Как же хорошо, что у Екатерины не хватает времени следить за комментариями на сайте. Она бурно восхищалась моей заметкой на планерке:
— Вот какая должна быть журналистика! Только у Инея получается раскапывать необычные факты. Молодец, так держать. А вы все смотрите у нее и учитесь. Даже туповатая веренка вас обогнала… Эх, бездельники…
Я опустила глаза, чтобы не встречаться взглядом с коллегами. Как же тошно быть чужой. Я скучала по родному городу. Даже не по светлым зонам. По улицам и бульварам. По заводам и стройкам. По бурным рекам и загадочным подземельям. По улыбающимся людям. Да, да, в Верене люди часто улыбаются, хоть и ходят иногда, опустив глаза.
46
Я могла бы лазить по заброшкам. Я могла бы гонять на байке. Я могла бы до рассвета пить чай с Элей. Я могла бы любить Ерша и дружить с Асмодеем.
Но я жила в ЗАТО и чуть не плакала, входя в ворота пропускного пункта. Так проходили мои лучшие годы.
Друзья Френда опять перестали меня замечать. Лишь Хельга изредка заглядывала, чтобы перемыть косточки общим знакомым. Наконец, и она признала, что в городе творится нечто странное.
— Что-то изменилось с твоим приездом. Хотя нет, и раньше было не все в порядке. Собирались тучи. Но именно с тобой связана грядущая гроза. Недаром тебя ненавидят многие. Хотя и восхищаются тоже. Стоит тебе распустить волосы, как твои враги начинают пускать слюни и блаженно улыбаться.
— Но мне-то как жить с этим? Как понять Френда и добиться его уважения.
— Когда-нибудь вы поймете друг друга, — загадочно улыбнулась Хельга. — Вы ведь любите друг друга, просто не можете это признать.
Тем не менее напряжение между мной и мужем росло с каждым днем, и даже весна не принесла долгожданного облегчения.
Однажды мы с Ильей чудом выбрались в Краснокрестецкий лес. Было это как раз тридцатого апреля, накануне колдовского праздника Вальпургиевой ночи. Говорят, тогда все ведьмы Верены собираются на Двойных горах. Нет, они не вызывают дьявола и не летают на метлах. Они празднуют свадьбу древних богов. Чествуют весну.
Вечером местный МЧС прислал сообщения всем веренцам, что прогулки по лесам строго запрещены с тридцатого апреля по второе мая.
Но Краснокрестецк со своими заводами по производству ядерного и химического оружия, электрической проволокой и блокпостами был слишком техногенным для проживания ведьм. Поэтому мы спокойно отправились в лес, чтобы развеяться и отвлечься от ссор. Это была моя инициатива, Френд предпочел бы выпить пива с друзьями — Егерем и Хельгой.
— Ужасный Бельтейн, — ворчал муж.
— А по-моему — удивительный, — возразила я. — Так хорошо, птички поют. Вдохни глубже, используй всю мощь своих легких: это запах сирени! И даже не чувствуется, что Зона близко.
— Конечно, не чувствуется. Отгороженная территория просто огромная. Мы сейчас далеко от забора с колючей проволокой. Но идем, я тебе покажу действительно потрясающее место. Сердце Зоны, как называют его наши. Только оно споосбно определить, своя ты или нет.
— О чем ты?
— Да знаешь ли, существует легенда. Якобы тот, кто достоин жить в ЗАТО, войдя в Сердце, почувствует радость, счастье, покой. И наоборот — тот, кому здесь не место…
— Что же случится с ним? — мне стало не по себе.
— Это всего лишь легенда, — Френд улыбнулся, но как-то неуверенно. — Разное случалось. Некоторые мучились жесточайшей болью во всем теле, другие теряли сознание, а третьи и вовсе умирали.
— Да это просто детские сказки, — мне стало смешно. — Сколько отсюда до Сердца Зоны?
— Около часа бодрым шагом.
— Пошли, проверим твои легенды.
Место действительно было каким-то странным. Поражало большое количество сухих деревьев. Птицы не пели. Ветер не шумел, да и каких-либо животных или насекомых я не увидела. И вообще не услышала ни малейших звуков.
— Да, да. Это мертвый лес. А еще говорят, что живем мы в огромном пересохшем озере, которое древний народ поутри называл Красным, — сообщил Френд и сел на толстую поваленную березу.
— Хватит кормить меня байками. Ничего сверхординарного здесь не вижу. Выпей-ка лучше лимонаду, а я схожу в кустики.
Я отошла где-то на метров двадцать. И вдруг почувствовала дикую боль, будто что-то ударило мне в голову. Потом еще и еще. Далеко не сразу я сообразила, что подошла к гнезду шершней. А когда сообразила, жутко закричала. Краем глаза я заметила чью-то тень. Чертовы гномы…
Френд не спешил подходить ко мне.
— Иди сюда!
Меня перекосило от жуткой боли, но я нашла в себе силы побежать.
— Шершни…
Френд сориентировался сразу, ведь он был на войне. Подхватив меня на руки, быстрым шагом отошел на безопасное расстояние. Потом положил меня на землю.
— Где мы?
— Все еще в Сердце Зоны. Ты не прошла проверку.
Я молчала, корчась от боли.
— Дорогая моя женушка, — сказал Френд. — Ты заметила, насколько ухудшились наши отношения в последние месяцы. Должен признаться, я тебя ненавижу. А знаешь, почему? Не знаешь, даже не догадываешься. Ты вообще не в курсе моего прошлого.
— Эт-то н-не так, — заикаясь, ответила я.
Боль сводила с ума. Какие-то шершни… Ничего мистического, но голова раскалывалась.
— Ха! И кем же, я, к примеру, хотел стать в детстве? Молчишь? Рассказываю: я мечтал быть журналистом. Всегда чувствовал себя одиноким. А журналисты постоянно находятся на людях, да и писать хотелось. Так вот, в год, когда твой покорный слуга, дорогая, должен был поступать в университет, разразилась Чеченская война, и вместо студенческой скамьи я попал на фронт. А потом… потом уже не было сил учиться. Так и пришлось работать на заводе. Но знаешь, что для меня загадка: почему ты походя стала журналистом? Чем ты лучше меня? Чем? Ты ведь даже никогда не стремилась им быть. Ты хотела быть педагогом.
— Р-ради пропуска, вспомни, — с трудом ответила я.
— А ведь у тебя получается, любимая. Неплохо получается. Ладно, мне надоели эти разговоры. Прощай!
— Я не дойду…
— Знаю. Ты умрешь здесь, в Сердце Зоны.
— Нет!
— Да. И никто тебя не найдет. Даже если оклемаешься к вечеру, не дойдешь…
— Нет! Не надо. Не бросай меня. Я помогу тебе устроиться в газету.
Френд сел рядом и крепко обнял меня.
— Дай подумать минуту.
От боли мое сознание затуманилось:
— Что же это? Татуру топят, а Красное осушают.
— Это не просто Мертвый лес, а бывшее озеро. Легенды не врут. Взгляни на эти камни, они когда-то находились на дне. И ты сейчас на дне, поэтому мне тебя жалко. Ладно, Иней. Ты всегда выполняешь свои обещания. И я тебе верю. А еще… все-таки ты мне небезразлична.
Чуть позже муж взял меня на руки и вынес из Сердца Зоны. Сразу стало легче дышать, а через полчаса боль уменьшилась настолько, что я смогла идти.
О тени я предпочла умолчать, предоставив Френду думать, что во всем виноваты шершни и мое невезение.
47
Вскоре Илья стал внештатным журналистом «Красной». Писал он весьма посредственно, но так очаровал всю редакцию, что тексты даже награждали повышенным гонораром. Он умел нравиться, когда хотел. И не зря носил свое прозвище.
Я же ненавидела свою работу все сильнее. Тяжело было не только вдумчиво писать, отвлекаясь на учебу. Не ладилось общение с жителями Краснокрестецка — чиновниками, врачами, учителями, работниками культуры. Они будто чувствовали во мне чужую и грубо отказывались от разговора. Екатерина постоянно возвращала мне материалы:
— Где у тебя здесь люди? Люди, Иней! Комментарии личностей. Это событие само по себе никому не интересно.
Особенно тяжело было на опросах. Иногда у меня просто не хватало смелости останавливать людей с затравленными лицами.
— Вот что Зона делает! — в очередной раз жаловалась я Хельге.
— Да, Иней. Но не грусти…Они тебя не ненавидят, а завидуют. Эх, если бы у меня жили в Верене родители.
— Давай поменяемся. От них толку — как от козла молока, — отмахивалась я. — Видимся не чаще раза в два месяца. Они никогда не любили меня. Да и привыкаю я к городу. Иногда ловлю себя на мысли, что мне здесь спокойно, ведь мир за пределами ЗАТО — такой страшный и враждебный.
— Ты уже стала говорить и думать, как Френд, — удивлялась Хельга. — Почему ты не хочешь бороться за место под солнцем? Уехать, наконец? Пойми, безопасность Краснокрестецка — это всего лишь иллюзия.
— Куда я уеду? Мне и здесь хорошо.
— Да ты просто забыла, что такое «хорошо». А я скоро свалю навсегда, вот увидишь!
Иногда я думала о том, что не хочу ничего менять. Вот только бы с Френдом поменьше ссориться да на работе не решать столько проблем. До конца жизни я буду считать Краснокрестецк самым удивительным и прекрасным городом.
Однажды журналистская нелегкая занесла меня в прокуратуру. И снова случилось странное. Я встретила в коридоре карлика в зеленом камзоле. На этот раз он вручил мне ржавые наручники.
А потом ко мне явился призрак моей юности…
Майор Вайшнавский, он же бывший кгбшник, который вел дело моих родителей. Байкер Шадов, который стал моим другом. И человек, просто человек, который спас меня от дурмана Татуры.
Теперь он занимал важный пост в органах МВД Краснокрестецка. Взять интервью у Вайшнавского считалось у журналистов редкой удачей.
Я сразу отметила, как он постарел за эти годы. Впрочем, было видно, что Зона не сломала байкера, лишь сделала сильнее. Казалось, Шадов больше ничему не удивляется.
— Садитесь, Инна. Рад вас видеть. Как я и думал, из девочки с косичками вы превратились в удивительно красивую молодую женщину. Думаю, теперь мы бы не смогли дружить. Как поживают ваши почтенные родители?
— Спасибо, здоровы, — ответила я, стараясь, чтоб мой голос не дрожал. — Но я пришла по делу.
— Ах, конечно. Хотите чаю?
За чашкой крепкого цейлонского он рассказал мне о дочери, которая набросилась с ножом на родную мать и нанесла ей восемь ранений. Причина — обычная ссора под алкоголем. Но это событие для тихого Краснокрестецка было поистине неслыханным и сенсационным.