Статуя легко могла прихлопнуть Сьюзен одной ладонью, как муху, и, раз она еще жива, значит это похищение, а не попытка убийства. Ей стало интересно, куда ее несут. А вдруг к Гвайру? Но эта мысль вылетела у нее из головы, когда она увидела, что бежавшие за ними полицейские вдруг пригнулись и бросились врассыпную в поисках укрытия. Вися вниз головой на плече каменного святого, Сьюзен видела только, что творилось у него за спиной, да и то отчасти, но два громких выстрела скоро подсказали ей, что происходит впереди.
Сьюзен сунула в рот портсигар, так сильно зажав его зубами, что у нее даже десны заныли, и чиркнула по ладони невероятно острым лезвием складного ножа. Порез оказался глубже, чем она рассчитывала, так что Сьюзен едва не вскрикнула, но все же удержалась и не выронила портсигар. Грохнул еще выстрел, сзади выскочил бородач в комбинезоне и фартуке масона Терновой розы, с семифутовым двуствольным ружьем, пробежал мимо и укрылся за декоративной изгородью современного офисного здания. Оттуда он снова выстрелил из обоих стволов в первый полицейский автомобиль из тех, что уже неслись по Гилтспур-стрит, мигая синими огнями и завывая сиренами.
Святой свернул в проулок, такой узкий, что в него не проехала бы ни одна машина, даже легковая. Сьюзен вытянула шею и увидела, что его ведет другой масон в фартуке, – он бежал впереди и махал рукой статуе, как будто без него она не знала, куда двигаться.
Проклиная себя за то, что не потренировалась раньше, Сьюзен переложила в окровавленную левую руку нож, едва не выронив его при этом маневре, и щелчком открыла портсигар. Он тоже чуть не упал, но ей удалось сыпануть соли на окровавленный нож. Защелкнув портсигар, она снова взяла его в зубы и перехватила нож правой рукой.
Потом Сьюзен целую минуту колебалась, понимая, что шаг, который она сделает сейчас, еще сильнее отдалит ее от обычной человеческой жизни. Но статуя продолжала нести ее, следуя за масоном, и кто знает куда?
В старинном камне было множество разломов и трещин. Сьюзен нашла один, повыше, воткнула в него нож и пошерудила им так, чтобы смесь из соли и крови растеклась по серому мрамору с ракушечным рисунком.
– Стань моим слугой! Я твоя хозяйка! – пробормотала она.
С портсигаром во рту это прозвучало примерно так: «Выйди на лужок. Ну-ка, погуляй-ка».
Ничего не произошло.
Сьюзен выхватила портсигар изо рта и повторила слова заклинания, вложив в них мрачную решимость:
– Стань моим слугой! Я твоя хозяйка!
Заслышав голос Сьюзен, статуя вздрогнула, а кровавое пятно на ее спине заалело, словно грозовой закат. Сьюзен внезапно почувствовала, что внутри статуи сидит некая сущность, маленькая, свирепая, живущая только инстинктами, и она, эта сущность, попала в ловушку. Она хотела драться или бежать, но не могла сделать ни того, ни другого.
– Я твоя хозяйка! – уверенно повторила Сьюзен.
Да она и была хозяйкой.
Сущность (дух или что представляла собой эта тварь) вздрагивала при каждом ее слове. Сьюзен чувствовала, как та сдается, становится раболепной. Теперь это была уже не сущность, а ее частица, ограниченная, крошечная. Частица Гвайра, или Каменной Леди.
Сьюзен смогла даже заглянуть в зачаточный разум этой частицы. Он был поднят до того низкого уровня, которым сейчас обладал, всего несколько дней назад. Статуя проснулась, когда разум растекся по ней и научил камень двигаться. Это случилось в темной пещере, где рядом была Старуха. Статую доставили туда с полдюжины масонов с помощью чего-то вроде конвейера, и она проснулась, лежа на нем. Когда статуя сошла с него своими ногами, масон повел ее через туннель к грузовику по пандусу из досок, которые прогибались и стонали под ее весом. В кузове было темно; когда его открыли, масон подвел статую к узкой лодке. Это было на реке или на широком участке канала. Сходни не выдержали веса статуи и сломались, но уже после того, как она прошла.
Позже ее выгрузили на песчаный речной пляж, явно на Темзе, и статуя так тяжело приземлилась, спрыгнув с носа лодки, что масонам пришлось откапывать ее ноги. В канализационный коллектор они попали через отверстие, забранное железной решеткой, которую мраморный святой легко вырвал из каменной кладки, и по выложенному кирпичом главному канализационному коллектору Джозефа Базалгетта пришли на Кок-лейн. Там едва не случилась катастрофа: металлические ступени викторианской лестницы стали гнуться под статуей, когда она полезла наверх, но не сломались, выдержали. Святой спрятался в дверном проеме и стал ждать, когда его позовет Золотой Мальчик. Зов раздался через полчаса.
За свежими воспоминаниями запрограммированного работника Сьюзен нащупала тонкую ниточку, которая вела к более высокому интеллекту: Гвайр присматривал за своим слугой. Но связь могла работать в обе стороны.
Сьюзен мысленно схватилась за эту нить и потянула, насильно возвращая Древнего в отброшенную им часть его сути. Нить натянулась, и Сьюзен охватило внезапное изумление, шок оттого, что это случилось. Она чувствовала, что Гвайр далеко, но не сомневалась в своих силах. Сущность Каменной Леди жила в Старухе, огромном изваянии из пурбекского мрамора, но Сьюзен извлекла ее оттуда, пусть частично, и перетянула в статую святого. Возможно, ей даже удастся подчинить Древнего владыку своей воле. Это очень трудно, но, кто знает, вдруг у нее получится.
Кровь, соль и сталь. Сила ее отца и сила Медного котла. Она надеялась, что их хватит.
– Стань моим слугой!
Слабая, отторгнутая сущность внутри статуи хотела повиноваться Сьюзен. Хотела служить новой хозяйке. Ее готовность капитулировать передалась Гвайру по тонкой нити, Гвайр почувствовал это и испугался.
И сделал то единственное, что можно было сделать в этом случае: оставил частичку себя в статуе святого и перерезал нить.
Сьюзен ощутила обрыв связи. Маленькое, свирепое, глупое существо внутри статуи не сразу поняло, что произошло; оно как будто получило смертельную рану, которая не убила его сразу. Статуя замедлила ход, словно игрушка, у которой села батарейка. Оживляющая сила убывала. Еще шаг, и святой остановился. Он по-прежнему держал Сьюзен на плече, обхватив ее одной рукой, но сам снова стал мертвым камнем.
Сьюзен забилась с новой силой, стараясь освободиться из его хватки.
– Что ты наделала?! – заорал бежавший впереди масон, остановился и, кляня Сьюзен на чем свет стоит, сунул руку в карман за револьвером; карман был узким, револьвер застрял, а масон выпучил глаза от бешенства и страха. – Верни ее! Верни, или я…
Грохнул выстрел, очень громкий и близкий. Масон посмотрел на красное пятно, расползающееся по бедру там, где его пробила револьверная пуля, всхлипнул и упал на землю. Лежа, он зажал рану обеими руками, безуспешно пытаясь остановить кровь.
– Простите, госпожа. Простите меня, простите, – лепетал он. – Я не виноват, пожалуйста, умоляю…
Сьюзен полностью расстегнула пальто, вытянула из рукавов руки и поползла назад, пока не упала на грудь статуи, запутавшись в сброшенном пальто. Сзади приближались шаги, и она запаниковала, уверенная, что на нее вот-вот нападут.
Отцепившись наконец от пальто, она увидела мужчину средних лет, опрятно одетого. Он стоял, прислонившись к стене, и был то ли сильно пьян, то ли под воздействием: зрачки его лихорадочно блестящих глаз метались, точно не знали, на чем остановиться, и потому смотрели на все сразу: на статую, на истекающего кровью масона, на Сьюзен в кожаном жилете и брезентовых штанах, окровавленной рукой сжимающую серебряный портсигар. Из спины статуи торчал нож.
– Как вы это назвать? – произнес мужчина заплетающимся языком; у него был акцент – французский или, скорее, бельгийский.
– Что? – не поняла Сьюзен.
Она оглянулась. В створе улицы уже метался синий свет, кричали люди, заглушая полицейские сирены.
– Искусство, работа, – сказал мужчина, шевеля пальцами. – Инсталляция. Очень впечатляет. Я думал, выставка открываться завтра… вон там. – Он неопределенно махнул куда-то рукой и рассмеялся.
– Что? – снова переспросила Сьюзен, и тут в переулок на скорости влетел Мерлин, а за ним Диармунд, оба в форме пожарных военного времени, в шлемах Броди с красной полосой, оба с оружием: у Мерлина был «Смитон.357», у Диармунда – «браунинг хай-пауэр». При виде Сьюзен, статуи, масона на мостовой и какого-то мужчины за ними они остановились.
– Вооруженная полиция! – рявкнули оба с разницей в несколько секунд и подняли оружие. – Не двигаться!
Незнакомец с трудом оторвался от стены и, пошатываясь, сделал шаг к Сьюзен:
– Еще не все? Еще и театральная часть?
– Нет! – крикнула ему Сьюзен. – Стой на месте! Не двигайся! – И тут же книготорговцам: – Это гражданский! Не стреляйте!
Но тот продолжал идти вперед, шаг за шагом, и оказался между Сьюзен и статуей.
– Стой! – крикнула Сьюзен, вложив в это слово всю свою власть до последней капли, твердя себе, что она дочь Древнего владыки, у нее есть могущество, которое не может не почувствовать этот тип. Еще один шаг – и его застрелят.
Незнакомец остановился, его пошатывало.
– Я, кажется, все не так понял, – печально произнес он, глядя на лужу крови, которая расползалась прямо у его ног. – Это не искусство, не театр. Это жизнь. И смерть.
Держась за статую, он согнулся пополам, и его вырвало.
К ним подбежали Диармунд и Мерлин. Диармунд надел наручники на блюющего арт-критика, а Мерлин, бросив быстрый взгляд на Сьюзен, пробежал дальше, чтобы проверить дальний конец проулка. Выстреливший сам в себя масон умер.
– Ты в порядке? Что у тебя с рукой? – рявкнул Мерлин, подбегая к Сьюзен. – Рана тяжелая?
Сьюзен подняла руку и посмотрела на струйку крови, стекавшую по ее запястью.
– Так, порезалась, – ответила она. – Сама. Чтобы связать Гвайра солью, кровью и сталью. Но в статуе была только его… ее… тьфу, короче, частица. Я связалась с ним через эту частицу, но он улизнул прежде, чем я смогла… прежде, чем я даже попыталась подчинить его себе.