Мы с удовольствием пили вино и болтали о пустяках, когда Илья попросил меня рассказать о своем детстве. Я долго молчала. Казалось, вспомнить нечего. Я перебирала в уме различные ничего не значащие события. И только потом выдавила пару слов, что Кеша и Гоша, безбашенные журналисты, если любили меня, но странною любовью.
— Они хипповали до моего рождения. Искали Шаолинь, бродили по катакомбам. Даже попали в поле зрения КГБ. И, наверное, просто не смогли смириться с утратой свободы. А может, их сломали сотруднички-гбшники? Гоша и Кеша знали что-то особенное о Верене. То, что могло ей повредить или наоборот…
— Тебе, наверное, было очень одиноко, — посочувствовал Френд.
— Даже друзья не могли мне заменить родителей. Даже заботливая бабушка с пирожками и страшными сказками. Но почему они такие? Только ли в свободе дело?
— Расскажи еще, легче будет.
Слова лились бурным и агрессивным потоком: смерть бабушки, которая фактически вырастила меня, дворовое детство. Долгое сидение в редакции, когда родители работали. Класс, считавший меня несчастной сироткой.
— В этом, конечно, были свои преимущества, — усмехнулась я, — меня все жалели. Учителя завышали оценки и наперебой расхваливали мой ум и красоту. Дети дружили со мной и делились всем, что у них было — сладостями, игрушками, книгами, тамагочи. Ха! Они не знали, что всего этого добра у меня хранилось куда больше, чем у них. Никогда не прощу, что эти мерзкие Гоша с Кешей забыли про мой День Рождения. А наше с Элей путешествие в Краснокрестецк! Это же тоже им назло. Какого страха мы натерпелись, когда встретили человека с мешком на голове.
— Кого-кого?
— Мужчину, у него, наверное, лицо было страшно изуродовано, поэтому он носил мешок.
— Вполне возможно, что он носил мешок по другой причине.
— Не важно. Это мой ночной кошмар, да и Элькин тоже, которая никогда не признается, что боится. Она — своеобразная девушка. Просто повернутая на боевых искусствах, но при этом неуклюжая, как медведь. Зато прекрасно играет на флейте и выглядит, как фея Кренского озера. Иногда Эля бывает упрямой, но в целом — она жизнерадостная, и всегда пытается меня расшевелить. Хотя ей самой живется несладко с необычным даром чувствовать границы светлых зон. Но у нее хотя бы родители нормальные, не то что мои…
— Они просто тебя не любили.
— Кто?
— Родители.
— Да хватит тебе, конечно, любили, — сказала я, — просто они такие, Кеша и Гоша. Странные и холодные.
— Нет, извини за правду, но они тебя не любили, — прошептал Френд.
Я уже порядком набралась, поэтому налила себе еще вина и заплакала. Муж утешал меня:
— Зато я тебя люблю. У меня все было еще хуже. Родители не любили, как и тебя — прятали одежду, били, запрещали общаться с друзьями, а все для того, чтобы уехал из Краснокрестецка и стал строителем, как отец. Но я не могу жить без этого чертового города. Не могу.
И… ушел в армию. Ты знаешь, Иней, почему наше поколение называют мертвым? Потому что ребят моего возраста осталось в живых очень мало. Безумно мало. Всех забрала в свои объятья мать-война, Чеченская резня. Другие погибли от наркотиков и в перестрелках. Вы — дети лихих девяностых, в куклы играли, а мы уже держали в руках оружие. И убивали. Да, я убивал не раз, Иней. Но больше не хочу. А сегодня на арену жизни выходите вы, поколение Y, вы — успешные во всем, самые талантливые и удачливые. За вами — жизнь. А за мной — старуха, которая давно точит косу и подмигивает пустым глазом. Я уже давно мертв, Иней.
— Ты знаешь, что твой отец — убийца? — тихо спросила я.
— Да, конечно. Убить целый город — это еще хуже, чем человека. Но вода, которую дает Веренское море, построенное на костях, нам нужна, чтобы жить. Как смешно.
— Скажи это церкви, которая покоится на дне! И людям, потерявшим родину.
— Я стараюсь не задумываться. От глубоких мыслей жизнь кажется страшнее. Краснокрестецк — вот мое все.
— Неужели тебя не тянет прыгнуть в эту воду?
— Тянет, даже больше…
Но Френд не договорил, потому что пришли друзья, которым в тот вечер я была абсолютно не рада. Это было так по-краснокрестецки — заходить без предупреждения, чтобы попить чайку. В Верене о встрече принято было договариваться за неделю.
А на следующее утро Илья уехал, пообещав вернуться через неделю. Я проводила его с тайной радостью: наконец-то останусь одна. Смогу разложить по полочкам свои впечатления о городе. Я записалась в библиотеку, вволю ходила по магазинам, сделала генеральную уборку. Опробовала несколько новых видов кос, ведь мои волосы уже достигли пола. И общалась с друзьями по Интернету до красных «кроличьих глаз». Со всеми, кроме Асмодея и Ерша.
36
Но потом со мной случилось странное. Стоял обычный августовский день. Я гуляла по Краснокрестецку, радуясь солнцу. Город казался таким безмятежным и мирным. Надежным защитником от проблем внешнего мира. В который раз я удивилась казарменной чистоте улиц и отсутствию современных зданий. Советский Союз семидестых годов.
И вдруг я увидела забор с колючей проволокой. И остановилась, широко раскрыв глаза. Безотчетный ужас охватил меня. Хотелось лечь на землю, закрыть голову руками и завизжать. Только тогда я осознала, что нахожусь в тюрьме. Пусть огромной, пусть с магазинами, озерами, лесами, парками и детскими площадками, но тюрьме. И почувствовала себя очень плохо. Не в силах отвести взгляд от колючей проволоки, я ощутила, как меня накрывает волна панической атаки.
А потом я побежала так, как не бегала больше никогда. К проходной. Чтобы уехать в Верену, туда, где жили мои друзья и пусть непутевые, но родители. К своей жизни и к себе самой — красивой девушке-сталкеру.
Зазвонил телефон. Оказалось, это Ёрш. И тут меня прорвало: я заплакала от ужаса за свое будущее.
— Иннушка, пойми, если ты сейчас выйдешь из проходной, то вернуться уже не сможешь, — мягко сказал сталкер, выслушав мою несвязную речь. — Такие решения надо принимать в спокойном состоянии. Возвращайся домой, выпей кофе, посмотри комедию. Тебе станет легче.
— Я не люблю Френда!
— Я знаю.
— Я — непроходимая дура, что вышла за него замуж.
— Повторяю, Иней, не руби с плеча. Поверь, мне не безразлично, что с тобой происходит, но сейчас тебе лучше вернуться домой.
Так я и сделала. После часа рыданий жизнь не казалось уже такой страшной. Я сбегала за вином и приготовила себе просто королевский ужин: свиные отбивные с картошкой, салат, торт-мороженое, кофе, шоколадка, связка бананов и пару апельсинов. Все это я съела с огромным аппетитом за просмотром какой-то американской комедии. Опьянев и даже не убрав со стола, я крепко уснула и проспала до следующего утра.
Все произошедшее казалось сном. «И чего так испугалась забора? Подумаешь, страшилку нашла. Надо бы попугаться по-настоящему».
Весь день я не вставала с постели, просматривая ужасы про привидений. И опять ела, ела, ела в огромных количествах. За фигуру я не беспокоилась, справедливо считая, что не склонна к полноте.
Я много плакала в те дни, как будто предчувствуя, что наступит время, когда слез не останется. Ёрш. Мой татуированный сталкер… Хотя почему же мой? Не моим рукам тебя обнимать, жесткие пальцы Асмодея тебя ласкают.
От бессильной злобы я била подушку так, что перья летели. Отомстить не получилось. Мой триумф был слишком кратким. И тогда я решила быть сильной. Разлюбить Ерша и проникнуться симпатией к своему мужу. Хотя бы симпатией.
Теперь мне казалось дикостью, что я — жена человека, которого знаю два месяца, что живу в ЗАТО — Закрытом Территориальном Объединении. Я даже не могла выйти за пределы колючей проволоки. Тогда я впервые задумалась и о чувствах других людей. Как же я ранила своим безрассудным поступком и Асмодея, и Ерша! Я, умная и красивая Иней. Безупречная. Больно было думать об этом. Алкоголь, еда и фильмы ужасов помогли мне на время забыть о том, что натворила.
А потом приехал Френд — счастливый, веселый и полный новыми впечатлениями. Я была рада ему настолько, насколько умирающий от жажды радуется кружке чистой воды. Вскоре все мои страхи и беды забылись. Даже чувство к Ершу отошло на второй план. Даже мысли о родителях. Таким человеком был Френд. Позитивный, компанейский, заводной. Чересчур живой. Как я была слишком красивой, так и его было слишком много.
37
Через пару дней Илья задумал собрать друзей на вечеринку в честь своего приезда. В нашу небольшую двухкомнатную квартиру пришло человек двадцать, с половиной из которых я не была знакома. Из всех выделялась Хельга — очень высокая худая девушка с короткой стрижкой и недобрыми глазами. Уж не знаю, настоящее ли это было имя, но она вела себя с холодностью и апломбом жительницы скандинавских островов. Хельга сразу уселась на подоконник и стала курить тонкие женские сигареты. Меня это покоробило, но я постаралась быть как можно любезнее:
— Извини, пожалуйста, но у нас дома не курят. Давай я составлю тебе компанию, постоим вместе в подъезде. Ты расскажешь мне о вашем городе.
— Не напрягайся, — бросила та через плечо и вышла.
Я постаралась не обращать внимания и занялась остальными гостями. Вскоре мне стало скучно, потому что парни говорили только о страйкболе, а девушки — о детях и косметике. На вопрос о том, кто какую книгу недавно прочитал, тусовка дружно захихикала. Эх, сюда бы Элю… Вот кто умел вести светские беседы и искренне веселиться в больших компаниях.
Я тихонько сидела в углу кухни и медленно напивалась. Гости тоже становились все пьянее.
От вина я почувствовала себя более раскованной. Захотелось поболтать о сталкерстве и, может быть, найти единомышленников.
— Ребята, а здесь есть кто-то, кто любит заброшенные здания?
Гробовая тишина. Если бы я была трезвой, то смутилась и пошла мыть посуду. Но меня тянуло пообщаться с друзьями Френда. И распознать среди них человека, близкого по духу.
— Вот я, к примеру, сталкер. И среди членов нашего клуба считается невероятно классным побывать в Краснокрестецке. Ваш город — заветная мечта многих урбантрипщиков по всей стране.