– Нельзя, чтобы агент МИ-пять входил в отель с противотанковым ружьем Бойса и коробкой ручных гранат. – Мерлин помахал Стефани и, когда «лендровер» уехал, вместе со Сьюзен направился к зданию. – Не волнуйся, в отеле мы будем в безопасности. Здесь много наших. Да и Сулис Минерве вряд ли понравится, если в ее владения вторгнется кто-то чужой.
– Здесь? – спросила Сьюзен, когда они подошли к двери здания и Мерлин постучал. – Разве ее владения не в римских банях?
– Там, где течет ее вода, течет и ее сила, – ответил Мерлин и показал на юг. – Большой римский водосток идет через Парадные сады и впадает в Эйвон. Если перегнуться через ограждение вон за тем деревом, вторым отсюда, то можно увидеть пар, поднимающийся над водой.
– А у Эйвона есть свой Владыка? – поинтересовалась Сьюзен.
Мерлин покачал головой:
– Раньше и в самом Эйвоне, и в его притоках обитали десятки мелких сущностей, но с началом промышленной революции они погрузились в глубокий сон, от которого больше не проснулись. Самыми могущественными из них были Горам и Винсент в ущелье Эйвона, но, когда в Клифтоне построили подвесной мост, железо сковало их силы. Пока мост стоит, они не двинутся с места. Так что в наши дни самым активным представителем Древнего мира в этих местах является Сулис Минерва. Наверное, ей не дают уснуть туристы. Ну же! – Его последние слова были обращены к двери.
Он постучал опять, громче, и на этот раз его усилия были вознаграждены: сначала из-за двери донеслось какое-то ворчание, потом медленно распахнулась створка, и из-за нее выглянул пожилой швейцар. Нагрудный карман его синего форменного пальто украшал шитый золотом якорь Адмиралтейства, довольно, впрочем, запачканный, а над ним – ряд наградных лент времен Второй мировой. Из-за его плеча выглянула лукавая физиономия одной леворукой дамы лет сорока. Сьюзен была уже знакома с ней, но забыла, как ее зовут. Она была в форме младшего офицера Королевского военно-морского флота, а в руках держала пистолет-пулемет «стерлинг».
– Да? – спросил швейцар.
– Нас ждут, – ответил Мерлин, показывая свое удостоверение. – Можно, мы войдем, пока нас совсем не замело?
– Мне нужны удостоверения личности обоих, – заявил швейцар.
Сьюзен достала свое новенькое удостоверение и показала ему, моргая, потому что снег попадал в глаза.
– Входите, – смилостивился швейцар. – Я вас запишу.
– Нет, не надо! – Мерлин пропустил вперед Сьюзен и закрыл за собой дверь; внутри было ненамного теплее. Он посмотрел на леворукую коллегу. – Хокинс, ты что, ничего не объяснила ему?
– Сейчас объясню, сэр. – Она повернулась к швейцару, который уже зашел в свою каморку у двери и раскрыл учетный журнал в красном кожаном переплете. – Напишите просто «капитан Бонд».
– Еще один? – буркнул швейцар и ткнул в Сьюзен пальцем с обгрызенным ногтем. – А она кто?
– Капитан Бонд, – повторила Хокинс.
– А он кто? – переспросил швейцар.
– Капитан Бонд.
– Вы что, все капитаны Бонды? Это уже четвертый за сегодня, да еще адмиралов Нельсонов было двое!
– Почему все? Я вот, например, Смит, – возразила ему Хокинс. – А что?
– Смит? Но вы же говорили, Хокинс… Я сообщу капитану Лимингтону!
Он потянулся к настенному телефону, но замешкался, когда Хокинс покачала головой:
– Сообщите, когда увидите его завтра утром. Если захотите, конечно. Я так полагаю, вам уже порядком надоело торчать на этой работе. А в тюрьме Стрэнджуэйс, я слышала, есть прекрасное отделение для людей, нарушивших закон о государственной тайне. Там хорошо, спокойно.
Швейцар убрал руку с телефона и написал в журнале: «Капитан Бонд». Дважды.
Мерлин вздохнул:
– Так куда нам?
– Через эту дверь, по коридору, до конца, – объяснила Хокинс. – Конференц-зал «Ютландия».
– Ничего хорошего, – заметил Мерлин. – Ничья, в лучшем случае.
– Вы о том сражении? – уточнила Хокинс, открывая перед ними дверь и жестом приглашая их войти. – Отличная была победа, по крайней мере для флота.
– Она что, правда служит во флоте? – спросила Сьюзен, когда Хокинс закрыла за ними дверь. – И как все-таки ее зовут – Смит или Хокинс? А почему не Сен-Жак, как всех вас?
– Келли, конечно, Сен-Жак, – ответил Мерлин. – И она на самом деле служит во флоте, точнее, служила. Сейчас она резервист. Ее отец, книготорговец, умер, когда она была маленькой, а мать, фамилия которой была Хокинс, уехала и порвала все отношения с нами. Поэтому Келли не опускала руки в Грааль в семь лет, как все мы. Короче, это сложная история. Суть в том, что Келли двадцать лет отслужила во флоте и даже не знала, кем могла бы стать, пока уже в ранге старшины не пришла к Граалю. В таком возрасте это не всегда срабатывает, но с ней сработало. Мы называем таких людей потерянными кузенами. Подобные истории случаются нечасто и не всегда хорошо заканчиваются. Понимаешь, почти все кузены мечтают вернуться в семью, и, когда это им удается, а Грааль отказывает… Тихий ужас, короче.
– Действительно ужас, – повторила за ним Сьюзен. – Худшее для обоих миров.
Мерлин бросил на нее сочувственный взгляд, но промолчал. Он понимал, что она думает сейчас о себе.
Сьюзен отвернулась и стала разглядывать длинный коридор. Его стены были выкрашены в серый корабельный цвет, вероятно, несколько десятилетий назад. На полу лежал вытоптанный посередине линолеум. Проходя мимо кабинетов, Сьюзен заглядывала в стеклянные окошки на их дверях, но везде было темно – либо те, кто был внутри, выключили свет, либо помещения просто стояли пустыми.
– Пустовато тут у вас, – сказала Сьюзен, чтобы прервать молчание.
– В наши дни это здание вообще мало используется, по крайней мере так я слышал, – ответил Мерлин. – Возможно, поэтому Адмиралтейство согласилось предоставить нам здесь помещение под штаб. Кстати, там могут оказаться полицейские, которые не в курсе наших дел, так что лучше сначала оглядеться и послушать, о чем говорят, прежде чем заводить речь о чем-то… э-э-э… специфическом. Мы пришли.
Коридор заканчивался массивной дубовой дверью с выцветшей табличкой, на которой золотыми буквами было выведено: «Конференц-зал „Ютландия“». Из слова «зал» выпала гласная.
Мерлин постучал. Дверь распахнулась почти мгновенно; на пороге стоял леворукий Диармунд, которого Сьюзен узнала не сразу, поскольку на нем была не кожаная куртка и флуоресцентный жилет мотокурьера, а недорогой помятый костюм с приспущенным галстуком – стандартный вид младшего полицейского офицера в штатском, включая револьвер в наплечной кобуре, которую плохо скрывал пиджак.
За спиной Диармунда Сьюзен увидела большую комнату, где не было ни окон, ни другой двери, зато было полно людей.
В дальнем правом углу комнаты стоял коммутатор. Телефонные кабели уходили от него в пол или тянулись к дюжине аппаратов, собранных на одном конце центрального стола. Каждый аппарат был снабжен свежей табличкой с именем, написанным от руки. Возле коммутатора возилась с дополнительными кабелями женщина в рабочем комбинезоне с перевернутой буквой «L» с двумя точками – эмблемой «Бритиш телеком». Конечно, она могла оказаться и равнорукой, поскольку обе ее руки были в перчатках, но, скорее всего, перчатки были просто частью ее рабочей униформы, а сама она – обычным человеком.
В дальнем левом углу стоял еще один стол с тремя радиоприемниками и массивной клавиатурой перед зеленовато мерцающим экраном видеодисплея, где в данный момент большие буквы «ПНУ», как бы составленные из отдельных квадратиков, указывали на то, что это терминал, подключенный к Полицейскому национальному управлению. Многочисленные кабели и антенны тянулись от различных электронных устройств к потолку, в котором было прорезано отверстие размером с тарелку, причем, судя по всему, недавно. Старшина военно-морского флота со знаками отличия радиста – «молнией» и «крыльями» – и сержант в форме столичной полиции, оба в наушниках, возились с терминалом и радиоприемниками, стоя спиной к комнате.
На длинной стене прямоугольного зала висели фотографии людей, предметов одежды, каких-то вещей и мест. Среди них были и цветные снимки, отщелканные Вивьен в странном саду, только многократно увеличенные. Сьюзен удивилась тому, как они хорошо вышли. Ей почему-то казалось, что такая обычная вещь, как фотография, не может существовать во вневременном пространстве. Но ничего подобного, вот они все: каменный лабиринт, солнечные часы, сад, башня, статуи, старая леди, труп на часах… Все в хорошем разрешении, цветные и яркие. Остальные снимки явно делали полицейские: на них были вещдоки, фотографии паспортов и водительских прав, в том числе черно-белые.
Среди пестрых снимков резко выделялись белые листы бумаги, почти чистые, не считая номеров в правом верхнем углу каждого: от 1 до 26. На двух последних, под номерами 25 и 26, были имена, написанные крупными жирными буквами, каждое со знаком вопроса.
Выглядели они так: «Люсинда Юрсенар?» и «Трэвис Зелли?».
Длинный стол в центре зала, тот самый, с телефонами на одном краю, был завален фотографиями, папками, картами, справочниками; другой его край занимало устройство для чтения микрофиш. Там же лежала карта Сьюзен, приколотая к деревянной доске серебряными гвоздиками, между которыми была зигзагами натянута серебряная проволока, и выпиленный кусок рабочего стола из Малого книжного с фрагментом старинной карты таинственного сада, тоже прибитой и перечеркнутой серебряной проволокой.
Возле стола сидели и стояли семь человек. Почти все обернулись, когда в зал вошли Сьюзен и Мерлин.
Это оказались старые знакомые Сьюзен: праворукие Эванджелина и Вивьен; инспектор Грин, как обычно с каменным лицом и бесстрастным взглядом, в неизменной кожаной куртке; Уна, новая начальница леворуких, непривычная в сшитом на заказ темно-зеленом брючном костюме, который придавал ей сходство со старшим офицером полиции. Сребровласая тетушка Зои, равнорукий эксперт по реставрации произведений искусства, развернула свое инвалидное кресло и покатила к новоприбывшим. Кто-то взмахнул рукой (Вивьен), кто-то нахмурился (Уна), кто-то никак не отреагировал (Грин) или слегка склонил голову (Эванджелина).