— Иней, с тобой все хорошо? Ты как будто коньяка хлебнула, — прокомментировал Асмодей.
— Оставь ее, — отозвался Ёрш. — Все мы немного волнуемся.
И вдруг… Вдруг я увидела ее, Татуру! Там, на дне был город! Церкви, дома, деревья, заводы — все, как наяву. Как же ошибался Ёрш, говоря про развалины.
Я глядела в глубину и видела это. Совершенно отчетливо и ясно, как сталкеров, небо и лодку. Город отражался в воде, и можно было разглядеть людей, домашний скот и где-то в отдалении — церковь. А потом меня позвали:
— Иней, Иней, идем к нам!
И я поняла, что всегда хотела одного — попасть туда. С самого детства я видела во снах Татуру. Я мечтала о Шаолине, но ждал он меня не в Китае, а в глубине Веренского водохранилища. В то же время от водохранилища веяло ужасом, смертью. Как будто само зло поселилось там, вместе с затопленными душами.
— Иней, ты наша.
Я вдруг вспомнила свои отношения с родителями. И мне в который раз показалось, что они меня не любят. Так, вырастили по обязанности. Да и Ёрш едва меня терпит. И Асмодей. И Эля. Никому я не нужна. Только им.
— Иней, мы тебя ждем! Идем! Всего один шаг до счастья…
Этому зову невозможно было сопротивляться. Каждая минута промедления причиняла боль. Поэзия одиночества. Ха! Просто красивое слово. Одиночество убивает, и только сталкеры не хотят в это поверить.
— Иней, Иней!
Я протянула руки и наклонилась к тем, кто меня ждал. Еще секунда… Какая холодная вода! Хочу на заливные луга, хочу гулять по лесам!
Но кто это с силой держит меня? Кто просто душит в объятьях?
Тот, кто хочет, чтобы я осталась.
— Асмодей, черт тебя подери, плыви назад, увозим ее.
Я пытаюсь вырваться и даже ударить Ерша, но безуспешно — он слишком силен.
— Иней, ты останешься! Слышишь меня, ты останешься! — кричит сталкер. А Асмодей молча работает веслами, но в глазах у него — слезы.
Мы подплываем к берегу, и наваждение сразу проходит. Мне стыдно.
— Простите, ребята. Даже не знаю, как это произошло. Я голоса услышала и увидела купола…
— Я чуть не поседел, Иней, — со злостью кричит Асмодей. — Ты медленно-медленно начала опускаться в воду. И взгляд такой мертвенный.
— Все хорошо, незачем волноваться, но больше я тебя с нами не возьму. Уж извини, Иней, — твердо сказал Ёрш. — Не расстраивайся, вернемся с подарками от Татуры.
Я и не спорю. Мне еще хочется жить.
Так и просидела всю экспедицию на берегу, подставляя солнышку то одну, то другую щеку.
Асмодей и Ёрш спустились на дно успешно. Естественно, не слышали никаких голосов. Они достали медальон, несколько мелких монет, серебряную цепочку и ржавый ковш.
— Там действительно город. Даже несколько домов сохранилось. И… кладбище.
— А церковь видели?
— Нет, не открылась она нам, — грустно ответил Асмодей. — Видимо, Шаолинь ждет в другом месте. Поехали домой, Ёрш, ты поведешь? Я без сил… Эта чертова Татура все силы вычерпала. Права была Марфа Михайловна, нехорошее место. Негативное.
— И все же я должна вернуться и попробовать нырнуть еще раз.
— Только через мой труп, — без улыбки проговорил Ёрш.
Асмодей был с ним солидарен:
— И через мой.
20
В Содружество мы вернулись триумфаторами. О результатах экспедиции докладывал Ёрш, придерживаясь официального тона и всячески подчеркивая мои заслуги.
Мне было неловко и приятно от бесконечных «благодаря Инею»:
— Сколько утвари сохранилось в этих домах, — удивлялся сталкер, — странно, что строители не проработали дно. В современных водохранилищах оно совершенно ровное. Даже церковь не взорвали, представляете? Наверное, потому что не укладывались в срок. Да и война спутала карты. Мы выдвигали гипотезу, что там находятся трупы «затопленцев», но никаких скелетов, к счастью, не обнаружили. Думаю, это просто мрачная легенда.
Едва он замолчал, как раздался гром аплодисментов.
— Это все Иней, ребят, открыла Татуру. Ей и лавры.
Нас чествовали еще долго. Потом Ёрш показал подводные фотографии города, и сталкеры с удовольствием отметили успех пивом с сушеной рыбой. Сначала я была вне себя от счастья, но чуть позже почувствовала щемящую тоску. Татуры мало, чтобы завоевать сердце сталкера. Моя главная цель — Краснокрестецк. Надо проникнуть в него любой ценой.
— Как вы подружились с Ершом, просто попугаи неразлучники. На объекты — только вместе, — ехидно сказал мне Асмодей, когда все изрядно захмелели. — И тебе все почести, хотя ты даже не ныряла, потому что голоса слышишь. Может, тебе надо не по объектом лазить, а к психиатру обратиться?
Я проглотила откровенное хамство. Спорить не хотелось. Глубоко вздохнула:
— Успокойся, я и с тобой схожу, куда хочешь и когда хочешь. Знаешь же, как ценю твою дружбу.
Асмодей крепко взял меня за руку и почти вытащил из клуба:
— Пойдем, здесь есть славное местечко.
Как безвольная ватная кукла, я кивнула и надела толстовку.
И мы ушли в ночь.
Но сегодня заброшки были другими. Та, в которую мы пришли, не навевала поэзию одиночества, а будила вполне конкретные плотские желания.
Я стояла у окна заброшенного завода, краем глаза наблюдая за звездами. Полнота жизни, сногсшибательная полнота жизни. Асмодей обнял меня и поцеловал в шею. Я не сопротивлялась, это только добавляло остроты. Асмодей продолжал целовать меня все настойчивее. Внезапно я очнулась и оттолкнула сталкера, закричав:
— Что ты творишь? Я о Ерше мечтаю!
Никогда не видела такого разочарования, как во взгляде Асмодея.
— Как? Это еще не прошло?
— Нет…
— И ты ничего не поняла? Он тебя не может любить…
— Почему же?
— Потому что любит меня.
Я отошла от Асмодея на два шага, даже не отошла, а отбежала. И спросила, четко выговаривая слова:
— А— С— М— О— Д— Е— Й, ты в своем уме?
— Не думай, у меня ничего с ним не было. Я не такой. Но он этого хотел. Раньше мы были очень близки. И однажды…
— Замолчи! Заткнись! — я отбежала к стене, споткнувшись об кучу щебенки и зажала себе уши. — Не хочу тебя слышать, не могу. Замолчи!
Я кричала долго, выплескивая в ругательства свою боль и горечь.
Потом Асмодей ушел. И теперь заброшенные стены спели мне совсем другую песню. Я ощутила всю поэзию одиночества. Было так плохо, что болело сердце. И пусть он меня не любит. Пусть… Если бы полюбил другую, было б легче. Но не Асмодея, ставшего мне другом. Это не просто больно, это противно. Я плакала долго, так долго, что от слез перестала понимать, где нахожусь.
Я оплакала и неразделенную любовь к Ершу, и пренебрежение родителей, и зов Татуры, который чуть не свел меня в могилу.
— Где же вы, Гоша и Кеша? Спите в своих уютных постельках и плевать, что дочь сейчас умрет на заброшенном заводе, — горько выкрикнула я в темноту.
— Ты не умрешь.
— Кто здесь? Это ты, Асмодей?
Резкий голос. Рубленые фразы:
— Я не Асмодей. Я — Френд. Услышал плач и пришел. Не выношу женских слез. Я дам тебе все, что угодно, только успокойся.
— Оставь меня в покое. Тоже доброхот нашелся…
— Пожалуйста, не плачь. Я физически не выношу слез, говорю же.
— Ну, и вали отсюда.
Я не договорила, потому что человек схватил руками голову и застонал. Мне стало не по себе:
— Тихо, тихо. Я уже спокойна, не рыдаю, видишь? — но он продолжал оседать на пол.
Я подбежала и подхватила мужчину.
«Он крупный или крепкий?» — мелькнула мысль.
— Вам надо на воздух, — сказала я и, поддерживая незнакомца под руку, вывела на улицу.
Свежий июньский воздух помог. Ему явно стало лучше.
— Кто кого спасает, — усмехнулся незнакомец, который при ближайшем рассмотрении оказался накачанным и симпатичным. — Илья, — представился он. — Но для хороших людей просто Френд.
— А вы думаете, что я — хороший человек?
— Несомненно. Плохие не плачут на заброшенных заводах.
«А он чем-то похож на Ерша, — мысленно отметила я. — Наверное, уверенностью и силой».
В том же духе мы проболтали еще несколько минут, пока Френд не предложил сходить в кабак.
Неожиданно я согласилась. И за бокалом каберне рассказала ему всё. Про Кешу и Гошу, из-за которых у меня не было детства, про умершую бабушку, единственную, кто меня любил. Про подругу Элю, которая отдаляется с каждым днем. Про сталкеров, Краснокрестецк, Татуру и про Асмодея с Ершом. Про то, что я ищу смысл в жизни. Про свой Шаолинь, который вовсе не китайский монастырь, а скромный домик с палисадником и круглым окошком. Френд слушал внимательно и подливал мне вина.
— Главное, не плачь, и можешь рассказывать все, что угодно, — предупредил новый знакомый. — Уже видела, как на меня действуют женские слезы? Вот такой я чувствительный, хотя в армии отслужил.
Мы проговорили около двух часов. Такой откровенной я не была даже с Элей. Почему, интересно? Может, потому что та всегда путала дружеские отношения с любовными? Или слишком хотела найти свой Шаолинь, оставаясь равнодушной к чужим бедам? Но сейчас меня слушал симпатичный мужчина по прозвищу Френд, а потом произнес странные слова:
— Выходи за меня замуж.
— Что? Ты шутишь? Я тебя едва знаю…
— Я из Краснокрестецка. Живу там, в Зоне.
Этим признанием я была шокирована куда больше, чем предложением выйти замуж.
— Не веришь? Смотри! — он показал паспорт с регистрацией.
— О боги, такое бывает раз в жизни!
— Можешь считать, что я влюбился в тебя с первого взгляда. Мое предложение вполне серьезно. Знаешь, что это тебе дает? Победу над всеми ними — вашими сталкерами, Ершами и Асмодеями. Ты их заткнешь за пояс, ведь на законных основаниях побываешь в Краснокрестецке. Что еще? Свободу от родителей. Думаю, вашим отношениям это только на пользу. Начнешь все с чистого листа. Тебе это просто необходимо. Только подумай, самостоятельная жизнь в красивейшем городе Веренской области.
— Красивейшем?
— Да. Кроме того, у меня своя квартира. И занимаюсь интересным делом — пейнтболом, иногда страйкболом. Кроме того, коллекционирую холодное оружие. Могу научить тебя драться и стрелять. Решайся, Иней! Ты будешь счастлива в Краснокрестецке.