Не издавая ни звука, копы исследовали ультразвуком бронированную входную дверь. Крепкая штука. Потребовалось пять минут и пятьдесят ударов тарана. Про эффект неожиданности можно было забыть.
С оружием на изготовку они проникли внутрь. Их встретила только тишина. Осторожно обследовали все комнаты, поднялись на второй этаж, проверили все укромные уголки. Гриффона нигде не было, хотя его машина мирно дремала в подземном двухместном гараже. Может, он улизнул на второй машине? Откуда им знать.
Шарко зашел в гостиную, охваченный невероятным ощущением пропитавшего все вокруг одиночества. Высокие потолки, каменные стены, огромный стол без скатерти с единственным стулом, стоящим посреди пустого пространства. Он оглядел мрачные картины: «живопись мастихином» с его рубцами, чудовищность Гойи, где смерть берет верх над жизнью, а лица с выпученными глазами и гримасничающими ртами, кажется, хотят в вас вцепиться. Его взгляд задержался на одном из полотен: бушующее море, монстр – вроде великана-людоеда – стоит на перевернувшемся судне, пожирая младенца с деформированным телом. Уж не был ли сам Гриффон этим людоедом?
Дом не производил впечатления гостеприимного. А учитывая произведения на стенах, вряд ли сюда кто-то приходил. Кабинет с такими же отвратительными картинами показался ему строгим. Книги в библиотеке касались только медицины, препарирования, эмбриологии. Чуть дальше – анатомические атласы, грубые и омерзительные в своей демонстрации жуткой уязвимости человека – только плоть. Еще дальше указывала на вас обвиняющим пальцем статуя существа, у которого были видны все мускулы и кости, – человек, с которого живьем содрали кожу.
Один из коллег появился у него за спиной и попросил идти за ним. Они присоединились к Люси в конце длинного коридора. Она открыла дверь, за ней была другая, тоже стальная. Шарко приказал взломать дверь. Задача оказалась не менее трудной, чем проникновение в дом.
Снова ступени, уходящие под землю. Какой мрак ждет их на этот раз? Какие новые кошмары оставил за собой Гриффон? Шарко прищурился, и на него навалилась тоска. В момент, когда он поставил ногу на первую ступеньку, перед ним предстало лицо Бертрана Лесажа, прилипшее к стенке цилиндра… Пузырек воздуха на правой ноздре… Много раз эта сцена возникала в его голове, в том числе и во сне.
Он почувствовал руку у себя на спине. Люси, позади него.
– Ты в порядке?
– В любом случае хуже уже некуда.
Он нажал на выключатель и вместе с женой принялся спускаться. Повернул налево, держа оружие в руке, и был ослеплен яркой белизной, хлестнувшей в лицо.
При виде своего открытия он застыл, лишенный способности выдавить хоть один звук.
История началась в этой дыре, в дыре она и закончится.
75
Гинекологический стол был освещен бестеневой лампой, вокруг расставлены мониторы, эмбриоскоп, бинокулярные лупы, а на специальных столах разложены хирургические инструменты. Катетеры, шприцы, рефлекторы, маски, перчатки, антисептики… Стены были выкрашены в белое, пол покрыт линолеумом того же цвета. Ничего общего с любительством лаборатории Демоншо. Здесь располагался «роллс-ройс» среди подпольных лабораторий.
Люси приблизилась к гинекологическому столу, чувствуя, как спазм сводит внутренности.
– Он оплодотворил Эмилию Робен здесь. На этом столе все и началось…
Она представила Эмилию Робен, ее голые расставленные ноги. И Гриффона в стерильном халате, с хирургической маской на лице, вводящего эмбрион будущего Луки в матку молодой женщины. Какие чувства она испытывала? В тот момент она уже думала о бегстве?
Люси подошла к оборудованию, которое Гриффон приобрел, разумеется, с помощью Демоншо. Потрогала хирургическую нить. Склонилась над корзиной под раковиной, доверху наполненной марлевыми салфетками с засохшей кровью.
– Чего я не понимаю, так это хирургического оборудования. Оплодотворение проходит без инвазивного вмешательства, просто под контролем УЗИ, катетером с эмбрионом, который вводится в матку. Эта кровь, салфетки, хирургическая нить…
Она посмотрела на другие пузырьки. Лидокаин… Хлоргидрат лидокаина… Местная анестезия.
– Он занимается не только оплодотворением. Он еще и делает хирургические операции.
– Какие? – отозвался Шарко. – Кому?
Люси не ответила, но какая-то мысль шевельнулась в сознании. Она посмотрела на пролет в глубине зала, где висела занавесь из узких полос, как на бойнях. С пистолетом в руке она подошла ближе, осторожно скользнула между прозрачными пластиковыми лентами. Ее пальцы нащупали выключатель: зажегся свет, намного более затененный, смягчивший мрак – как деликатное освещение под сводами музея или у алтаря церкви. Игра неярких лампочек, расположенных в глубине помещения, формой похожего на эскимосское и`глу, создавала эффект контражура, не позволявший посетителю разглядеть, что за формы расставлены на полках, вон там, всего в трех метрах.
Вместе с Франком, который шел за ней, Люси почти как в замедленной съемке приблизилась к этой пещере, больше похожей на часовню. Слева стояли листы фанеры. Прямо перед ними свет начал мерцать, становясь то синеватым, то зеленоватым в зависимости от угла, под которым взгляд падал на толстое деформирующее стекло сосудов.
Потому что темные формы, стоящие на контражуре, были сосудами. Восемь сосудов выстроились, как крошечные гробы. Рассмотрев их содержимое, Люси почувствовала тошноту.
Резервуары содержали в себе плавающих в формалине монстров. Обезображенные зародыши размером сантиметров десять, миниатюрные существа с такой тонкой кожей, что можно было различить фиолетовую паутину вен и артерий. Они были изувечены, исковерканы, скрючены, как неземные существа. Генетические аномалии с расплывшимися лицами, слишком большими или слишком маленькими головами, атрофированными конечностями, похожими на культи, – нерожденные, причем у некоторых из них еще сохранялись пуповины, торчащие винтом из живота, как дьявольский хвост. У одного из этих существ был череп в форме стручка, длиннее всего остального тела. Только последний сосуд, самый правый, был пуст.
При всех их отвратительных различиях у монстров была одна общая черта: деформированное лицо выражало лишь страдание человеческого существа, вырванного из защитного тепла материнского живота.
Но сколько было животов?
Шарко почувствовал, что Люси сейчас потеряет сознание, и прошел вперед, испытывая не меньшую тошноту, чем она.
Под каждым сосудом лежала тонкая коричневая папка. Медленным движением Франк приподнял один из ледяных резервуаров и вытащил папку. На обложке фломастером было написано большими буквами: «Татьяна/Лео».
Внутри досье было три снимка УЗИ. Копы мало что могли разобрать в черно-белом изображении внутренности матки, но на последнем снимке все же различили отвратительную форму существа, заключенного в сосуде. Женщина, Татьяна, носила в себе это издевательство над природой. Обследования проводились в разные даты. На внутренней стороне обложки видны были записи:
Оплодотворение: 01/11/2015
1-е УЗИ: 14/12/2015
2-е УЗИ: 03/01/2016
3-е УЗИ: 01/02/2016
Аборт: 20/02/2016
Они молча смотрели друг на друга. Люси была бледна и прижимала руку ко рту. Шестнадцать недель между оплодотворением и абортом. Официально добровольное прерывание беременности при сроке, превышающем двенадцать недель, запрещено. Кто-то смотрел, как монстр рос, ему позволяли развиваться, пока живот суррогатной матери защищал и питал его.
Плавающим в формалине зародышам Гриффон давал имена. Теперь копы понимали, зачем было нужно хирургическое оборудование: кесаревы сечения, плоть, которую вскрывали, чтобы извлечь эти штуки.
Шарко медленно, словно боясь потревожить мертвых, передвинул еще один сосуд. Его рука дрожала, пока мало-помалу обнажалась голая и неприглядная правда. Другое досье. «Эмма/Альбен». Оплодотворение в январе 2016 года. Три УЗИ. Аборт в апреле 2016 года.
Теперь он стоял у зародыша с головой в форме стручка.
– Господи.
Он передал папку Люси, которая застыла, глядя на надпись на обложке: «Каро/Дамьен».
Каро, та, которая выдавала себя за Анну Шуграни. Та самая Каро, любительница садомазо и страданий, которая протирала тело Эмилии Робен перед жертвоприношением… Та, которая, без сомнения, имела красный браслет в Гидре и была «выбрана». Ее тоже оплодотворили. Она тоже носила монстра в своем животе, прежде чем его оттуда вырвали.
Пара следующих имен отмечала еще один шаг в этом кошмаре. «Татьяна/Корентен». Дата оплодотворения: июнь 2016 года. Татьяна взялась за старое всего через четыре месяца после аборта.
Шарко нашел в себе силы продолжить вплоть до последнего сосуда. Он поднял его, достал папку, и то, что он там прочел, вписывалось в извращенную логику, которая и привела их в этот мрак:
Эмилия/Лука
Оплодотворение: 01/07/2016
1-е УЗИ: 15/08/2016
Ничего больше.
Продолжение Франк и Люси уже знали: Эмилия опубликовала маленькое объявление, потом, через пятнадцать дней, встретилась с Бертраном Лесажем в отеле. Без сомнения, у нее уже сложился план относительно будущего, которое ждало ребенка, если он будет отличаться от монстров. После первого УЗИ она исчезла.
У них не осталось времени продолжить свои изыскания. Шум нарушил тишину аквариума, в которую они были погружены. Крик младенца.
Шарко выхватил пистолет и развернулся на сорок пять градусов. Он целился в фанерные листы, вертикально прислоненные к стене. Быстрым шагом он подошел, пока Люси занимала позицию справа, вне линии огня, и резким движением откинул листы.
В нише, скорчившись и прижимая к себе Луку, сидел Марк Гриффон.
И держал ствол «Магнума-357» у виска собственного сына.
76
– Одно движение, и я нажму на курок. Клянусь, я выстрелю.
В полутьме черные жабры у него на щеках и вздыбленные волосы делали его похожим на буйнопомешанного. Пот стекал у него по лбу крупными каплями, глаза вылезли из орбит. Шарко понял, что этот тип на волосок от того, чтобы действительно выстрелить.