Эта псина, она нечеловеческая.
– Вот странно-то, – бросил Николя. – А кто хозяин?
– Он называет себя Каратель.
Николя переглянулся с Шарко, у которого в голове тоже щелкнуло. Майор порылся в своей папке и извлек первое письмо Ангела. Человек в маске упоминал этот псевдоним. Я покажу вам, на что способны эти монстры, прячущиеся во Франции, со своими сбирами вроде Карателя. Теперь у них есть формальное доказательство наличия связи между двумя делами. Если Ангел знаком с Карателем, обратное тоже должно быть верно. Шарко закрыл папку и, подавшись вперед, уперся ладонями в стол: