Винни почесал успевший отрасти с последней стрижки затылок.
Собственно говоря, ничего не изменилось. Вся разница в том, что она просто стала физически ближе к нему и он может перекинуться с ней парой слов. Но кому от этого легче? Ей? Кате вообще глубоко параллельно на него. Так было тогда, осталось и сейчас. Ему? Нет. Она же для него как наркотик: один раз попробовал – и уже никогда не захочешь слезть… Блин! А ведь он даже не пробовал. Так и не довелось. Что было бы с ним, если бы он узнал ее вкус?
Она теперь замужем. Он хорошо разглядел тонкий диск золотого кольца на безымянном пальце.
Единственное, что теперь остается, это как можно скорее добраться до поселка и убедиться, что с Катей ничего не случилось. С момента ее отъезда в поселок его не перестает покидать тревожное ощущение. Ощущение, что с этим дорогим его душе и сердцу человеком вот-вот должно что-то случиться.
Нет. Ничего не должно произойти. Лесное зверье от дрезины старается держаться подальше. Знают, что человек легко может убить. Нечисть активируется к ночи, когда в Зоне появляется туман. Зомбаков уже давно не видно. Мавки, скорее всего, тоже поостерегутся приближаться к «телеге». Остается Черномор. Но его появление – огромная редкость.
Нет. Все должно быть хорошо. Ребята уже в поселке, спят. А Катя едет с аппаратами по своим делам. И все у нее будет хорошо.
«И выросла из них яблонька, да какая! Яблочки на ней висят наливные, листья шумят золотые, веточки гнутся серебряные. Кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит мимо – заглядывается…»14
А все-таки и насчет избы он зря рассказал Гилю. Они все вчетвером очень сдружились за последнее время. По крайней мере, ему хочется в это верить. Может, конечно, все это идеализация и так думает только он один. Но, тем не менее, даже присоединившийся совсем недавно Ларс уже был, как говорится, «своим в доску». Незаменимым компонентом, обязательной шебутной составляющей их бригады. Убери его – и будет уже не то. То же самое можно сказать про каждого. А значит, его друзья могут совершить обдуманную глупость. Из самых лучших побуждений, заботясь исключительно о нем, они могут начать предпринимать какие-нибудь меры, если окажется, что все эти случаи с избушкой несут реальную угрозу здоровью или даже жизни. Слухи слухами, но это Лукоморье. И здесь, за неимением доказательств, все сперва основывается на слухах. Пойдут активные расспросы, в итоге все узнают, что ему примерещилась эта изба, а там, вполне возможно, его каким-нибудь образом вынудят покинуть Зону. Для его же безопасности. А этого допустить никак нельзя. Не время ему уезжать отсюда. Он должен заработать. Ему нужны деньги. Он должен помочь.
Надо будет утром Сашке все объяснить до конца. Рассказать истинную причину своего появления тут. Гиль – мужик нормальный во всех отношениях. Должен понять.
Винни вновь чуть отодвинул занавеску, посмотрел в окно. Еле слышно вздохнул.
Лежащий на полу Гиль еще какое-то время наблюдал за ним. Затем вновь закрыл глаза, попробовал в очередной раз заставить себя заснуть. Но сон не шел. Мысли постоянно возвращались к услышанному сегодня от Винни. Слова о том, что он видел избу, вызвали в памяти рассказ о трагедии, которая произошла с Коробом. Тот тоже увидел избушку на курьих ногах и в скором времени был застрелен. Если все это имеет прямую связь, то Винни в большой заднице. Не сегодня завтра с ним может случиться что-то прескверное. Во всяком случае, на территории Лукоморья при данном раскладе ему находиться будет нельзя. Хотя, с другой стороны, вся эта хрень может преследовать его и за Барьером. Толком-то ничего не известно, даже то, есть ли связь между появлением избы и смертью Короба. Ведь за время существования Зоны тут полегло уже немало народа, но что-то никто из них перед смертью не рассказывал о каких-то избушках. С другой стороны, мало ли почему не рассказывали. В общем, надо думать. И не сейчас, а завтра. Утро вечера мудренее. И голова завтра будет уже не одна: обсудим с ребятами, как спасать хорошего человека.
Но почему Винни так торопится домой? Неужели что-то знает про эту самую избу и старается убраться от нее как можно скорее и дальше?
Катя закрыла глаза. Последний час она практически не помнила. Все смешалось перед ее помутившимся взором и в уже ничего не соображающей голове. Единственное, что она видела, это две собственные ноги, упрямо сменяющие друг друга. Словно у одного умершего датчанина. Каждый шаг – боль! Каждый шаг – боль! Шаг – боль! Боль… Боль…
Единственной мыслью была монотонно повторяемая команда: «иди». Последние полчаса на каждый свой шаг она произносила ее вслух, осипшим, еле слышным от обезвоживания и усталости голосом.
Силы уже оставили ее, но руки упрямо продолжали сжимать ремень. До судорог и онемения в пальцах. Она продолжала тащить свою ношу вперед рядом с Хэллом, прокладывающим дорогу, как вездеход. Молча, не останавливаясь, скрипя зубами…
Катя открыла глаза. Перед ней раскинулось черно-синее звездное небо. Десятки белых точек конструировали причудливые формы созвездий. Какие-то звезды были крупнее, какие-то едва виднелись. Через подсвечиваемую ими черноту космоса шла молочными изгибами часть одного из спиральных рукавов галактики.
Дыхание уже давно выровнялось. Сердце перестало бешено стучать, грозя вынести ребра изнутри, Острая мышечная боль перешла в тупую, ноющую. Тело с упоением отдыхало, дождавшись наконец заслуженного перерыва.
Надо было сесть. Спина начала ныть, и лежать на траве возле нулевого километра стало не очень удобно.
Катя с трудом поднялась, согнула ноги, обхватила их руками и положила голову на колени. Сейчас она еще немного отдохнет, и можно будет идти в поселок.
Они все-таки сумели дотащить бедного Ларса. Когда впереди показался свет работающей площадки, готовящей новые дрезины для очередной ходки, Радченко не поверила своим глазам. В первый момент ей показалось, что все увиденное – не более чем галлюцинации воспаленного от усталости мозга. Этого просто не могло быть. Они не могли дойти. Это было физически невозможно. Однако с каждым последующим шагом картинка становилась все ярче и отчетливей.
Идущий рядом Хэлл закричал и замахал рукой, стараясь привлечь внимание. Крик вышел слабый. До слуха изможденных, отчаявшихся людей доносились звуки непрекращающейся работы. Даже при крике в полную силу с такого расстояния шанс быть услышанными стремился к нулю.
Проходник отпустил ремень волокуши, нагнулся к ней и взял в руки «Байкал». Поднял его вверх и нажал на курок. Близкий звук выстрела резанул по ушам, отдался в ноющей голове толчком боли. Рада выпустила свой ремень, зажала уши руками, и второй выстрел уже не был таким болезненным. У нее пронеслась шальная мысль, что после такого нормально слышать она сможет только через пару дней. Зато их прекрасно услышали возле нулевого километра.
Хэлл и Рада, опустившись на траву, молча смотрели, как к ним приближаются фигурки людей, подсвечиваемые огнями факелов, увеличиваются в размерах, становятся слышны их шаги и голоса. Череда вопросов, короткие ответы Хэлла и спасительная суета.
Радченко только один раз за все это время подняла голову и, увидев рядом кого-то из рабочих, вцепилась руками в него:
– Там… «телега»… Надо забрать… два ящика на ней… Это очень важно для всех… Помоги, пожалуйста! Их надо в поселок… за Барьер. Успеть до утра…
– Они далеко?
– Не знаю…
– Понял. – Мужчина, склонившись к ней, успокаивающе похлопал Катю по руке и, разогнувшись, крикнул кому-то:
– Север! Я за оружием! Выдвигаемся к «телеге». Ее надо срочно гнать сюда.
Продолжая сидеть, девушка поправила куртку, накинутую кем-то из рабочих ей на плечи. Надо будет завтра, то есть, уже сегодня послать хозяйственникам заявку на новую форму. Она провела рукой по шее, слегка разминая ее. Пальцы коснулись непривычно пустого участка кожи. Рука метнулась к груди, нащупав в верхней трети пустоту.
Ну вот, придется еще и жетон новый заказывать. У старого, видимо, порвался шнурок. Без именной таблички в Зону ее никто не пустит. И все обитатели Первого поселка должны носить жетоны, не снимая. Но это не проблема.
– Красиво, – раздался рядом голос Хэлла.
Катя вздрогнула, повернулась к нему. Проходник лежал на спине, заложив одну руку за голову. Вторая рука медленно перебирала выросшую со времени последнего покоса траву.
– Я думала, ты спишь.
– Нее… – протянул тот. – Честно пытался, но не смог. Видимо, нервное напряжение оказалось чересчур сильным. Но, думаю, скоро отпустит. И вообще, надо домой уже пытаться ползти. А то холодает.
– А про что ты сейчас сказал? Что красиво?
– Да звезды.
– Ага. – Радченко улеглась рядом. – Тут я согласна. Красиво.
– Знаешь, что? В такие моменты я вспоминаю одно высказывание. Не знаю, кто его написал и когда, но я его запомнил на всю оставшуюся жизнь.
– Оу! Интригующе. – Катя на мгновение округлила глаза. – Что за высказывание?
– Каждый атом в нашем теле берет свое начало во взорвавшейся звезде. Нас не было бы здесь, если бы звезды не взорвались, потому что химические элементы, необходимые для эволюции и жизни, не были созданы в начале времен. Они были синтезированы в ядерных печах звезд. И единственная причина, почему они попали в наше тело, это потому, что они взорвались. Иисус? Звезды погибли, чтобы мы могли жить.
Воцарилась тишина. До слуха доносились только далекие голоса вернувшихся к дрезинам работяг. Хэлл не торопил девушку. Ему хотелось, чтобы и она смогла насладиться этой мыслью. Прочувствовать ее вкус. Представить заключенный в этих нескольких строчках колоссальный масштаб расстояния и объем энергии.
– Потрясающе! – тихо произнесла она наконец. И, повернув голову, посмотрела на темный, словно вырезанный из картона профиль Хэлла.
– Угу, – согласился профиль. – Кстати. Вернемся к нашему разговору.
– Это к какому?