Я тут лишний, решил Пушкин, глядя как мужчина и женщина играют в вечную и самую прекрасную игру. Он расплатился, оставил щедрые чаевые и ушел, его отсутствие никто не заметил.
Дома он нашел в социальной сети страничку Александры Николаевны и отправил ей сообщение:
«Любезная Александра Николаевна! Как Вам несомненно известно с семьей Пушкина проживали две сестры его жены, одна из них Александра Николаевна Гончарова. Она была тайно, как она думала, безнадежно по девичьи влюблена в Пушкина и восхищалась им как поэтом. Разумеется, Александр Сергеевич об этом знал, ему это чуточку льстило, но не более того. Никаких отношений, выходящих за рамки родственных между ними, не было.[70] Александра Николаевна от неразделенных чувств, от нравственной невозможности перейти дорогу сестре, страдала молча. Но в сорок лет, она встретила прекрасного человека, вышла за него замуж, родила дочь и была счастлива.[71] Я желаю Вам Александра Николаевна оставить тень Пушкина в покое и найти свое счастье. С уважением А Пушкин.
P.S. Вспоминайте меня иногда…»
Отправил письмо сообщение. Встал у окна. И почувствовал хорошо знакомый ему удар схожий с молнией. Опять нахлынули воспоминания. Он видел и вспоминал себя как со стороны. И содрогнулся также как тогда при встрече с Николаем Павловичем.
Глава 4
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей,
С жестокой радостию вижу[72]
Прочитала Пушкину его стихи Госпожа Смерть и ледяной рукой взяла его за сердце. У Госпожи Смерть было лицо императора Николая Первого.
— Значит ты хочешь моей смерти и смерти моих детей? — продолжал бесстрастно, голосом Госпожи Смерть, спрашивать Император.
Ледяная рука сжала его сердце еще сильнее, сердце чуть билось. Смертельно бледный Пушкин держался на ногах только силой воли и гордости.
— Ну что-ж Александр, поговорим начистоту? — пристальным и как он считал магнетическим взглядом, водянистых голубых глаз смотрел на Пушкина, Император.
Аудиенция Пушкину была дана в Чудовом монастыре Московского Кремля. Император и Поэт говорили с глазу на глаз. Император был молод, красив, высок и внушителен в мундире Лейб-гвардии Преображенского полка.
Николай Павлович уже прочитал верноподданное письмо поэта[73] и получил сведения о деятельности Пушкина после восстания декабристов.
Пушкин понимал, что сейчас сию минуту решается его судьба. Он был взвинчен и подавлен.
Этот человек, который вызвал его из ссылки, уже утвердил приговоры Верховного уголовного суда по его единомышленникам и друзьям. Пятерым в помиловании отказано: Их повесили. Остальным каторга и ссылка в Сибирь.
— Я знаю, что ты был среди них, — ледяным тоном поведал Император, — вот садись за стол и прочти.
Николай уселся за небольшой инкрустированный стол сам, жестом предложил сесть Пушкину напротив, передал ему для прочтения пачку листов, исписанных каллиграфическим писарским почерком.
Пушкин быстро читал. Те с кем он выпивал, играл в карты, ездил к актеркам и горячо спорил о судьбе России, давали на него показания следственной комиссии. Не все, всего несколько человек, но этих показаний было достаточно не то что для каторги, для петли. В показаниях прямо говорилось, о его членстве в тайном обществе, и что его: стихи «Вольность» и «Кинжал» — это призыв к цареубийству.
Пушкин почувствовал, как ледяная испарина выступила на лбу, Госпожа Смерть продолжала давить его сердце. Он в упор посмотрел на Императора, тут за столом они были равны. Валятся в ногах, молить о пощаде я не буду, говорил его горящий взгляд.
— Твой друг Пущин и другие показания на тебя не дали, — спокойно сообщил Император, — а эти …
Он взял у Пушкина листы и с хрустом разорвал их, обрывки выбросил в корзину,
— По моей воле эти листы из дела изъяты, — чуть улыбнулся Император, — Тебе ничего не грозит.
Возможно Император ждал, что Пушкин будет его благодарить, но поэт молчал.
Император встал, Пушкин тоже вышел из-за стола. И опять высокий величественный Император в военном мундире, сверху вниз смотрел на одетого в скромный сюртук невысокого Поэта.
— Я хочу поговорить с тобой как дворянин с дворянином, — заговорил Император, — без чинов,
— Я, Вас слушаю Николай Павлович, — сдержанно ответил поэт, чувствуя как бешено забилось сердце,
— Я знаю, что приговор своим друзьям ты считаешь неоправданно жестоким,
— Да, — нервно ответил Пушкин, — неоправданным и жестоким,
— А ты представь себе, что я убит заговорщиками, августейшая семья, в том числе и дети убиты или под арестом в крепости. Заговорщики захватили власть и объявили об освобождении крепостных крестьян, об уравнении всех сословий в своих правах. Что было бы? Смута! Россию бы кровью залили. Большинство дворян своих привилегий, своих поместий без боя бы не отдали. А разве среди них нет твоих родственников и друзей? Вспомни Пугачева, ведь даже детей, дворянских детей эти изверги не щадили. Ты этого хочешь? А тем временем на границах, враги империи, стали бы рвать ее на части. Но уже не кому было бы выступить на защиту родной земли, мы бы занимались взаимным истреблением. Ты об этом думал?
— Я был там на площади, — взволнованно продолжил Николай Первый, — сам видел бунтовщиков,
Он как тогда ощутил приступ ледяного ужаса, с замирающим сердцем наблюдал как из рядов заговорщиков, выстроившихся на площади, смотрит на него Госпожа Смерть.
— Посылал Милорадовича,[74] уговорить солдат вернуться в казармы, его смертельно ранили выстрелом в спину, посылал митрополита, его с насмешками прогнали, к заговорщикам выходил мой брат Михаил, его не слушали. Я не хотел крови, не хотел. Но выбора мне не оставили. После залпов пушек, твои друзья бросили солдат которых вывели на площадь и бежали,
Чуть успокоившись Николай Первый вновь заговорил:
— Ты полагаешь, этих господ, благородными людьми? Что ж вот тебе истина, прими ее. Выводя подчиненных им солдат на бунт они им лгали, говорили, что я узурпатор, что Императором должен быть мой старший брат Константин. Знали они, знали, что по завещанию Александра Первого его наследником был я, что Константин это подтвердил, письменно отказавшись от престола в мою пользу, но солдатам этого не сказали. Они обманули этих людей. Их смерть на их совести, а не на моей.
Пушкин промолчал, он был расстроен.
— Пока я Император, — величество и грозно заявил Николай Павлович, — Я не допущу смуту! Умру, но империю сохраню. Пусть лучше будут принесены в жертву бунтовщики, а не наша Империя!
— Я мог быть там на площади, — решительно заявил бледный Пушкин, — ведь все мои друзья были там,
Когда он получил известие о казни, то сделал рисунок: пять повешенных. На рисунке приписка: Я бы мог…,
— В том, что тебя там не было я вижу Перст Божий, — милостиво заметил Император,
— Но крепостное право, это унизительно, мы свой народ превратили в рабов зависящих от прихоти своих господ, — нервно заговорил Пушкин, — народы Европы уже получили свободы, чем мы хуже?
Отлично осведомленный о поэте[75] Император хотел желчно спросить Пушкина про крепостных крестьян, чьими трудами тот пользовался, про крепостную девицу, а еще и про …
Но он был неглупым человеком и не хотел рубить правду — матку и тем самым испортить разговор с поэтом гнусной прозой жизни. Да собственно в этих делах он ничего зазорного и не видел.
— Екатерина Великая, мой брат Александр, все они думала об освобождении крестьян, — тихо и печально сказал Император, — но … Не все так просто, надобно считаться с интересами дворянства, они опора трона, они сила империи, его армия и гражданское управление. Император, который нарушит права этого сословия или оскорбит его, будет низложен и убит, как был убит мой дед Петр Третий, как мой отец Павел Первый. Я это помню, всегда помню.
— И что вы предлагаете, оставить всё как есть? Обречь Россию на беспросветное рабство, на вечное отставание от прогрессивных народов? — выкрикнул Пушкин.
— Постепенно, — мягко, внушительно, негромко и задушевно заговорил Николай Павлович, — без потрясений, последовательно шаг за шагом, проводить реформы. Для того чтобы выкупить у дворянства крестьян и дать им свободу, нужны огромные деньги. Их надо собрать и накопить, а это не просто, не за один год такие средства собираются. Обеспечить спокойствие на границах, развивать образованность, без потрясений освободить крестьян, сделать всё для процветания всех сословий империи, вот в чём я вижу свой долг Императора и Божий Промысел который возвел меня на этот Престол и расстроил планы бунтовщиков.
Император замолчал, смотрел на Поэта и ждал его реакции на свои слова. Пушкин безмолвствовал.
— Условия в которых находятся твои, затеявшие бунт, друзья будут улучшаться, но не сразу, я не хочу показать слабость, — доброжелательно заметил Император.
— Александр Сергеевич! — торжественно обратился к Пушкину, Император, — Я даю Вам слово дворянина, что независимо от Вашего решения, Вы сохраните свободу, но Я хочу знать с кем Вы? С теми, кто готов ввергнуть страну в смуту, в смерть и кровь или с теми, кто будет упорно трудится над величием Империи?
— Ваше Императорское Величество, — с полупоклоном негромко сказал Пушкин, — я с теми, кто думает о России и трудится над ее процветанием.
Недурно, подумал, милостиво улыбаясь, Николай Первый, одного поэта Рылеева повесил, другого Пушкина приручил, недурно. Это заткнет рот, тем кто упрекает его в жестокости. А обещание поэту его императорского покровительства и личной цензуры стоит немного. А народ? Да что народ. Народ молчит. Недовольные есть среди ничтожной части дворянства, но они тихо скулят по салонам, выйти на площадь больше никто не посмеет. Самодержец Всероссийский усмехнулся. Пушкин сам же написал: