Лукреция действительно растерялась. Отец не мог сделать такого, просто не мог! Он всегда считал Чезаре своим сыном, конечно, было заметно, что Папа любит Джованни больше, чем Чезаре. Но чтобы отказаться…
Вдруг она решительно вскочила:
– Я сейчас… я сейчас спрошу… не может быть, чтобы это было так!
Лукреция бросилась к отцу, но сразу поговорить с понтификом не удалось, тот был в кабинете. Пришлось остановиться у двери, ведущей в его личные покои, и немного подождать. Вернее, ждать пришлось довольно долго, Папа совещался с кем-то из кардиналов по нескольким весьма важным вопросам.
Девочка сокрушенно вздохнула и, скучая, прислонилась к стене. Уйти, чтобы прийти позже? А вдруг совещание сейчас закончится? Потом отца могут отвлечь другие дела, и до самого вечера с ним не удастся поговорить… А Чезаре плачет…
Лукреция никогда не видела плачущего Чезаре, это было столь необычно, что она до сих пор не могла опомниться. Отец отказался от старшего сына? Такого просто не могло быть! Родриго Борджиа любил всех детей, даже Джофре, про которого Чезаре говорил, что он им не брат. Пусть Джованни он любил больше, но ведь их с Чезаре одинаково?
Она попыталась мысленно доказать брату, что его даже больше, чем ее. Не получалось. Лукреция даже разозлилась сама на себя: ну как можно измерять, кого отец любит больше?! Просто Джованни более слабый и глупый. Джофре еще глупей, но он пока слишком мал, подрастет – поумнеет.
Сердясь на саму себя, она прислушалась к голосам за дверью. Кардиналы говорили о короле Неаполя Ферранте. То, что услышала девочка, заставило ее забыть даже о слезах любимого брата. Лукреция осторожно перекрестилась, потому что Асканио Сфорца с легким смешком рассказывал об ужасах, творившихся в подвалах страшного короля.
Король Неаполя Ферранте действительно был чудовищем даже по меркам страшного времени, когда жизнь человеческая не стоила ничего. Но он не убивал, он мучил. Невысокого роста, коренастый, обросший не просто волосами, а черной шерстью, смуглый, с такими же черными кустистыми бровями, почти скрывавшими под собой глаза, он действительно похож на зверя. У Ферранте имелась еще одна особенность, приводившая в ужас всю Италию: взамен выбитых еще в молодости в драке двух передних зубов ему выковали золотые и вставили в челюсть. Но то ли кузнец не рассчитал, то ли просто так получилось, только эти золотые зубы были больше похожи на клыки зверя, и считалось, что Ферранте не носит с собой оружие, оно ему не нужно, потому что зубами король способен загрызть любого, кто рискнет напасть. Говорили, что он прокусывает вену и пьет кровь жертв.
Этого никто не видел, зато многие видели, что он держит своих врагов, попавших в плен либо захваченных обманом, в клетках на цепи и ежедневно прогуливается меж рядов этих клеток в ожидании, когда очередная жертва погибнет от пыток и голода. Но и тогда клетка не оставалась пустой – лекари бальзамировали умершего, и труп возвращали обратно в назидание остальным, чтобы понимали, что и после смерти им не убежать от Ферранте.
Даже самых преданных своих слуг это чудовище приказывало убивать во сне. Иногда просто так, чтобы остальные боялись спать, боялись всего, чтобы каждый день превращался в пытку, ибо как бы ни была трудна жизнь, человек цепляется за нее до последнего.
Теперь венгерский король просил разрешения на развод с дочерью этого чудовища донной Элеонорой. Лукреция понимала, что дочь может быть совсем не похожа на отца, но все равно содрогалась. Король Неаполя Ферранте, в свою очередь, разводу всячески противился, прислав в Ватикан с подарками и заверениями в дружбе своего среднего сына. Теперь на Папу давили с севера и с юга, а он ловко лавировал, пытаясь удержать на привязи, но на расстоянии обе стороны. Ловкости Родриго Борджиа не занимать, лавирование удавалось.
Лукреция знала, что и она сама тоже предмет торга, ее замужество должно послужить политическим целям. Уже достаточно наученная общением с хитрой Джулией и во многом благодаря ее наставлениям юная девушка была уверена, что за кого бы ее ни выдали, она сумеет завести себе достойного любовника, оставаясь при этом в прекрасных отношениях с мужем. Если Джулии удается держать на расстоянии своего недотепу Орсино, мирно жить с его матерью донной Адрианой и при этом иметь дочку от Родриго Борджиа, то почему это же не удастся Лукреции?
Дочь Папы была в себе уверена. Она хорошела день ото дня, потому что относилась к той породе женщин, которые с возрастом превращаются из гадких утят в прекрасных лебедей. Правда, до лебедя было еще ой как далеко, но гусенок уже чувствовал свою силу. И прежде всего эта сила заключалась в имени Борджиа!
Лукреция так задумалась, что даже не услышала окончания разговора и едва успела отскочить в сторону, когда дверь вдруг открылась. Пришлось низко склониться перед вышедшим первым кардиналом Джулиано дела Ровере. Кардинал строго и недовольно глянул на девушку, лицо его буквально перекосило. Женщинам не место в Ватикане вообще, как может понтифик разрешать своей дочери расхаживать по кабинетам дворца?! Это граничило с оскорблением Святого престола.
Вдруг дела Ровере внимательно посмотрел на присевшую девушку. Понятно, что та явилась к кабинету отца без разрешения, но почему бы этим ни воспользоваться? Хороший повод в очередной раз пнуть противника.
В этот миг Лукреция, не выдержав паузы, вдруг подняла любопытные глаза на кардинала. Все продолжалось всего несколько мгновений, но дела Ровере, встретившись взглядом с юной девушкой, вдруг понял, что именно против этого ребенка он не будет делать ничего. Вот не будет, и все тут.
Кардинал окинул ее взглядом с ног до головы и усмехнулся, а Лукреция тихонько вздохнула: как он хорош! Джулиано дела Ровере действительно являл собой прекрасный образец мужской красоты. Он был высок, силен, лицо казалось высеченным из камня, настолько тверды его черты, даже ямка на подбородке сродни мраморной… Жесткий взгляд синих глаз…
Лукреция уже была готова влюбиться, как вдруг из кабинета кардинала окликнул голос понтифика. Папа всего лишь спросил что-то малозначащее, но ответом оказался взгляд дела Ровере, полный такой ненависти, что девушка даже отшатнулась. Этот красивый сильный человек ненавидел ее отца!
Лукреция невольно прижалась спиной к стене и стояла так, пока Джулиано дела Ровере и еще два кардинала не вышли из комнаты. Стражник у двери кивнул ей на кабинет:
– Никого…
Девушка тихонько скользнула внутрь, совершенно не думая, что скажет Папе, просто стоять под сочувствующими взглядами стражи было неловко. Понтифик откровенно испугался:
– Что, Лукреция?! Что случилось?
Женщинам не полагалось появляться в Ватикане, а уж вот так – без вызова, без предупреждения входить в кабинет Папы… Это могло быть только в случае чего-то особенного.
Первые мгновения Лукреция не могла вымолвить и слова, перед глазами стояло лицо Джулиано дела Ровере. Это еще больше испугало Александра. Он попытался усадить дочь в кресло, погладил по волосам. Лишь почувствовав знакомые прикосновения, услышав родной голос, девушка, наконец, смогла вымолвить:
– Как он вас ненавидит, Ваше Святейшество…
– Кто?
Кивок на дверь подсказал понтифику, кого имеет в виду его дочь. Александр усмехнулся:
– Это уже давно, Лукреция. Я привык. Кардинал Джулиано дела Ровере был моим главным противником на выборах, проиграв, он утроил свою ненависть.
– Но как вы не боитесь его?
– Все в руках Господа, девочка моя. Но ты не из-за этого пришла сюда? Что-то случилось?
Лукреция вспомнила о причине своего неожиданного появления:
– Ваше Святейшество, Чезаре… плачет.
– Плачет? Почему?
– Он плачет, потому что вы от него отказались.
Понтифик откровенно расхохотался.
– Дитя мое, я никогда не откажусь от вас, никогда! И от Чезаре не думал отказываться. Просто, чтобы он стал кардиналом, нужно доказать законность его рождения, дав фамилию мужа его матери.
Видя, что дочь немного успокоилась, Александр взял ее за руку и позвал:
– Пойдем, я покажу тебе, как можно приходить сюда, оставаясь незамеченной.
– Откуда приходить?
– Пойдем, пойдем…
Понтифик действительно показал дочери тайный подземный проход во дворец, который решил ей подарить. Поняв, что у нее отныне будет свой дворец, Лукреция просто расплакалась. Вытирая тыльной стороной ладони брызнувшие из глаз слезы, она только кивала и блаженно улыбалась на уговоры отца не плакать.
– А Чезаре, у него будет свой дворец?
– Чезаре теперь кардинал, ему полагается жить в Ватикане. Но ты будешь приходить к нам, теперь знаешь как. А с Чезаре я сегодня поговорю, скажи брату, что приду вечером.
И все равно Чезаре не был в восторге от своего назначения, он ворчал:
– Я бы лучше, как Джованни, учился военному делу. Мне по душе охота, верховая езда, бои, а не сутана…
Понтифик пожал плечами:
– Воюй, кто же мешает? И охотиться можешь сколько угодно.
– Но как? В кардинальской мантии?
– Вовсе нет. Ты часто видел Джулиано дела Ровере в мантии? К тому же он очень любит охотиться…
При упоминании кардинала дела Ровере Лукреция испуганно вскинула на отца глаза, а кулаки Чезаре невольно сжались. Папа чуть улыбнулся, сестра, видно, поделилась с братом дневными наблюдениями.
– Но охотиться вместе с кардиналом не советую, он не всегда попадает в дичь…
Не успела Лукреция осознать, что значат слова отца, как понтифик с удовольствием добавил:
– Джулиано дела Ровере сегодня уехал на север. Думаю, поехал жаловаться на меня французскому королю Карлу.
– Вы не боитесь, Ваше Святейшество?
Улыбка снова тронула красивые губы Папы:
– Не боюсь. У меня есть дети, которые мне помогут. Лукреция, тебе пора замуж.
Это был столь неожиданный переход, что девушка даже отложила воздушное печенье, которое держала в руке. Ужин превращался в серьезнейшую беседу.
– Мне? За кого?
Лукреция уже дважды была помолвлена, но оба раза отец заранее давал понять, что не намерен выполнять условия помолвки, чтобы она не беспокоилась. Она даже не чувствовала себя невестой. Неужели на сей раз все серьезно?