По одной стороне эллинга стояло шестнадцать трёхкамерных пластиковых рам самого ходового размера — 140 на 140 сантиметров и дверные коробки с полотном из монолита дерева, в сборе — двадцать штук, из них четыре — двойные тамбурные. В конце — стеллаж с различными светильниками, не менее сорока — пятидесяти штук, несколько мотков двух- и трёхжильного медного провода, два ящика с установочными приборами: розетками, выключателями, монтажными коробками и т. п., также несколько ящиков с электродами для сварки.
По другой стороне на специальных стеллажах лежали м еталлические и пластиковые трубы различных диаметров, металлические уголки разных размеров, железные прутки, арматура, полосы металла тоже разной толщины, а также сайдинг в комплекте с разными профилями. У задней стенки, в торце, стояли ящики с прозрачным четырёхмиллиметровым и цветным шестимиллиметровым стеклом, листы многослойной водоупорной фанеры разной толщины.
Посередине — широкий и высокий, до крыши, стеллаж, забитый мешками с цементом, сухими смесями, ящиками с гвоздями, винтами и гайками, шурупами, скорорезами и прочим крепежом. Тут же стояли сорокалитровые бочки с масляными красками, эмалями, растворителями и антисептиками. Лежало несколько больших кусков гудрона. Коробки с кистями. Весь верх стеллажа был забит утеплителями различных видов.
По бокам от входной двери стояли два сварочных аппарата разной мощности, мощный трёхфазный дизель-генератор, компрессор, пара пневмомолотков и различный электроинструмент. Тут же — четыре бочки с соляркой.
Самое интересное, что на внутренней стороне входной двери на гвозде висела амбарная книга, содержащая полный перечень всего содержимого эллинга с указанием номера стеллажа или места, где находится искомое.
После эллинга прошлись по стройплощадке, посмотрели экскаватор и автокран — завели мотор, проверили работу подъёмного механизма.
Алексей заметил, что уровень их участков возвышается над окружающей его поверхностью с лесом на метр-полтора.
— Интересно, на какой глубине расположен естественный слой земли, на который произошёл перенос? — спросил он.
— Это легко проверить: посмотрим, если целы провода глубинного насоса в артезианской скважине, то это расстояние больше сорока трех метров, если оборваны, то их оставшаяся длина и определит расстояние, — ответил Александр.
Они подошли к будке, поставленной на месте артезианской скважины. Алексей попытался вытянуть электрический провод из скважины. Не получилось: на конце был глубинный насос. Всё стало ясно. Нажав кнопку, запустил небольшой резервный дизель-генератор, предназначенный для работы во время аварийного отключения сети, и все услышали шум насоса. Из патрубка полилась чистая вода.
— Значит, мы, с большой вероятностью, попали в то же место, где находился и раньше участок, только в другое время: ведь водоносные слои совпали, — проговорил Александр.
Время подходило к девяти часам утра. Пора будить отца, женщин и детей.
Выйдя с участка соседа, направились к бане мимо беседки — сначала будить отца. От беседки остались только угли и пепел, она сгорела дотла. Резкий порыв ветра — и пепел развеялся по участку. Алексей перекрестился.
У Надежды Михайловны заныло сердце — на дорожке лежали оплавленные часы — подарок сослуживцев Геннадию Алексеевичу при выходе на пенсию. Глядя на них, она стала медленно опускаться на землю. Алексей вовремя успел её подхватить.
— Мама, тело папы мы не нашли. Не бывает так, чтобы вообще ничего от человека не осталось. Раз нас перенесло куда-то, то и его могло куда-нибудь забросить. Будем надеяться на лучшее, — старался успокоить мать Алексей.
Александр сбегал к бане: она была пустой.
Предстоял нелёгкий разговор.
Глава 2. Новая жизнь
Геннадий Алексеевич очнулся, лёжа на пуховой перине. В голове была неописуемая пустота, слабость сковала всё тело. Не было сил даже открыть пошире глаза, не то что повернуть голову. Сквозь ресницы проступали очертания какой-то неизвестной комнаты. Поодаль, около окна, стояло кресло, в котором сидела незнакомая, ещё не старая женщина, и будто спала. Пить хотелось неимоверно. Геннадий Алексеевич прошептал пересохшими губами:
— Пи-и-ить…
Женщина в кресле встрепенулась, подошла к постели и сказала ласково:
— Петенька, сыночка, наконец очнулся. Пить хочешь? Сейчас клюквенного морсу налью.
Она поднесла к губам Геннадия Алексеевича большую кружку, немного приподняв второй рукой его голову, и живительная влага наполнила его рот.
Судорожно сделав несколько глотков, Геннадий Алексеевич попытался взять кружку руками, но они ему не подчинились, и он снова потерял сознание.
Следующее пробуждение произошло днём. Открыв глаза, Геннадий Алексеевич разглядел стоящего около постели пожилого мужчину, держащего его за кисть и считающего пульс по большим карманным часам. Такие часы, он вспомнил, были у его деда. Тот часто вынимал их из кармана жилетки, громко щёлкал крышкой и, посмотрев время, тут же убирал обратно. Никому из семьи брать в руки эти часы не разрешалось.
— Так, прекрасно, пульс — 55 ударов в минуту. Немного редок, но это ничего, слабость. Думаю, завтра всё будет нормально. А сейчас, Елизавета Афанасьевна, больному надо пить куриный бульон, понемногу, но часто, каждые два часа, и больше спать. Кризис прошёл. Организм молодой, быстро пойдёт на поправку, — сказал мужчина, обращаясь к той женщине, которая пыталась напоить Геннадия Алексеевича.
Геннадий Алексеевич закрыл глаза.
«Все страннее и страннее. Молодой организм? Это у меня, что ль? Пульс — 55 ударов, да я не помню, когда такой был в последнее время, 80–90 — вот моя норма. А сил вроде бы прибавилось. Уже могу двигать рукой».
— Кажется, Петенька опять уснул. Не будем ему мешать.
Геннадий Алексеевич услышал, как закрылась дверь. Он приоткрыл глаза. В комнате никого не было. Приподнял руку, поднёс её к лицу. Это была рука молодого человека, сильная, покрытая небольшими рыжеватыми волосками. Пальцы длинные, ногти ухоженные, овальной формы.
«Это не моя рука, — как-то равнодушно подумал Геннадий Алексеевич, — и почему меня эти люди называют Петенькой?»
«Это не тебя называют, а меня. Ты кто такой? Почему сидишь в моей голове и путаешь мои мысли? И это не незнакомые люди, а маменька моя, Елизавета Афанасьевна, и доктор Казимир Войцехович из Новгорода».
«Я — Геннадий Алексеевич Соколов, мне вчера исполнилось 66 лет. Ночью была гроза, и, похоже, молния ударила в беседку, где я был. Больше ничего не помню. Только яркую вспышку. А теперь я оказался здесь».
«Где — здесь? В моей голове? А как это случилось?»
«Ну, Пётр, если бы я знал, как. Вот мой старший сын, Александр, увлекается фантастикой. Он мне рассказывал, что уже много книг написано о попаданцах или засланцах с подселенцами, не помню, как правильно, которые каким-то образом оказываются заброшены в своём теле в другую эпоху, или попадают в тело другого человека, где и живут вместе с прежним владельцем, стараясь не мешать друг другу. Ты лучше расскажи мне о себе, а потом я тебе расскажу».
«Так, может, ты дьявол, проникший в моё тело и желающий унести мою душу в ад?»
«Ну, какой я дьявол. Слушай молитву: „Отче наш, иже еси на небесех…“ Убедился, что это не так? Да ещё сын у меня, младший, Алексей, священник церкви Покрова Богородицы. И крестик я носил, и в церковь, хоть и не часто, но ходил. Давай о себе рассказывай».
«Я — Пётр Иванович Бецкий, дворянин, родился в 1870 году. В этом, 1892 году, окончил Санкт-Петербургский горный институт, получил специальность „горный инженер“ и среди двадцати шести студентов, окончивших полный курс, выпустился третьим номером по успеваемости. Считаю себя учеником Карпинского, имею стремление заниматься геологией. Меня приглашали на работу на казённые заводы, но пока я отказался. У нас семейное дело: фаянсовая фабрика, которая совсем захирела после смерти папеньки. Маменька переписала мне её в собственность со всеми карьерами и шахтами. Хочу вплотную заняться её развитием. Холост. Невесты пока нет. На попечении маменьки остались три лесопилки, но, думаю, скоро и их маменька мне отдаст. У нас вдоль Мсты собственные земли с лесом, так что есть где развернуться. Вёрст двадцать вдоль реки тянутся, да до десяти вёрст вглубь от реки. А сейчас я нахожусь в нашем имении в селе Крутая Гора. Поправляюсь после сильной простуды, в холодной воде искупался. В Санкт-Петербурге, пока учился, жил в собственном доме на Петербургском острове по улице Церковной около Преображенской церкви в Колтовской слободе. Дом в приданое маменьке достался. Отец, Бецкий Иван Григорьевич, потомственный дворянин, майор в отставке, коренной новгородец, умер в прошлом году. Больше рассказывать нечего. Теперь ваша очередь».
«Как звать и сколько мне лет, я уже говорил. Родился в 1946 году, то есть позже тебя на 76 лет. Значит, попал к тебе из будущего, из 2012 года. 120 лет вперёд от сегодняшнего дня. Окончил Политехнический институт в Лен… в Санкт-Петербурге по специальности „механик“ и много лет проработал на военном заводе, выпускающем пушки, стрелковое и холодное оружие, военное снаряжение. У меня два сына: Александр и Алексей. Старший, Александр, окончил лесотехническую академию и работает главным инженером на большом деревообрабатывающем комбинате. Младший окончил Медицинскую академию, работает врачом, одновременно является клириком и служит в церкви Покрова Богородицы. У меня три внучки и три внука. Вот была дача, похоже, на твоей земле, на берегу Мсты. Поправимся, обязательно съездим. Хочу посмотреть, как местность изменилась».
«А в каком месте дача была?»
«Около деревни Луки».
«Да, это наши земли».
Они ещё долго рассказывали друг другу о своей жизни. Особенно Пётр интересовался жизнью в будущем. А когда узнал, что была революция, царя в 1917 году свергли и убили всю его семью, собственность у помещиков, промышленников и дворян отобрали и сделали её общей, а потом и держава развалилась, Пётр загрустил и перестал отвечать на вопросы Геннадия Алексеевича.