Трогаясь с места, «бедфорд-хэви» произвел еще больше шума, а скрежет коробки передач под рукой Друэты привлек внимание ее спутниц на переднем сиденье, которые с умилением заговорили о том, сколько мастерства и водительской сноровки требовалось для управления этим устройством, и с сожалением – об общей неприхотливости современных автомобилей с синхронизаторами и другими подобными устройствами, созданными для того, чтобы расслабить водителя.
К счастью, впереди не было пробок – спасибо отвлекающим маневрам Грин, – и только сотрудники станции скорой помощи, кучковавшиеся перед зданием кто с чашкой чая, а кто с сигаретой, видели допотопную пожарную машину, которая с ревом пронеслась мимо них и, воняя выхлопными газами, покатила вниз по Гилтспур-стрит.
– Итак, Сьюзен, запомни: владения Золотого Мальчика совсем небольшие, его власть распространяется всего на пятьдесят-шестьдесят ярдов от статуи, которая и является его локусом, – сказала Вивьен. – Это херувим, он сидит в нише на углу здания на Кок-лейн… Да, Диармунд, мы знаем, что эта улица получила свое название от борделей, которых когда-то там было полно.
– Я не знала, – сказала Сьюзен. – Это что, правда?
– Да, – ответила Вивьен. – Так вот, статуя находится в нише на углу Кок-лейн и Гилтспур-стрит, на уровне человеческого роста. В этот раз мы не даем тебе никаких гарантий безопасности, поскольку их никогда не дает сам Мальчик, ведь пожар – дело непредсказуемое. Откуда-нибудь всегда может вылететь горящий уголек или хотя бы непогашенный окурок, и, если кто-нибудь пострадает от подобной случайности, Мальчик не хочет прослыть лжецом. А потому, если что-то вдруг пойдет наперекосяк, со всех ног беги из этого уголка Второй мировой на север по Гилтспур-стрит. Там тебя будут ждать Грин и наши люди.
– Я буду рядом, – сказал Мерлин. – А Вивьен и Диармунд помогут тетушкам.
– Будет много дыма, шума и огня. В общем, довольно страшно, – крикнула спереди тетушка Друэта. – Все, что связано с пожаром, мы берем на себя, а вы оставайтесь возле прибора и, что бы ни случилось, не заходите в дом. Ясно?
С заднего сиденья грянуло дружное «да».
Было уже совсем поздно – или еще совсем рано, – когда вахтер больницы Сент-Бартс вышел на улицу, чтобы спокойно покурить. Встав под арочным переходом больницы, он набил трубку табаком и только чиркнул спичкой, как из-за угла вдруг вылетел «бедфорд» и понесся прямо на него. От неожиданности вахтер выронил и спичку, и трубку и остолбенел. Ему было много лет, и он еще помнил Вторую мировую.
– Мальчик проснулся, – сказала Друэта. – Звони.
Керидвен протянула руку и стала энергично дергать за ручку, отчего над кабиной запрыгал и зазвенел колокольчик. Пронзительное «динь-динь-динь» пробилось даже сквозь рев двигателя. Друэта повернула руль вправо и тут же нажала на тормоза. Те завизжали так, что у всех, кто сидел внутри, возникло плохое предчувствие: они не остановятся. Но чудо все же произошло, и аппарат встал как вкопанный прямо на углу улицы. Там, в стенной нише, сидел каменный Золотой Мальчик и смотрел на них сверху вниз. Друэта поставила машину на ручной тормоз, а двигатель перевела в нейтральное положение.
– Команда, всем к насосу, сливать шланг! – рявкнула она, распахивая дверь и выпрыгивая наружу. Все последовали ее примеру.
Едва ноги Сьюзен коснулись земли, как мир вокруг нее разительно изменился. Относительную тишину раннего лондонского утра убил непрерывный грохот. Повсюду рвались бомбы, гремели зенитки, взрывы сливались в адскую симфонию, разрывающую уши. Сьюзен чувствовала, как дрожит под ней земля и вибрирует воздух. Видимость почти отсутствовала, от едкой промышленной вони слезились глаза, везде висел черный дым в жутких красноватых отблесках пламени, и деться от него было некуда.
Но шум состоял не из одних взрывов. Повсюду, куда ни глянь, что-то горело, везде непрерывно выл и гудел голодный огонь. Впечатление было такое, словно где-то рядом снова и снова взлетал огромный реактивный самолет, потому что гул не прекращался, не стихал вдали, а делался чем дальше, тем настойчивее и громче.
Сьюзен метнулась к кабине прибора, чувствуя, как съеживается внутри пальто и шлема, словно таким образом может стать маленькой, неприметной мишенью. Вдруг совсем рядом с ней разорвался зенитный снаряд, завизжали, разлетаясь в разные стороны, осколки. От страха Сьюзен рванулась вперед, споткнулась, но удержалась на ногах, схватившись за решетку радиатора.
Она подняла глаза и увидела в нише на стене Золотого Мальчика – маленького херувима со сложенными на груди руками. Он развел их и помахал Сьюзен. Из-за его плеч поднялись и расправились крылышки, ярко-желтые, как у бабочки-лимонницы, такие неуместные в этом аду. Трепеща ими, Мальчик взлетел и опустился перед Сьюзен. Казалось, крылья не выдержат тяжести его каменного тела и оторвутся, так они отчаянно бились, сливаясь в расплывчатое пятно за его спиной.
Из грохочущей тьмы вышел Мерлин и встал рядом со Сьюзен. Она постаралась не вздрогнуть, когда что-то взорвалось недалеко от них и красный свет стал ярче. Коротко стриженным затылком она чуяла усиление жара. Осколки зенитных снарядов, бомб и даже куски сбитых самолетов падали на мостовую металлическим дождем. Друэта выкрикивала приказы, насос прибора добавлял к какофонии вокруг свой характерный ритм, рычали шланги, шипел огонь, сталкиваясь с водой, но все это было каплей в море на фоне торжествующего рева пожара.
– Приветствую тебя, дочь Конистона, – сказал Золотой Мальчик; голос у него оказался на удивление взрослым, даже староватым для такого карапуза; трепещущие крылышки поднесли его ближе к Сьюзен. – И я…
Вдруг он метнулся к ней, как оса, вытянув вперед пухлую ручонку. Мерлин бросился, чтобы перехватить его, но опоздал на долю секунды. Золотой Мальчик коснулся плеча Сьюзен – и все опять стало иначе.
– Я приношу свои извинения за то, что сделал и должен сделать, – продолжил Мальчик, отступая вверх, чтобы оказаться вне досягаемости Сьюзен.
Вокруг по-прежнему пахло дымом, но не с примесью горелого машинного масла и металла, как раньше, а так, словно где-то жгли древесный уголь. Красные отблески и рев голодного пламени присутствовали, но не было ни бомбежки, ни грохота зениток. Сьюзен огляделась, осваиваясь с новым окружением. Прибор исчез, а с ним и книготорговцы. Улица тоже изменилась: вместо асфальта на ней оказался булыжник, посреди мостовой по открытому водостоку бежала вода, смешанная с нечистотами; их вонь почти перебивала едкий запах дыма. Здание с нишей исчезло, на его месте стоял фахверковый дом елизаветинской эпохи: нижний этаж из грубо оштукатуренного камня, а верхние – из досок и мусора.
– Видишь ли, я не мог отказать леди Гвайр, – извиняющимся тоном произнес Золотой Мальчик. – Хотя я хорошо знаю: гнев Сен-Жаков будет страшным и я поплачусь за содеянное. Увы мне!
– Почему ты не мог ей отказать? – сердито спросила Сьюзен.
Она расстегнула тяжелое форменное пальто и достала из кармана кожаного жилета складной нож и серебряный портсигар. Вивьен одобрила эту одежду, поскольку она была выпущена задолго до войны, а Мерлин настаивал, чтобы она всегда носила с собой нож и соль.
– Гринлинг Гиббонс создал форму, но его дочь Эверильда пробудила в ней Великий Пожар, – сказал Золотой Мальчик и взлетел еще выше, к выступу, который в позднейшие времена сменился его нишей. – В каком-то смысле, я такое же дитя Эверильды, как и ее дочь. А Гвайр, в некотором роде, моя мачеха. Семейные обязательства надо выполнять, чего бы это ни стоило.
Вместо ответа Сьюзен открыла складной нож, но больше ничего не успела сделать: две ледяные руки обхватили ее за талию сзади. Она рванулась, пытаясь ударить их владельца головой и разбить ему нос своим жестяным шлемом, но шлем слетел, а когда она попыталась просто упасть назад, то не смогла сдвинуть с места того, кто ее держал. Она как будто уперлась в стену.
Без особых усилий ее подняли, развернули и подбросили вверх так, что она повисла на плече серо-белой статуи из пурбекского мрамора. Это был какой-то средневековый святой или святая. Семифутовая фигура неопределенного пола в длинном одеянии с веревкой вместо пояса и в сандалиях на босу ногу. Когда-то у фигуры была, наверное, корона, но время не пощадило ее, превратив в кольцо из странных маленьких бугорков вокруг головы, похожих на наросты. Четки и крест, заткнутые за пояс, сохранились лучше и были вполне узнаваемы.
Каменный святой энергично зашагал в сторону юга по окутанной дымом Гилтспур-стрит, мимо бригады закопченных, испуганных горожан XVII века, которые, увидев статую, завопили от страха. Кто-то упал в обморок, кто-то стал креститься и громко читать молитвы, и только один крепкий парень схватил топор и бросился за ними, крича что-то про дьявола.
– Нет, нет, не надо! – взвизгнула Сьюзен, когда парень почти поравнялся с ними, потрясая топором.
Вряд ли он мог повредить каменную статую, но вот попасть в саму Сьюзен мог вполне. Она извивалась, пытаясь освободиться, но рука святого держала ее за талию крепко, как удавка из камня.
Парень с топором еще вопил о дьяволе, когда дым, огонь и шум исчезли так внезапно, точно кто-то повернул рубильник. Красные отблески погасли, сменившись холодным сиянием современных уличных фонарей.
Святой покинул владения Золотого Мальчика и вернулся в 1983 год. Прямо перед ними, у слегка покачивающейся ленты оцепления, натянутой поперек дороги, стояли трое полицейских в форме. Они вытаращили глаза на невесть откуда выскочившую статую с девушкой на плече и потеряли драгоценные секунды. Святой промчался мимо них, разорвав ленту, как бегун на финише.
– Позовите инспектора Грин! – крикнула Сьюзен. – Не приближайтесь к статуе!
Одна из полицейских склонила голову к рации, а двое других погнались за святым с дубинками наперевес. Не обращая на них никакого внимания, святой продолжал быстро шагать, грохоча в ночи каменными ногами, как лошадь – подковами. Он вышел на Ньюгейт-стрит, и Сьюзен порадовалась отсутствию пробок – только один автобус резко свернул в сторону, чтобы избежать лобового столкновения со статуей, да машина на той стороне улицы притормозила ненадолго. Увидев преследующих статую полицейских, водитель продолжил свой путь. Сьюзен услышала, как сзади завыли сирены – почти наверняка это была машина Грин, а значит, Мерлин и книготорговцы уже пустились в погоню по горячим следам.