– Судя по его виду, это работает, – заметил Николя.
Он прищурился, подумав, не отретуширована ли фотография. Шарко вывел на экран другие снимки, отобранные в галереях изображений. На одном из них Ортман позировал среди произведений искусства и делал непристойный жест, показывая фотографу средний палец… На другом он был с голым мускулистым торсом, разрисованным живописными изображениями… Он рисовал, создавал скульптуры, вырубал из камня, и все это в мрачной мастерской со старыми пожелтевшими и потрескавшимися черепами, обломками костей, вделанными в стены, масками морщинистых вопящих лиц, висящими на проволоках… Он объяснял, что демонстрирует старость в ее самом уродливом проявлении. Эти фотографии показывали различные грани личности Ортмана: суровый бизнесмен и сумасшедший художник, у которого старость вызывала отвращение, а то и ужас.
– Есть еще вот эта, – сказал Шарко.
На снимке Ортман позировал рядом с каким-то типом на фоне большого стеклянного здания, увенчанного логотипом, известным во всем мире: «Google».
– Сделана в 2014-м во время конференции по инвестициям в Силиконовую долину. Ортман и…
– …Рэй Курцвейл, футуролог-трансгуманист из Google, свято верующий в бессмертие, – подсказала Одри. – Глава «Calico», биотехнологических проектов Google…
Шарко кивнул. Одри подошла к экрану. Все те же GAFA были тут как тут. Фотография, конечно же, сделана во время заключения соглашения. Но превращало ли это Ортмана в трансгуманиста? Во всяком случае, его личность во время расследования нигде не всплывала.
– Я до сих пор не могу понять, чем меня так смутило одно из его произведений…
– Сейчас поймешь. В его финансовом созвездии есть два предприятия, на которые мы сделали стойку. Для начала, «WorlDna», базирующееся на Гибралтаре, та самая пресловутая лаборатория, которая принимает образцы ДНК со всего мира, воссоздает профили и рассылает повсюду комплекты CRISPR. Вот на их символ у тебя в голове и щелкнуло. Твое произведение искусства – это логотип их компании.
Одри задумчиво кивнула. Ну конечно… Она же встречала его в Сети.
– И потом, есть еще одна компания, «Predict Inc», созданная пять лет назад и расположенная в Осло.
– Осло… Ангел в начале своего письма упоминает этот город.
– Точно, цитирую: «Я мог бы рассказать вам, что происходит в Осло, но вполне вероятно, что на данной, слишком ранней стадии вам на это плевать». Поиск в Интернете по «Predict Inc.» практически ничего не дал, там все заблокировано. Но, судя по краткому пресс-релизу, которому уже три года, они специализируются на развитии предсказательных данных, которые получают из информации в Big Data.
– Предсказательных данных? Вроде… предсказания будущего?
– Только не спрашивай меня, я сам больше ничего не знаю. Но история с предсказаниями нам всем близка. Наводнение во Франции, холера на Кубе, столкновения в Судане…
Открытия Шарко были выше их понимания. Шеф подтолкнул к Николя копию первого письма Шевалье. Он подчеркнул там три строки, которые Николя и прочел вслух.
– «Президент подписал подтверждение курса на развитие искусственного интеллекта. Он позволяет непрозрачным инвестиционным фондам финансировать предприятия как у нас, так и по всей Европе. Чем они занимаются в своих лабораториях? За своими компьютерами? Вы хоть это знаете? А я знаю».
Николя положил бумагу на стол:
– Совладать со старостью и предугадывать будущее – неплохая цель для одного человека. Биотехнологии, трансгуманисты… След, ведущий к Ортману, чертовски хорош.
Шарко согласно кивнул:
– Да, пахнет аппетитно. Одна проблема: с чисто объективной точки зрения все это кажется чередой случайностей. Ничего конкретного против него нет, нам нечего предъявить судье, чтобы официально сунуть нос в его дела. Никакой фактологической связи с кланом. Он финансирует Гидру, ну и что? Он мажоритарный акционер компании, проводящей анализы ДНК, и продает комплекты, которыми пользовались члены клана, и что это доказывает? К тому же письмо Ангела могло касаться любого типа, связанного с биотехнологиями и движением трансгуманистов. – Он уставил указательный палец в стол. – Но мы-то знаем, что этот парень в деле по самые уши, потому что все лампочки мигают красным. У меня впечатление, что большой босс, которого Ангел хотел изобличить в своем письме, – это он. – Он позволил повиснуть тишине, потом хлопнул в ладоши. – Мы не станем ворошить его компании и вязнуть в финансовых закорючках. Пойдем самой прямой дорогой – к нему самому. Я хочу все знать об этом типе: откуда он появился и где живет. Доложите, если он перешел дорогу в неположенном месте. Определите его местонахождение и найдите предлог, чтобы взять его.
Копы зашевелились. Прежде чем Одри вышла, он положил руку ей на плечо:
– Дьявол всегда скрывается в деталях. Ты нашла такую деталь. Теперь осталось выковырнуть дьявола.
Оставшись один в кабинете, он, закинув руки за затылок и не сводя глаз с Ортмана, потянулся на стуле. У того был магнетический взгляд. Обхватив голову ладонями, он сидел с видом варвара-завоевателя после сражения. Шарко не выносил таких сволочей. Слово копа, он его поимеет.
В этот момент зазвонил телефон. Майор Фредерик Боэси.
По звуку его голоса Шарко понял, что у того плохая новость.
Лука исчез.
72
Мелкий дождь, покрывая блестящей пленкой крыши из серого сланца, сыпался на пустые улицы Карантека, местного курорта. Магазинчики и рестораны закрыты, ставни опущены, суда при смерти стоят в порту… Город походил на любой курорт в межсезонье: высосанный до костей вампиром зимней спячки. Когда усталые колокола неоготической церкви пробили шесть часов, Люси показалось, что они возвестили о конце света.
После короткой ночи в дешевенькой гостинице она проглотила кофе с круассаном в кафе рядом с заведением. Париж, биохакеры, клан отрезанных фаланг… все казалось очень далеким. У копа было чувство, будто на этих кельтских землях она ведет совсем другое расследование и ищет частицу истины в совсем ином ритме, нежели в столице. Здесь все отсылало к прошлому с навязчивым ощущением мрачной тайны, витающей над этими краями.
Она была чужачкой, на которую местные, собравшиеся у бара, поглядывали косо. Лица, изъеденные солью, руки в рубцах от нейлоновых рыбацких сетей. Как раз тот тип людей, которых Люси и искала: эти завсегдатаи бара должны знать все обо всем. Она допила кофе и подошла к стойке. Разговоры стихли.
– Мне нужны сведения о заброшенном доме на мысу, и я подумала, что кафе – лучшее место, чтобы задать такие вопросы. Я хочу знать, кто там жил и что именно случилось в том доме.
Мужчины поглядывали на нее исподлобья. Один из них положил на стойку монету и вышел. Бармен, не ответив, отвернулся к кофемашине. Шум кофемолки заполнил помещение. Люси пристально посмотрела на Гегана – имя было написано на его комбинезоне пожарного: «Геган Отец & Сын». Тот в свою очередь разглядывал дно своей чашки, не решаясь поднять большой блестящий нос. Скрученная сигарета покоилась у него за правым ухом, под курчавой седеющей шевелюрой, отдаленно напоминавшей морскую губку.
– Мы здесь об этом не говорим, дамочка. Ступайте в мэрию или еще куда.
Похоже было, что он обращается к своей чашке. Люси выложила полицейскую карточку:
– Скажем, я немного спешу. И предпочитаю поговорить с местными жителями, а не с администрацией.
Геган украдкой оглядел ее с головы до ног: он, безусловно, был родом из семидесятых, когда копами служили только усатые мужики. Он допил кофе и засунул руки поглубже в карманы:
– Пойдемте. Ну, если эта морось вас не пугает.
Они прошли несколько сотен метров в направлении порта. Кожа у него так загрубела, что он даже не ежился. Почему надо разговаривать снаружи, когда можно остаться в тепле в баре? Кутаясь в куртку, Люси продрогла и прониклась уверенностью, что Геган сделал это нарочно, просто чтобы преподать урок заезжей парижанке. Она едва различала блестящие корпуса судов в тумане, который накатывался из морского простора и обволакивал их, как колючая проволока.
Бретонец смерил ее взглядом:
– Я могу узнать, почему вы расследуете эту историю?
Вдали прозвучал туманный горн.
– Я приехала из-за заброшенного дома. Он может быть связан с преступлениями, над которыми мы работаем. Я не знаю ни истории, ни обитателей этого старого жилья. Поэтому вы мне и нужны.
Он перекатил сигарету от уха к губам и прикурил, загораживая огонек зажигалки. Один из ногтей на его левой руке почернел, наверняка из-за неудачного удара. Он кивнул на причал, где стояла одна из лодок:
– Это была их стоянка. У них была маленькая девятиметровая яхта, сделанная в Италии, которую они назвали «Лука». Часть времени она стояла на приколе здесь.
– Когда вы говорите «они»…
– Семья Гриффон. Муж, жена и их сынок. Они приезжали в свой загородный дом на мысу по нескольку раз в год, а летом проводили там целый месяц. Часто бывало, что Мэгги с сыном оставались, чтобы она могла порисовать, а он возвращался в Париж. Марк Гриффон был известным гинекологом.
Люси чувствовала себя маленькой девочкой, которая нашла в саду пасхальные яйца. Марк Гриффон… Сын… Гинеколог… Большая часть ответов, которые они искали, была здесь, Люси вдруг в этом твердо уверилась.
– Здесь все знают историю их семьи. Это как история про проклятия. Черт, да от нее мурашки по спине бегут. В свое время все местные газеты о ней писали, может, вы читали?
– Я хочу услышать вашу версию.
Струйка дыма просочилась между его зубами, такими же серыми, как все вокруг.
– Я-то не врач, не знаю, смогу ли хорошо вам объяснить, но все ж попробую. Когда Гриффоны купили этот дом, лет десять назад, у них был сын трех или четырех лет, Ашиль. Отец его обожал, вы бы только видели! Он катал его на яхте, их часто встречали, когда они гуляли вместе по улицам. Там раньше были карусели с лошадками, и отец часами смотрел, как сын на них крутится. Маленький светловолосый мальчик, страдавший от какой-то редкой формы лейкемии. Ад кромешный, эта болезнь, бедному малышу приходилось терпеть тяжелые процедуры. Без пересадки костного мозга ему оставалось жить всего несколько лет. Проблема была в том, что время шло, а совместимого донора все никак не находилось ни в одной картотеке.