— Иней, замолчи, — резко оборвал меня Френд, — это никому не интересно. Здесь страйкболисты собрались, если ты не заметила.
После такой отповеди я была готова провалиться сквозь землю и молча вышла подышать воздухом. На втором этаже курили две девушки, я даже забыла их имена, такими одинаковыми они казались — наращенные ногти и волосы, губы под филлерами, обтягивающие блузки и джинсы со стразами.
— Как тебе женушка нашего Френда?
— Кошмар! Кукла со стеклянными глазами. Она говорить-то умеет?
— Да уж явно эта Иней зацепила Френда не интеллектом.
— Имечко ей, к слову, очень подходит. Абсолютно отмороженная девица. Ну, Френдик всегда был оригиналом…
Дышать чистым воздухом ЗАТО мне мигом расхотелось. Я вернулась к гостям, которые даже не заметили моего отсутствия. Они произносили тосты, обнимали моего мужа и в жутком гвалте настраивали гитару. Хельга опять сидела на подоконнике и курила.
На этот раз я вырвала сигарету у нее из рук и выбросила в окно.
Хельга не спеша слезла и встала прямо передо мной. Она была выше почти на голову, хотя мой рост составляет сто семьдесят четыре сантиметра.
— Ты совсем, что ли, очумела, шантрапа веренская! Или ничего еще не поняла? Ты в ЗАТО, детка! И у нас здесь свои правила. Вали-ка подобру, поздорову домой, к папе и маме!
Кровь прилила к моим щекам. Я не стала раздумывать над достойным ответом, как сделала бы еще месяц назад. Я поступила, как рукопашница Эля. Просто ударила Хельгу по лицу. Я, убежденная пацифистка, опустилась до такого.
А потом случилось невероятное. Вся эта толпа загудела:
— Шантрааапааа! Шаантраапаа! Уезжай! Уеезжаай!
А я закричала, срываясь на фальцет:
— Вон из моего дома! Все!
— Ты тут не хозяйка, Иней, — твердо сказал Френд.
— Да пошел ты!
Я открыла входную дверь настежь.
А потом все они ушли. Молча. Без разговоров и извинений, избегая встречаться взглядом с Ильей.
Муж пил всю ночь. Я не отставала от него. И мы не сказали друг другу ни единого слова.
На следующий день гости оборвали телефон. Я не верила, что им стало стыдно. Просто не хотели ссориться с Френдом.
— Прости, Иней. Мы были так пьяны. Этого больше не повторится. От алкоголя совсем ум за разум зашел. Надеюсь, мы можем быть друзьями?
Я говорила вежливые слова, но каждый раз вешала трубку с отвращением.
Хельга так и не позвонила.
Я мучительно скучала по Эле, Асмодею и Ершу. Только переехав в ЗАТО, я поняла, как сильно люблю их.
А утром Френд заговорил, смущенно теребя прядь моих волос. Он долго убеждал меня в ценности дружбы.
— Не могу без них, пойми. Жизнь станет пустой. И вы обязательно найдете общий язык.
— Они совсем не знают меня, а уже считают красивой куклой…
— Думаю, нам стоит устроить еще один вечер с половиной ребят. Посидим и спокойно поговорим. Я добьюсь, чтоб ребята лично принесли тебе извинения.
Я вдруг почувствовала жуткую усталость:
— Слушай, Френд, а у вас в ЗАТО есть заброшенные здания?
— Зачем тебе?
— Я хочу побыть одна. Одиночество — ценная штука.
— Иней, ты все время забываешь, что являешься замужней дамой! Почему тебя так и тянет на приключения?
— Потому что я где-то очень сильно ошиблась. И хочу разобраться, где.
— Возможно, ты ошиблась, когда вышла за меня замуж?
— Это я и хотела бы понять.
Я надела ветровку, вышла на улицу и с грустью подумала, что наступает осень. Через пятнадцать минут я дошла до забора с колючей проволокой. И не почувствовала ничего. Ни грусти, ни страха. Я стояла, прижавшись к стене до тех пор, пока ко мне не подошел постовой.
— Не выпускают? — он дружелюбно засмеялся. — Лучше отойди, а то оштрафуют. А если будешь стоять так за городом, можешь и пулю получить.
— Мне здесь не нравится.
— А мне, думаешь, нравится? Странный город, странные люди…
— Так вы тоже не местный? — я обрадовалась так, как будто встретила земляка где-то за рубежом после двадцати лет эмиграции.
— А то! Я — чистокровный веренец. Но живу здесь с семьдесят шестого года. По-всякому было. Сначала — панические атаки, отвращение до тошноты. Давление скакало. Видно, не зря болтают, что в ЗАТО испытывают психотропное оружие. Потом — фанатичное обожание этого места. Я наслаждался чистейшим воздухом и красотой Краснокрестецка. Ну и чувство защищенности от окружающего мира, знаешь ли, играет свою роль. Только вот паранойя развивается. Кажется, что все вокруг враги и только мечтают открыть Зону.
— В смысле открыть? Лишить Краснокрестецк его статуса? А что в этом плохого?
— Понимаешь, девонька, существует множество людей, которые интересуются ЗАТО. И среди них далеко не все — порядочные и адекватные. Если открыть границы города, то хлынут толпы «паломников». Думаешь, что экскурсии будут безобидными? Да здесь начнется Апокалипсис местного масштаба! Я даже боюсь представить, на что способна орда озлобленных людей.
— Почему вы любите этот город?
— Потому что он удивительный, такого нет больше на всей земле. И ты никогда не забудешь Зону, проживи хоть сто лет. Но, девонька, помни, если не станет ради кого здесь жить — сразу уезжай.
Постовой погладил меня по волосам и ушел. Я запомнила его слова на всю жизнь. Вернувшись домой, помирилась с Френдом. Какой-никакой, но муж, хотя наши чувства крайне сложно было назвать супружеской любовью.
38
В сентябре временный пропуск был готов. Я обрела свободу! Никогда не забуду, с каким чувством вышла за ворота проходной. Я радовалась всему: пению птиц, шуму машин, запаху угля на Веренском железнодорожном вокзале. Светлым зонам, нежно обнимающим своей теплой энергией. И даже толпам людей, которые прогуливались по главной улице. Они улыбались! И не считали меня приезжей шантрапой или глупой куклой со стеклянными глазами! Я была своей среди них.
Только проведя больше месяца в заключении, я осознала, насколько сильно люблю родной город. Но я уже ему не принадлежала. ЗАТО проник в душу, сделал меня другой.
С тихой грустью я пришла на собрание сталкеров. Пожимала мускулистые руки, смеялась шуткам, но смотрела на одного-единственного человека — Ерша. Урбантрипщикам я тоже больше не принадлежала. Это была наша последняя встреча, ведь не к лицу замужней даме лазить по заброшенным зданиям. Френд был прав. И я решила сделать этот вечер своим триумфом, пусть и с ноткой горечи.
— Вот фотографии Краснокрестецка. Теперь вы знаете, каково жить в закрытом городе. Я выполнила свои обещания!
Сталкеры окружили меня и загудели, но отреагировали неожиданно.
— Кхм, Иней, — Ёрш почему-то начал кашлять, — что это? Зачем нам снимки этих домов?
— А вы хотели, чтоб я Чернобыль на блюдечке принесла?
— Ну, хотя бы фотографии завода.
— Вы совсем лопухи или прикидываетесь? Хотите, чтоб меня арестовали за фотографию засекреченного предприятия? Да и не получится ничего. В ЗАТО можно увидеть только проходную завода.
— Но, Иней…
— Что, Иней?
— Там же работает твой муж.
— Муж объелся груш. Я свою жизнь сломала, чтоб побывать в засекреченном месте! У меня панические атаки каждый день и вообще все плохо! Но я добилась того, чего никто не смог, а вы мне тут говорите, что фото не такое. Да пошли вы все, кроты доморощенные.
— Инна, стой! — крикнул Ёрш, но я его не слушала, а бросила им в лицо снимки и выбежала на улицу.
Вскоре мне стало грустно и стыдно. До чего же я дошла только через месяц жизни в Краснокрестецке? А что же будет через год? Я взорву проходную или пристрелю охрану.
— Круто ты их взбодрила, Иней. Так держать! — меня догонял Асмодей.
— Я ужасно себя вела. Надо вернуться и извиниться. Совсем ум за разум зашел с этим ЗАТО.
— Ты все сделала правильно. Это не сталкеры, а сборище бездельников, способных только на ненависть и зависть к чужим успехам. Забудь про них.
— Мне все равно, пусть говорят, что хотят. Но Ёрш, мой любимый мужчина, почему он меня не поддержал?
— Потому что он тебя не любит.
— Ты прав, моя судьба — это ЗАТО и Френд.
— Зато у тебя есть Френд, — скаламбурил Асмодей.
— А ты любишь меня?
— Нет. Я хочу с тобой переспать. Ты, Иней, чертовски красивая молодая женщина.
Я сделала вид, что не поняла:
— Хочешь, я уйду от Френда и уеду из ЗАТО?
Сталкер остановился и взял мое лицо в ладони:
— Я этого не хочу. Ты вытянула выигрышную карту, Иннушка. И… я даже переспать с тобой не могу. Френд слишком хороший мужик.
— Ты за него и против меня?
— Да нет же. Как же я виноват перед тобой, прости, Иней. Если бы не твоя двойственность, если бы не твоя сумасшедшая двойственность. Да плевать после нее на твою ненормальную красоту.
Я испугалась:
— Что ты несешь? Пива перепил? Ас-мо-дей! Какая к черту двойственность?
— Извини. Не будем об этом. Ты еще придешь к этим горе-сталкерам? Приходи, порадуй твоих преданных обожателей.
— Ой, не напоминай мне о них. Так стыдно за этот дебош. У меня совсем тормоза отказали. Это Краснокрестецк так влияет. Странный город. В нем нет ни единой светлой зоны. И, как мне кажется, поселилось истинное зло.
— Понимаю. Дыма без огня ведь не бывает, а о ЗАТО много слухов ходит.
— Не хочу хвастаться, но я всегда нравилась людям. Даже у девушек вызывала не зависть, а интерес и симпатию.
— Еще бы. Странно было бы иметь такую внешность и не иметь власти над людьми, — вставил Асмодей.
— Вот я о том и говорю. Мне всегда было достаточно поулыбаться, похлопать ресницами — и люди бросались выполнять любые желания. А жители Краснокрестецка испытывают ко мне сильную неприязнь. Даже нет, они меня ненавидят. За что?
— Не в тебе дело. Просто «секретники» славятся своим сложным характером и нелюбовью к чужакам. Но уверен, что скоро они привыкнут и будут просто обожать тебя.
Переговариваясь о том и о сем, мы дошли до остановки, с которой можно было доехать до Краснокрестецка. Асмодей был настоящим антидепрессантом, и через пять минут я уже вовсю смеялась над его прибаутками. Он посадил меня на автобус и нежно поцеловал в щеку. На секунду стало грустно: лучше уж Асмодей, чем Френд, но я отогнала это неприятное чувство усилием воли.