— Хорошо, — покорно согласилась Наталья Николаевна и с горечью пошутила: Выйдешь за меня? Слышу только на работе,
— Так выходи за Пушкина, — мерзко хихикнула сестра-хозяйка Наина, — девчонки говорили, что он тебя женой зовет. Ты же Гончарова, а этот психованный бандит твой суженый и ряженый. А ещё девчонки говорят …
Договорить она не успела, Наталья Николаевна стремительно встала с кушетки. Как и многие незамужние дамы, хамских шуток и намеков о своем бессемейном положении, она не принимала. Как хирург и современная женщина, образно матерные выражения она знала, как петербуржец в первом поколении и интеллигент во втором, хоть и с трудом, но сумела от их воспроизведения воздержаться. Взглядом гневно обматерила средний медицинский персонал в лице этой дурищи и вышла.
— Строит из себя, — проворчала без слов обматеренная ведьма Наина,
— Займитесь делом, — строго потребовал от нее Черномор.
А выйдя из ординаторской Наталья Николаевна по коридору пошла в палату к раненому Пушкину.
— Вы что тут болтаете? — с порога вызывающе спросила она у лежащего на койке больного.
На поэта Александра Сергеевича Пушкина этот человек был похож, как бывает схожа с оригиналом злая карикатура. Выглядел больной ужасно, голова неровно подстрижена под «ноль», пышные бакенбарды неаккуратно сбриты, на подбородке выступила черная щетина, смуглое лицо осунулось.
— Не ругайся Наташа, — натягивая на себя байковое одеяло тихо попросил он.
— Да я вас не знаю и откровенно говоря знать не хочу, — гневно заявила Наталья Николаевна,
— Не признаешь и решила оставить, так оставляй, — мрачно и сдержанно заговорил Пушкин, — только скажи, как дети, а потом уходи,
Нервы Натальи Николаевны, вымотанные неустроенной жизнью и вконец издерганные суточным дежурством, не выдержали:
— Нет у меня детей! — заорала Наташа, — А вы просто сумасшедший!
Два ходящих соседа Пушкина по палате по одному вышли в коридор, весь перебинтованный третий отвернулся к стене.
— Сам уж вижу, что лишился рассудка, — криво улыбнувшись признался Александр Сергеевич, — а это просто замечательно, это всё объясняет. Скажи я поправлюсь?
— Операция прошла успешно, — сдержанно пояснила Наташа, ей стало чуточку жаль этого типа, — заживление раны идет без осложнений, вашему физическому здоровью ничего не угрожает, а по остальному, то я не психиатр. Вас сегодня отправят в специальное учреждение, там определят заболевание и назначат лечение.
— Скорей бы окончился этот бред, — тяжело вздохнул Александр Сергеевич, — так хочу вернуться домой.
Наталья Николаевна, пожала плечами и уже повернулась уходить из палаты как услышала наигранно бодрый голос больного:
— Наташа, — позвал ее Пушкин и спросил, — А тут в бреду ты замужем?
— Нет, — обернувшись сухо ответила Наталья Николаевна,
— Тогда еще раз, даже тут в горячечном безумии, предлагаю вам руку и сердце, — привстав с койко-место решительно заявил побледневший Пушкин.
Это было приятно, что не говорите, а для нормальной женщины, это всегда приятно. Это почти как примерка новой одежды: тут жмет, здесь давит, материал не тот, размер и покрой совсем не по фигуре; и совершенно ей не идет; и вообще это совсем не её; да и цена … а все равно от примерки откажется редкая женщина.
Наталья Николаевна всегда была совершенно нормальной и совсем не редкой женщиной и оценивая предложение, не отказалась от примерки.
Больной, сумасшедший, вполне возможно ещё и криминальный тип, без средств к существованию, ну зачем он ей? И жать, и давить будет, да и фасон на ее вкус совсем не тот — невысокий, некрасивый с явными признаками смешения рас. А цена то какова? А цена будет непомерно высокая, ну вылечит она его, выходит, выкормит на свою зарплату врача, а он посмотрит на нее уставшую, вымотанную работой, заботой о нём, уже почти утратившую красоту и женскую прелесть цветущей молодости и поправившись скажет …, а может и не скажет, а молча уйдет, а то ещё хуже, будет бегать «налево», лгать, скандалить, бухать.
— Благодарю за предложение, — сдержанно и сурово сказала Наталья Николаевна и максимально деликатно отказала, — я над ним подумаю,
— Забавно, — болезненно усмехнулся Пушкин, — там, в той нормальной жизни, твоя матушка в первый раз на моё предложение, почти так — же ответила,
— А вы, что ждали? — невольно улыбнулась ему, Наталья Николаевна,
— Ждал? — сдержанно переспросил Пушкин, а потом решительно заявил:
— Я Наташа не жду, я своего добиваюсь.
Наталья Николаевна опять пожала плечами и вышла из палаты. Было странно, чуточку тревожно и как-то радостно. Это солнечный зайчик нежданно проник в затаенный уголок ее души, где она безнадежно мечтала, что ее будут любить и добиваться, а не практично предлагать заняться сексом для снятия стресса или для удовлетворения физиологической надобности, под спиртик или коньячок.
— Наталья Николаевна! — подбежала к ней запыхавшиеся медицинская сестра и с легким укором, — Ну где вы ходите? Там очередного привезли, к операции бригада его уже подготовила, ждем вас!
— Таня, — неожиданно спросила хирург Гончарова, — А как вы к Пушкину относитесь?
— Сволочь он, — гневно заявила хорошенькая Таня, — всю жизнь мне поломал. Я до замужества Лариной была, так в школе издевались, в медколледже дразнили. На последнем курсе вышла замуж за отставного полковника, честно говорю, ради квартиры вышла и взяла фамилию мужа. Бац, а муж импотентом стал. Напророчил, этот Пушкин, этот сукин сын![5] Но, — Таня беззаботно засмеялась, — я хоть и была другому отдана, но все же застукал меня муж с любовником. А дальше вы сами знаете.
Год назад Татьяну и Евгения привезли на машине скорой медицинской помощи. У Тани было сильное сотрясение головного мозга и множественные ушибы мягких тканей. А ее любовника, потерпевшего Евгения, с окровавленным лицом, переломанным руками и проникающими ножевым ранением в анус оперировала Наталья Николаевна.
Евгений выздоровев исчез в неизвестном направлении. А Таня прижилась в больнице, сначала она помогла Черномору снять сексуальное напряжение и ей зачли пребывание тут за учебную практику, затем успешно окончив медицинский колледж она пришла сюда работать. С мужем Таня быстро развелась и вернула свою девичью фамилию. Таня была очень милой, привлекательной женщиной и хорошим человеком, она отлично ассистировала хирургам на операциях, как могла так и помогала лечить больных, этих «несчастненьких» в терминах другого времени. Просто этот хороший человек Таня живет в этических нормах начала третьего тысячелетия, а согласитесь это совсем не нравственные законы первой четверти века девятнадцатого.
Ну а полковника от уголовного дела «отмазал» его бывший солдат, ставший адвокатом.
— Вы Наталья Николаевна, об этом Пушкине даже и не думайте, — по-доброму посоветовала Таня, — не пара он вам.
— Знаю, — улыбнулась Наташа, — спасибо Таня.
Они шли по коридору в операционную и было совершенно непонятно о каком Пушкине они говорят, о давно усопшем поэте или о тихом сумасшедшем больном лежавшем в отделении хирургии. Это Санкт-Петербург, Александр Сергеевич Пушкин отсюда никогда и не уезжал, его любили, ненавидели, завидовали, его читали и декламировали, а многие не читали, а уж тем более не декламировали и вообще были к нему совершенно безразличны, но и эти про него знали. О его личной жизни всё также сплетничали, о стихах и прозе спорили. Он тут по-прежнему живёт в томиках домашних библиотек и по своему последнему адресу: Санкт-Петербург, наб. реки Мойки, д. 12. «Мемориальный музей-квартира А. С. Пушкина».
Ужин был так себе, в принесенных из дома пластиковых коробочках лежала холодная еда для нищебродов с жалкой маскировкой под диету, Наталья Николаевна с некоторым усилием исключительно по необходимости принимала пищу и уныло думала о неминуемой язве желудка от такого питания. Окончив прием пищи, накинув длинный пуховик поверх медицинской униформы, она вышла из ординаторской во двор. Закурила. В длинной тонкой дамской сигарете был не табак, а мелко резанные, пропитанные химическим никотином водоросли. Вечер, сумерки, уже вторая половина обычного суточного дежурства. Было горько, тошно и зябко. Шел противный петербургский снег с дождем. От забавного случая этого «солнечного зайчика» несуразного предложения Пушкина ничего не осталось, всё растаяло и превратилось в липкую грязь на асфальте.
К выходу из отделения подъехала машина «Скорой помощи». Усталая немолодая санитарка вывела из здания больного. Невысокий, смуглый, худой человек в большой не по росту больничной пижаме, коротких полосатых штанах и казенных тапочках на босу ногу дрожал на холоде. Наталья Николаевна узнала Пушкина и отвернулась.
— История болезни и направление, — передала санитарка фельдшеру документы больного.
— Проходите в машину, — предложила замерзшему мужчине коренастаяженщина, фельдшер.
— Куда?! — раздался противный бабий визг, — Больничные вещи верните!
Наталья Николаевна обернулась, кричала Наина сестра — хозяйка хирургического отделения.
— Я что ли за них должна платить? — продолжала визжать Наина.
Наталья Николаевна почувствовала, как резко с перебоями забилось сердце, стало дурно, закружилась голова. Прекрасный фехтовальщик Госпожа Смерть уверенно вонзила тонкий огненный клинок в сердце Наташи.
Это инфаркт, сразу определила врач Гончарова, а при инфаркте необходимо немедленно лечь и …
— Замолчите! — срывая голос истерично закричала Наталья Николаевна, этой склочной и жадной бабе, — Я заплачу!
Она сорвала с плеч пуховик, подскочила к Пушкину и укрыла его, а потом уже ничего не слыша, и не чувствуя как слезы заливают ей лицо побежала в тепло отделения. Госпожа Смерть продолжала держать тонкий огненный клинок в ее сердце.
— Наташа! — закричал Пушкин, но Наталья Николаевна его не услышала. Стало темно. Наташа летела в пропасть. Госпожа Смерть держала ее за руку и летела рядом.