Сьюзен взяла рацию и задумалась, куда бы ее положить. Хотела в сумку для рисования, но Мерлин покачал головой:
– Положи во внутренний карман. Сумку могут выхватить.
– Ну, знаешь ли, Школа искусств Слейда – не какие-нибудь задворки, там вполне безопасно! – возмутилась Сьюзен, но все же расстегнула молнию на камуфляжной куртке бундесвера, купленной в армейском магазине, и сунула во внутренний карман рацию.
Под курткой на ней был кожаный жилет, позаимствованный у матери, любимая красно-синяя футболка с надписью в центре «The Jam band», чуть расклешенные джинсы «Ранглер» и неизменные бордовые «Док Мартенсы». Шапочка со значком КЯР лежала в кармане куртки, а с ней – очень оптимистично при такой погоде – солнцезащитные очки «Рэй-Бэн Вайфарер» с зелеными стеклами в черной оправе.
– Мы будем здесь, рядом, – повторил Мерлин. – Во сколько ты сегодня заканчиваешь?
– Думаю, часов в пять. У меня сегодня днем нет лекций или еще чего-то, я просто работаю над картиной.
– Как насчет обеда? Где ты ешь?
– Обычно я беру что-нибудь с собой, но я так хорошо позавтракала, что, наверное, обойдусь без обеда. Или перехвачу что-нибудь здесь в столовой. Для этого не надо выходить.
– Ладно, – сказал Мерлин. – Наверное, так даже лучше. Но если все же решишь выйти, то дай нам знать.
– Хорошо, тогда я найду подходящую кладовку и включу рацию. – Сьюзен не шутила, а всерьез обдумывала, в какую кладовку ей залезть, чтобы оттуда воспользоваться рацией. Если кто-нибудь из студентов увидит ее с рацией, то сразу решит, что она шпионка, подосланная правительством, чтобы доносить на радикалов. Ее мать, например, подумала бы именно так.
– Гауэр-стрит, – объявила Одри, и кеб, набирая скорость, свернул направо. – Через полминуты будем у Оранжада.
– Не выдумывай, – сказала Сьюзен. – Никто не зовет Слейд Оранжадом.
– Кто из нас специалист по диалектам? – спросила Одри, останавливая такси у тротуара. – Валите из моего кабриолета, и пока-покусики, зеленые лягусики…
– Ой, все! Хватит! Я ухожу. Пожалуйста, не надо больше.
– Будь вы туристами, я бы сняла с вас за это еще два фунта, – буркнула Одри, когда Мерлин и Диармунд уже вышли и встали так, чтобы случайные прохожие подумали, будто они решают, куда им теперь податься, а не высматривают потенциальных агрессоров. – Будь осторожна, ладно, Сьюзен?
– Я и так стараюсь. Спасибо, Одри. – Сьюзен вышла из машины и направилась прямо к открытым воротам, ведущим в главный двор университетского колледжа, где влилась в непрерывный поток студентов и преподавателей.
У дверей она оглянулась и увидела, что Мерлин с Диармундом неспешно идут за ней, болтая на ходу, а позади них, почти у самых ворот, припарковался фургон с надписью «СБЛ». Из него вышел седовласый помощник Грин в комбинезоне и желтой каске и, развернув какой-то чертеж, стал посматривать то на него, то на тротуар.
В студию за ней никто не пошел, так что за работой Сьюзен почти забыла о своей охране, пока на одиннадцатичасовой лекции «Интерпретация искусства через призму искусственности» не увидела Диармунда, сидевшего во втором сверху ряду амфитеатра, но без Мерлина. Прослушав лекцию, из которой она, по правде говоря, мало что поняла, но не огорчилась, зная, что другие поняли не больше, Сьюзен вернулась к своему мольберту в общий зал, где, как всегда, царила уютная тишина, лишь изредка прерываемая лаконичными просьбами одолжить кисти, краски и тому подобное или эмоциональными реакциями на то, как продвигается работа: от вздохов разочарования, стонов отчаяния или даже рыданий до самодовольных комментариев вполголоса вроде «это неплохо» или удивленного смеха, если что-то получилось не так, как хотелось, но лучше, чем ожидалось.
Обед Сьюзен пропустила, как и планировала, и к пяти часам уже очень проголодалась. Она поспешила к выходу на Гауэр-стрит, где уже стемнело и моросил дождь. Вокруг нее было много людей, в основном студентов, и все спешили на улицу. Увлекаемая общим потоком, Сьюзен миновала ворота и сбавила скорость, не спеша влиться в толпу пешеходов. Она подумывала встать возле проходной и незаметно связаться оттуда с Мерлином по рации, когда кто-то шагнул к ней и раскрыл зонт. Это был Мерлин.
– Готова? – спросил он, поднимая зонт над ее головой.
Мелкие капельки дождя повисли в его золотисто-соломенной шевелюре, придавая ему слегка растрепанный вид и делая его интересным до невозможности. Все, кто оказался в тот момент рядом, – и парни, и девушки, – невольно замедлили шаг, любуясь им, а он стряхнул с себя капли дождя, улыбнулся Сьюзен и взял ее за руку. Многие разочарованно отвели глаза.
– Ага, – ответила Сьюзен.
Она заметила устремленные на Мерлина любопытные взгляды и теперь гадала, когда однокурсники, студенты постарше и даже, может быть, преподаватели начнут расспрашивать о том, кто это встречал ее у школы. До сих пор она назначала Мерлину свидания в других местах.
Примерно в пятидесяти ярдах от ворот школы стоял кеб Одри. Мерлин повел Сьюзен к нему, и через пару шагов, уже на другой стороне улицы, их нагнал Диармунд. Мимо прополз фургон «СБЛ» с темными стеклами и встал неподалеку от кеба, а золотистый «форд-капри», который Сьюзен теперь узнала бы из тысячи, начал запрещенный разворот на улице с односторонним движением. Тут же возникла пробка, загудели автомобили, разозленные водители высовывались из окон и сыпали оскорблениями, пешеходы оборачивались и тоже кричали, услужливо тыча пальцами в дорожные знаки и пытаясь донести до бестолкового водителя, что здесь так делать нельзя. Тот, кажется, что-то понял и повернул «капри» в другую сторону, но из-за его неумелых маневров двигатель заглох, и автомобиль напрочь заблокировал улицу.
Задняя дверца кеба распахнулась. В салоне уже сидела Вивьен, Сьюзен нырнула внутрь, за ней Мерлин, а Диармунд опять куда-то подевался. Из-за моросящего дождя и ярких фар скопившихся на улице машин Сьюзен не разглядела, куда именно. Мерлин еще не успел толком сесть, а Одри уже рванула с места, делая вид, что страшно занята, – лондонские таксисты не любят брать пассажиров под дождем, – так что любой другой на месте Мерлина, наверное, проткнул бы себя зонтом от внезапного толчка, но он ухитрился закрыть его без потерь, хотя и рухнул на сиденье рядом со Сьюзен, как подкошенный. Видимо, так все и было задумано.
– Все в порядке? – спросила Вивьен с откидного сиденья напротив Сьюзен.
– В порядке, – ответил Мерлин. – Никаких признаков того, что кто-то или что-то проявляет интерес к Сьюзен. В смысле, неподобающий интерес в духе Древнего мира. Сьюзен, в твоей студии есть один парень, который, как мне кажется, не прочь познакомиться с тобой поближе. Он стоит через три мольберта от тебя, у него длинные волосы, собранные в хвостик, и он любит берлинскую лазурь. По-моему, он только ею и рисовал. И все время поглядывал в твою сторону.
– О, это Гриф, – сказала Сьюзен. – Он надеется, что я запорю картину. Он считает меня своей конкуренткой в борьбе за какую-то премию, которую будут вручать на следующий год. – Она нахмурилась и добавила: – Но как ты его увидел? Тебя же не было в студии.
– Я мастер перевоплощений, – заявил Мерлин. – И мастерица тоже, если на то пошло. А ты так сосредоточенно работала, что вряд ли заметила бы меня, вылей я кувшин ледяной воды тебе на голову. Так вот, этот Гриф…
– Забудь о нем! – нетерпеливо бросила уставшая и голодная Сьюзен. – Раз Древний мир мной не интересуется, может, снимете эту дурацкую защиту?
– Только после зимнего солнцестояния, – сказал Мерлин. – Хотя это, возможно, значит, что все Древние владыки откликнулись на нашу просьбу и согласились не пускать Гвайра в Лондон.
Вивьен кашлянула:
– Гм… За одним небольшим исключением.
– Что?! – хором воскликнули Мерлин и Сьюзен, а Мерлин возмущенно затараторил: – Почему меня не поставили в известность? Ты же знаешь, как важно…
– Я говорю тебе об этом сейчас, так как мне самой только что сообщили, – терпеливо объяснила Вивьен. – На соглашение с нами пошли все крупные Владыки, кроме одного. Великого Пожара. Этому Древнему всегда сложно отправить сообщение, и ответа от его посла или представителя тоже всегда приходится ждать долго, так что Тео, праворукий книготорговец, который ведет с ними переговоры, решил, что это его обычная волокита. И вот теперь выяснилось, что Великий Пожар не согласен блокировать Гвайра, пока его представитель не встретится со Сьюзен.
– Ненавижу этого мелкого ублюдка! – бросила через плечо Одри.
– Какого? – озадаченно спросила Сьюзен.
– Посланника Великого Пожара, или камердинера, или как там его еще. Золотой Мальчик на Пай-Корнер в Смитфилде, – ответила Одри, сворачивая направо и умело втискивая свой кеб в крохотный просвет в потоке машин, направлявшихся по Тоттенхэм-Корт-роуд на север. – Мерзостный херувим, которого поставили обозначать границы Великого пожара тысяча шестьсот шестьдесят шестого года. Но он чертов пироман, и я готова поспорить, что он не передает сообщения Великому Пожару должным образом.
– Что еще за Великий Пожар? – спросила Сьюзен. – Я помню, о ком ты мне говорил и от кого мне надо держаться подальше. Зверь из Кэмдена, Тот, Что Под Тауэром, и Лондонский Камень. Если подумать, последний вряд ли может быть логичным союзником Гвайра… Или может?
– Нет, – ответила Вивьен. – Лондонский Камень, как правило, доброжелателен. И к тому же засоня. Но он вошел с нами в соглашение, как и все те, кого ты сейчас вспомнила, плюс Леди Примроуз-Хилла и Ориэл. Мы спорили, стоит ли вообще обращаться к Великому Пожару, но было решено, что это необходимо, поскольку у него изначально обширные владения, которые стали еще шире при втором Великом пожаре во время «Блица» в тысяча девятьсот сороковом году. С тех пор как в тысяча девятьсот сорок четвертом году на Лондон упала последняя «Фау-2», он уснул и вряд ли проснется, если, конечно, не случится другого крупного возгорания. Поэтому в настоящее время с ним можно связаться только через Золотого Мальчика на Пай-Корнер, который, вопреки подозрениям Одри, исправно передает известия Великому Пожару и от него. Но теперь Мальчик наотрез отказался передать Древнему нашу просьбу, пока не встретится со Сьюзен лично. Любопытство в духе Сулис Минервы. А может, Золотому Мальчику просто хочется покапризничать, и он требует, чтобы мы привели тебя к нему.