– Да, это в письме. И вот что именно он пишет: Если я вам скажу, что на Кубе скоро начнется эпидемия холеры, что Аустерлицкий вокзал скоро поплывет или что в Судане через несколько дней вспыхнут военные столкновения, вы, безусловно, примете меня за сумасшедшего.
Он снова сосредоточился на дороге:
– Если предположить, повторяю, если всего лишь предположить, что он сказал правду про эти три события, то что может связывать паводок в Париже, болезнь на Кубе и волнения в Судане?
– Ничего. Просто катастрофы, причем разбросанные по самым разным концам света.
– Скорее непредсказуемые события, чем катастрофы, ведь там еще и волнения в Судане. Не считая подъема воды и безусловного умения Ангела экстраполировать, как он мог знать про холеру? По радио передавали про первый случай, зарегистрированный этой ночью. Письмо мы получили во вторник, а написано оно и того раньше. Ну, так как же ему это удалось?
Николя не мог понять. Должно же быть объяснение, какой-нибудь фокус, как и с тем незнакомцем, который рухнул у дверей Бастиона ровно в 17:02: причиной был переделанный кардиостимулятор. Никто не мог предсказывать грядущее, даже эта тень, за которой они охотились и которая называла себя Ангелом будущего. И однако, коп не мог не думать о татуировке незнакомца из леса. Опять странное предсказание, которому не было никакого рационального объяснения.
Приехав в Жанвиль, они остановились у булочной, чтобы купить сэндвичи, десерты и напитки, а затем точно следовали указаниям, полученным от Эмманюэля Проста. Придавленный серой моросью город, казалось, медленно умирал вместе со своими домами из красного кирпича и пустынными улицами. Кладбище кораблей ждало их на оконечности острова Жана Ленобля, подобраться к нему можно было только по старому мосту, такому ржавому, что Николя засомневался, выдержит ли он вес машины.
Они миновали вереницу жилых зданий – особо стойкие все еще здесь жили – и для начала объехали остров по растрескавшейся дороге километра в два длиной. Они заметили суда, которые и искали, на северной оконечности, позади высокой изгороди из кустов и мертвых деревьев.
Им потребовалось меньше пяти минут, чтобы вернуться к баржам. Николя решил припарковаться метрах в двухстах от них, в тени зданий заброшенной судоверфи. С дороги их машину было не видно.
– Возьмем только фонари, просто глянем…
Дождь делал все серое еще серее, поверхность Уазы сливалась с небом, не меняя цвета. Осенние деревья, мрачные стражники неприступного берега, охраняли его, раскинув ветки, словно худые голые руки. К счастью, они нашли мостки, правда, в паршивом состоянии, которые вели прямо в заросли.
– Не так гламурно, как у тебя, – заметила Одри.
Эпизод со стрессом в машине вроде бы остался позади, Одри вновь порозовела. Они прошли метров пятьдесят и оказались на берегу. Ржавые поперечины мостков отчаянно скрипели, их ответвления вели к полуразвалившимся баржам. Николя теперь лучше понимал, откуда взялась судоверфь: работы по демонтажу были начаты, но брошены на полпути. Ободранные борта кровоточили, изъеденные постоянным прибоем мутной воды. Эмманюэль Прост прав: трудно найти более мрачное и уединенное место. Идеальная площадка для подпольных боев.
Они дошли до последнего судна, фламандской торговой баржи, напоминающей выброшенного на берег кита. Осторожно двинулись внутрь – уровень воды в Уазе поднялся и доступ становился опасным. Идя впереди, Николя держал руку на оружии.
– Смотри, куда ставишь ногу…
Гнилая палуба, вся в проломах, была завалена снастями и мусором. Ржавые шипы торчали из трапов и ограждений. Плющ душил рулевую рубку, вился вокруг штурвала. Николя включил фонарь и высветил черную дыру, ведущую в трюм. Дна не было видно, ступени терялись в темноте. Вдруг он почувствовал, как сдавило горло, невидимая рука пыталась его задушить. Мускулы задеревенели, руки задрожали. Только не сейчас…
Он сделал глубокий вдох и, пригнувшись, пошел вперед, в эхе капель и стоне агонизирующего металла. Вспышки перед глазами. Скала, мрак… Камиль, привязанная и распятая, со вспоротым животом… Николя потряс головой, сердце билось о ребра, пытаясь неуемными толчками раздвинуть их. Он замер на месте, и Одри наткнулась на него.
– Ой! Все в порядке?
Николя покачал головой и посторонился:
– Сейчас пройдет, ступай пока одна. Мы же в паре, ты и я…
«Батаклан», подумала Одри. Темные замкнутые пространства должны отсылать его туда же, куда меня грузовики, а препарат еще все усиливает. Она ничего не сказала и продолжила спускаться в трюм, такой длинный, что луч ее фонарика освещал лишь его часть. Пахло торфом и окисью железа. Ржавчина заполонила пол, потолок, переборки. В самой глубокой полости она обнаружила решетку, установленную между металлическими створками, которые ограждали пространство в три метра на три. Пол под гирляндой лампочек, развешенной поверху и подсоединенной к автомобильному аккумулятору, был застелен соломой. Все было готово к собачьей схватке. Она повернулась к Николя, оставшемуся позади и превратившемуся в световое пятно в ночи. Побежала к нему:
– Арена там. Что теперь будем делать?
Николя выбрался наружу. Набрал в легкие воздух и подставил лицо под струи дождя. В ушах гудела кровь.
– Мы… заберемся в машину и будем ждать. Если он появится и пойдет по мосткам, времени у нас будет не много. Нужно будет прикрепить GPS-маячок под его машину. И все. Тогда его засекут, и группа сможет спокойно его взять. Остается надеяться, что он придет. Лучше бы сегодня вечером, на крайний случай – в ночь на воскресенье…
Прежде чем покинуть судно, Николя повернулся к коллеге:
– Ни слова про то, что со мной случилось внутри. Никому.
– И в машине тоже ничего не произошло.
Николя кивнул.
– Я не хочу это обсуждать, даже между нами, – продолжала Одри. – Я перенесла свои посещения клиники «Сальпетриер» со вторника на субботу, так что мы там больше не пересечемся. Я не хочу ни с кем об этом говорить. Хорошо?
– А я перенес на понедельник, – с ноткой раздражения в голосе сказал Николя. – К счастью, мы не выбрали один и тот же день.
Одри уже пошла дальше.
– Вот и ладно. Думаю, мы с тобой на одной волне.
23
Расположенный на окраине Реймса «Cardiotex SA» растянулся, как длинный стеклянный корабль с металлической структурой в форме альвеол. Люси не стала отвлекаться ни на суровый и футуристический вид здания, ни на различные охранные устройства, которые следовало преодолеть, чтобы добраться до административного этажа компании. Директор, которого только что предупредили о раннем визите офицера полиции, ждал ее в своем кабинете.
Поднимаясь, Люси взглянула на свое отражение в зеркале лифта и поправила непослушные пряди волос, спадающие на куртку. Два с половиной часа дороги на полной скорости, да еще после бессонной ночи. Она ненавидела, когда глаза так опухали от недосыпа, а усталость и стресс толкали на необдуманные слова и действия. А еще она злилась на Шарко. Даже если из-за этого дела он находится в постоянном напряжении, как мог он так жестко с ней разговаривать?
Секретарша оставила ее перед дверью кабинета Оливье Ван ден Бюша. Директор предложил ей присесть и не стал утруждать себя обычными формальностями.
– Прошу извинить, но у меня мало времени, через полчаса у нас заседание совета директоров. Чем могу помочь?
Люси представляла его стареньким профессором медицины, а перед ней был безупречно одетый мужчина максимум лет сорока. Этакий бизнесмен между двумя самолетами. Позади него на стеллаже красовалась рекламная брошюра, перечеркнутая наискось слоганом: «От качества нашей продукции зависит жизнь наших клиентов». Устроившись в кресле, Люси представилась и выложила на стол множество увеличенных снимков обугленного электрокардиостимулятора.
– Это ваш аппарат?
Директор рассмотрел снимки с самым пристальным вниманием. Его лицо героя-любовника стало еще значительнее.
– Да, похоже на то. По форме это предпоследняя модель, поступавшая на реализацию до февраля 2016-го. А что случилось?
– Он сгорел во вторник в теле человека, который пришел умереть перед штаб-квартирой парижской судебной полиции. Человек скончался на месте, а судмедэксперт извлек из его груди то, что вы видите перед собой, – аппарат, вышедший с вашего предприятия. И чтобы предупредить вас, сразу скажу: к несчастью, речь не идет ни о случайности, ни о какой-либо поломке, мсье Ван ден Бюш. Жертве поступали угрозы, и человек осознавал, что в 17:02 в его груди может сработать бомба.
– Но… это невозможно…
– Однако со всей очевидностью так оно и есть. И я здесь, чтобы разобраться.
Ван ден Бюш утратил значительную долю своей представительности. Его лицо осело, как песочный куличик, омытый волной. Он отклонился немного в сторону, проверяя, хорошо ли прикрыта дверь за спиной Люси, и помолчал.
– Простите, но это… ужасно. Вы говорите, штаб-квартира парижской полиции… Это каким-либо образом связано с тем, что рассказывают по радио? Мужчина и женщина, запертые в трубе? А еще говорили о человеке, который вроде бы умер перед зданием полиции.
– Он и есть.
Для директора это оказалось ударом.
– Я очень сожалею. Таких новостей не ждешь, особенно потому, что с нашими кардиостимуляторами[62] никогда не бывало столь серьезных проблем. Поднимаясь сюда, вы могли заметить, что мы просто одержимы безопасностью и надежностью. Кардиостимулятор должен функционировать без малейших проблем в продолжение всего времени работы его батареи, то есть около семи лет. Из сотен тысяч единиц продукции, выпускаемой нашими заводами, только с тридцатью двумя возникли проблемы и…
– Можете добавить к вашей статистике еще и этот.
Она протянула ему снимок. Директор рассмотрел цифры, восстановленные после разрушения:
– Если бы вы мне дали полный серийный номер, я смог бы направить вас к нужному врачу и в нужную больницу, и там по его медицинской карте вы смогли бы выяснить личность пациента. Но сейчас… К сожалению, большинство наших серийных номеров начинаются с этих четырех циф