Приподнявшись на локтях, я ускорился. Толчки стали глубже и сильнее. Очень скоро яйца поджались, и знакомая пульсация разлилась по телу. Ария прижалась ко мне, ее стеночки ещё туже обхватили член, и будь я проклят, это был настоящий рай.
– Ария? – прохрипел я, когда она вздрогнула на очередном толчке.
– Продолжай. Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты кончил.
Чертов мудак – вот кто я, но остановиться уже не мог. Напряжение в яйцах стало невыносимым, и волны удовольствия, расходясь кругами от низа живота, затопили все тело. Я застонал, резко толкнулся и излился в неё спермой. Член сжимался и дёргался, как будто у меня сто лет не было секса. Собственнический инстинкт зацвёл буйным цветом, но позади него маячило другое чувство – нечто очень тёплое и совершенно незнакомое мне.
Я поцеловал Арию в шею, чувствуя губами, как бьется ее пульс. Ее горячее дыхание, такое же рваное, как мое, опаляло кожу. Ария погладила меня по спине нежными дрожащими пальцами. Моя жена! Женщина, которую я буду защищать, чего бы мне это ни стоило. Даже если для этого придётся убить собственного отца.
На мгновение закрыв глаза, я дал себе время насладиться ощущением податливого тела подо мной, сладким ароматом ее и моего возбуждения, густым запахом нашего секса. Моя. Черт возьми, наконец-то моя!
Я осторожно вышел из неё и растянулся рядом, притянув Арию в свои объятия. У меня получилось это как-то само собой, просто захотелось, чтобы она была со мною рядом. Я знал, что сейчас ей как никогда важна близость со мной, но когда погладил ее по раскрасневшейся щеке, понял, что это не единственная причина, почему обнял ее. Она надеялась найти во мне что-то хорошее, хотя до неё такое никому бы и в голову не пришло. Да я и сам себе не мог бы сказать, есть вообще во мне это «хорошее».
Ария посмотрела вниз и округлила глаза. В своём посткоитальном забытьи до меня не сразу дошло, в чем дело. Моя сперма. Чмокнув ее в висок, я вылез из постели.
– Принесу полотенце.
В ванной я посмотрел на свой член. Весь измазан кровью. Ария была такой узкой! Это одновременно ужасно и прекрасно. Я помылся сам и намочил тёплой водой полотенце. Вернувшись в спальню, застал Арию за разглядыванием пятен крови на простыни.
– Тут гораздо больше крови, чем в поддельной сцене, которую ты создал во время нашей первой брачной ночи, – прошептала она.
Опустившись на кровать рядом с женой, я осторожно раздвинул ей ноги. Ее киска была набухшей и перемазанной кровью. От этого зрелища в груди защемило, потому что лишний раз доказало, какую боль ей причинил. Я всегда был лучшим, когда нужно было сделать кому-нибудь больно. Я прижал влажную тряпку к ее промежности, услышав, как Ария втянула воздух.
Нежно поцеловал ее колено, порадовался, что это не брачная ночь, и мне не придётся выставлять эти простыни на всеобщее обозрение.
– Ты оказалась гораздо уже, чем я думал, – тихо сказал я.
Щеки Арии ещё больше раскраснелись. Я убрал полотенце и прижал ладонь к низу ее живота. От моего прикосновения ее мышцы сжались, и я с трудом подавил желание скользнуть рукой ниже. О сексе Арии пока можно забыть.
– Насколько все плохо?
Ария вытянулась на матрасе рядом со мной.
– Не так уж и плохо. Как я могу жаловаться, когда ты покрыт шрамами от ножей и пуль?
Я покачал головой. Так не пойдёт. Никто и никогда больше не сделает ей больно. Черта с два я это допущу.
– Мы говорим не обо мне. Я хочу знать, как ты себя чувствуешь, Ария. По шкале от одного до десяти, насколько больно?
– Сейчас? Пять.
Твою ж дивизию. Сейчас и пять?! Я надеялся, что пять было во время. Я лёг рядом с ней и обнял ее одной рукой. В ее взгляде я заметил и смущение, и облегчение. Облегчение – из-за того, что ее первый раз, наконец, случился, и все позади. Для самолюбия не слишком приятная мысль.
– А во время?
Ария отвернулась и нервно облизнула губы.
– Если десять – это сильнейшая боль, которую я когда-либо чувствовала, то восемь.
Что-то в ее голосе мне показалось странным, вызвав подозрения, что она не до конца со мной честна. Проклятье!
– Правду.
– Десять.
Я погладил ее по животу. Мне совсем не понравилось ее признание, даже если я сам себе напомнил, что болевой порог у неё отличается от моего. Меньше всего мне хотелось быть тем, кто причиняет ей такую сильную боль.
– В следующий раз будет лучше. – По крайней мере, я на это надеялся.
Я понятия не имел, как облегчить ей боль. Она такая миниатюрная и так сильно нервничала! А я такой мудак, что сгораю от желания взять ее поскорей ещё раз.
Ария виновато посмотрела на меня.
– Не думаю, что могу снова так скоро.
– Я не имел в виду сейчас. Некоторое время тебе будет больно.
Я хотел ее все равно, наверное, даже больше, чем до этого. Первого раза явно мало, чтобы удовлетворить мою похоть и жажду быть к ней как можно ближе. Это напрягало.
– По шкале от одного до десяти как быстро ты двигался? Правду, – поддразнила Ария.
Я задумался, а не соврать ли ей, но почему-то не стал. Мне хотелось, чтобы Ария знала обо мне все – и плохое, и ужасное. Не знаю, откуда это взялось. Никогда ни с кем не возникало желания поделиться, за исключением разве что Маттео.
– Два, – сказал я, внимательно наблюдая за выражением ее лица. Она явно была потрясена. А ведь я приложил максимум усилий, чтобы быть с ней нежным. У меня ни с кем никогда не было такой близости во время секса. Я не отличался медлительностью и внимательностью к женщине, не проверял, как она чувствует себя со мной.
– Два?
– У нас есть время. Я буду очень нежен. – И черт меня возьми, это была чистая правда! Если нужно, я готов был ради Арии месяцами заниматься ванильным сексом.
Ария улыбнулась, и улыбка пронзила мое сердце насквозь. Такой взгляд я хотел бы видеть каждый божий день.
– Не могу поверить, Лука-Тиски-Витиелло сказал «нежен».
Мои люди точно не поверили бы, если бы кто-то рассказал им, что я могу быть нежным. А мой отец, мой гребаный отец, пришел бы в ярость и потребовал бы, чтобы я отрастил яйца и избил жену так, чтобы она стала как шёлковая. Ему никогда не понять, что унижение и издевательства над теми, кто не может защитить себя, кого тебе доверили опекать – вовсе не проявление силы. Мужчина должен различать, кого оберегать, а кому раздавить горло.
Я погладил Арию по щеке и, наклонившись к уху, пробормотал:
– Это будет наш секрет. – И так и должно быть. Никто не должен об этом узнать. Если бы отец посчитал что из-за Арии я становлюсь слюнтяем, он, не раздумывая, прикончил бы ее. Тогда я бы оборвал его никчёмную жизнь, показал ему, что в моих венах течёт такая же как у него садистская кровь, но Арию это уже не могло бы спасти.
Пока я жив, не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Я убью любого, кто посмеет даже подумать о том, чтобы причинить ей вред.
Ария кивнула и тепло сказала:
– Спасибо, что был нежен. Никогда не думала, что будешь.
– Поверь, никто не удивляется этому больше, чем я.
Нежность – это вообще не мое, никогда со мной такого не было и сомневаюсь, что проявлю ее еще к кому-то кроме Арии.
Ария перекатилась на бок и прижалась ко мне, положив голову мне на плечо. Я крепче обнял ее. Она довольно вздохнула, как будто с этой близостью получила от меня какой-то чертов подарок. Я машинально гладил ее нежную кожу, чувствуя какое-то непривычное умиротворение.
– Ты никогда не был нежным с кем-то?
Я порылся в памяти в поисках такого момента в жизни, когда я проявлял мягкую сторону своего характера. Но единственное, что смог вспомнить – это когда мне было пять лет и я нашёл свою мать плачущей в кровати. Я подошёл к ней, хотя мне запрещали заходить в ее спальню. Меня напугали ее слезы, и я погладил ее по руке, чтобы успокоить. Мать отдернула руку, и через секунду вошёл отец. Он вышвырнул меня вон, а потом отлупил за то, что я пытался потакать глупым женским капризам.
– Нет. Наш отец учил Маттео и меня, что любая нежность – это слабость. И в моей жизни не было места для этого.
Багаж прошлого не очень хотелось выставлять на всеобщее обозрение, даже перед собственной женой.
– А как насчёт девушек, с которыми ты был? – спросила Ария.
В ее дрожащем голосе мне послышались нотки тревоги и ревности. Я опустил взгляд на ее белокурую макушку, на ее лежащее со мной рядом обнаженное тело – потрясающее, умопомрачительно великолепное, мое. Ясно, что после инцидента с Грейс ее беспокоили другие женщины, но я вовсе не собирался изменять ей с другими бабами, а все, что были у меня в прошлом, абсолютно ничего для меня не значили. Я даже вспомнить не мог ни лиц, ни имён большинства из них.
– Они были средством достижения цели. Я хотел трахаться, поэтому искал девушку и трахал ее. Это было жестко и быстро, определенно не нежно. В основном я трахал их сзади, поэтому мне не нужно было смотреть им в глаза и притворяться, что мне не насрать на них.
Ария удивила меня, поцеловав мою татуировку. Ее губы были так нежны. Я ещё крепче прижал ее к себе, не зная, как реагировать на ее очаровательную, невинную нежность. Я не привык к такому. Мне захотелось дать ей взамен что-то столь же важное. И я видел только один способ это сделать.
– Единственным человеком, который мог бы научить меня быть нежным, была моя мать, – произнёс я, хотя слова давались с трудом. Я терпеть не мог вспоминать об этом. – Но она покончила с собой, когда мне было девять.
– Мне очень жаль, – прошептала Ария, отклонив назад голову, чтоб посмотреть мне в глаза. Она прижала мягкую ладонь к моей щеке. До Арии никто так не делал, и всякий раз, наблюдая за подобным жестом привязанности у других людей, я задавался вопросом, какого черта кто-то трогает чужую щеку или хочет, чтобы трогали его собственную, когда можно просто отсосать член. Ебучая щека. Но это и правда приятно. Не так приятно, как все остальное, но все же… В глазах Арии застыло сострадание, но я не хотел ворошить прошлое.